— Совершенно верно, не мог.
— А неопытный или не шахтер?
— Мистер Блэар, возможно, это ускользнуло от вашего внимания, но я в любой момент знаю, кто находится у меня на шахтном дворе.
— Где сейчас Харви Твисс?
Ведж даже остановился:
— Не здесь, тут его нет.
— А где я мог бы его найти?
— Зачем он вам нужен?
— Харви Твисса не было в списке спасателей, но, согласно докладу комиссии по расследованию, именно Харви Твисс обнаружил в забое тело своего сына. Отсюда я делаю вывод, что вы послали его в шахту. Я хотел бы задать ему несколько вопросов о катастрофе.
— Я не посылал его вниз.
— В докладе говорится, что он находился внизу, в шахте.
— Я его туда не посылал.
Сбитый с толку, Блэар совершенно не понимал, о чем они спорят.
— Где он сейчас?
— На кладбище при нашей приходской церкви. В тот же день, когда он похоронил Бернарда, своего сына, Харви Твисс лег на пути перед лондонским экспрессом, и ему отрезало голову. Теперь они оба лежат рядышком, бок о бок, отец и сын. Но в шахту я его не посылал.
С полей шляпы Блэара хлынул ручеек воды. Чувствуя себя полным идиотом, Блэар принялся раздумывать над тем, почему в словах управляющего шахтой сквозит явная неприязнь к Твиссу и в чем причина столь болезненной чувствительности Веджа к расспросам о клети. Сквозь завесу дождя Блэар скосил взгляд на возвышавшийся над шахтным стволом копер, потом, следуя за канатами подъемного устройства, перевел его на расположенное по диагонали через двор кирпичное строение без окон, в котором размещалась лебедка.
— Твисс работал на подъемнике?
— Этот тип был единственным во всем шахтном дворе, кого я не мог видеть. Единственным человеком, скрытым от моих глаз. И именно он, единственный, и покинул свой пост.
— Когда вы это обнаружили?
— Я поймал его, когда он пытался на руках вынести со двора сына. Оба черные, почти незаметные в той пыли, что тут стояла. Но я уже к тому времени разыскивал его в оба глаза!
— И что?
— Уволил его на месте. К пожару проступок Твисса не имел никакого отношения, упоминание о подобном в докладе комиссии по расследованию тоже ни к чему. Но, сын там или не сын, а свой пост он бросил.
Лебедочная изнутри оказалась довольно высоким зданием, выстроенным с таким расчетом, чтобы в нем свободно разместилась паровая машина размером с паровоз, с той только разницей, что тут паровик приводил в движение не колеса, а вертикально поставленный барабан диаметром в восемь футов. Канат с гулким напряженным звуком сматывался с барабана, уходя под углом вверх, к козырьку крыши, и дальше на улицу; от его похожего на стон гудения вибрировала и звенела на крыше черепица.
Блэар любил эти мощные шахтные лебедочные, от одного вида которых создавалось впечатление, будто их паровые машины крутят сам земной шар. Подъемный механизм шахты Хэнни являл собой отличное произведение инженерного искусства: тяжелый чугунный барабан, поршни двустороннего действия, приводные тяги из желтого бронзового сплава, клепаный стальной котел — все это было огромным, сложным, и рядом со всеми этими механизмами казался карликом управлявший ими человек с худым, изможденным лицом. Он сидел в темной шляпе типа тех, что надевают на похороны, в пальто и перчатках, на кончике носа у него висела капля. Руки человек держал на рычагах, а все его внимание было настолько приковано к белому циферблату, освещенному двумя газовыми лампами, что, когда в помещение вошли Ведж и Блэар, он лишь стрельнул в их сторону глазами. И хотя человек этот сидел среди рукотворных машин и механизмов, по внешнему виду он вполне мог сойти за обитателя подземного царства мертвых. Возле двери висело подписанное управляющим шахтой объявление: «Вход в помещение подъемника всем лицам категорически запрещен». Другое объявление гласило: «Не отвлекайте машиниста подъемника!»
— Не обращай на нас внимания, Джозеф, — проговорил Ведж, стряхивая с бороды капли дождя, и пояснил Блэару: — Джозеф следит за указателем.
С указателями Блэар был знаком. Этим солидно звучащим словом обозначался простой циферблат с одной-единственной стрелкой. На лицевой стороне циферблата было нанесено несколько буквенных обозначений: С, выделявшееся там, где, будь это циферблат часов, стояло бы три часа, обозначало «стоп», В на двух часах — «верх», Н на десяти часах — «низ» и С на девяти часах — «стоп». Сейчас стрелка указателя, двигаясь против хода часов, заметно приближалась к букве Н, и это означало, что клеть с людьми или вагонетками неслась по стволу шахты вниз со скоростью почти сорок миль в час. Когда стрелка дойдет до буквы Н, Джозеф должен будет включить тормоз, чтобы вначале замедлить падение клети, а потом остановить ее, едва стрелка указателя достигнет отметки С. Автоматического тормоза клеть не имела. Поэтому, если бы машинист подъемника не замедлил вращение барабана, клеть бы на максимальной скорости ударилась о дно шахтного ствола. Сама металлическая клеть при этом, возможно, и не пострадала бы, но все находящиеся в ней непременно бы погибли. Если же при движении клети вверх машинист подъемника не включил тормоз, когда стрелка указателя подошла к букве В, клеть вылетела бы из ствола шахты, ударилась о блок на вершине копра и катапультировала бы вверх все и всех, в ней находящихся.
— И никто сюда не заходит? — спросил Блэар.
— Запрещено, — ответил Ведж. — Даже топка котла загружается снаружи.
— Никакие дружки, приятели?
— Нет.
— А девушки?
— Никогда. Джозеф, в отличие от Твисса, член общества трезвости. У него нет дурных наклонностей и привычек, ничего плохого о нем не говорят, и ни в какие истории он не попадает.
Стрелка указателя поравнялась с буквой Н, Джозеф нажал на рычаг тормоза и держал его до тех пор, пока стрелка не остановилась у буквы С. Низкое гудение каната смолкло. Теперь минуту или две клеть будет оставаться внизу, пока ее разгрузят и загрузят снова.
— Джозеф, — проговорил Ведж, — это Блэар, у него есть к тебе пара вопросов. В день взрыва ты работал снаружи, на загрузке топки. Твисс самовольно, через минуту или две, после того как все мы ощутили удар взрыва, выскочил отсюда и послал тебя управлять клетью. Я не видел всего этого, и уж, безусловно, сам я не посылал его вниз в шахту, верно?
Джозеф с торжественно-важным видом кивнул, и Ведж наградил Блэара осуждающим взглядом.
— Теперь у тебя чистая работа, и работа под крышей, так? — продолжал Ведж.
Джозеф вытащил из рукава носовой платок. Сквозь люк наверху, через который выходил канат, внутрь попадали капли дождя и первые, еще серые лучи дневного света. «Удобно ли будет глотнуть сейчас немного мышьяка»? — подумал Блэар.
— Когда Твисс затащил вас сюда и заставил управлять подъемником: до того, как спустилась первая группа добровольцев-спасателей, или после? — спросил он.
— После, — ответил Джозеф.
— То есть все обернулось к лучшему, верно? — сказал Ведж.
Джозеф громко высморкался. Блэар уже готов был уйти, но Джозеф, словно повинуясь движению какого-то своего внутреннего маховика, вдруг добавил:
— Твисс был жертвой дурных привычек. Карты, пьянство. Как миссис Смоллбоун мирилась со всем этим, понять не могу.
Установленный рядом с указателем колокол прозвонил дважды, давая знать, что клеть готова к подъему.
