— А почему вообще миссис Смоллбоун нужно было с этим мириться? — спросил Блэар.
Джозеф с грустным видом воздел глаза вверх, словно скорбя над гробом:
— Твисс квартировал у нее. Конечно, заработать лишний пенни не грех, но, если пускаешь грешника в дом общества трезвости, добра не жди. — Он нажал на другой рычаг, и барабан подъемника начал вращаться в другую сторону, сперва тяжело, неторопливо, а затем со все возрастающей скоростью.
Оказавшись снова на шахтном дворе и оставшись в одиночестве, Блэар, пользуясь тем, что уже рассвело, замерил шагами расстояние от подъемника до ствола шахты, потом до конторки смотрителя работ и до середины двора. Из-за проливного дождя он с трудом различал общие очертания сортировочного навеса; о том, чтобы разглядеть под ним Розу, нечего было и думать.
Шарлотту он заметил, еще только подходя к гостинице. Она вышла из аптеки на другой стороне улицы, невысокая, в простом темном повседневном платье, цвет которого Блэар затруднился бы определить: то ли черный, то ли бордовый. Лицо ее скрывали шляпка и вуаль такого же неопределенно- чернильного оттенка, в тон им были и зонтик, и перчатки; женщина, одетая подобным образом, могла оказаться либо только недавно потерявшей кого-то из близких, либо Шарлоттой Хэнни. Блэар обратил внимание на то, что походку ее на этот раз не отличали обычные резкость и энергичность. Зонтик болтался нераскрытым у нее на руке; она отошла недалеко, до витрины лавки модистки, остановилась там в нерешительности и так и стояла под дождем, словно не зная, куда идти. Скорее всего, просто поджидала свою коляску, решил Блэар.
Он старательно обошел ее стороной — как обогнул бы паука, — поднялся к себе в номер, стряхнул с одежды капли дождя, выпил стаканчик бренди, чтобы разогреть кровь, и развернул схему двора шахты Хэнни. Теперь по крайней мере в одном у него появилась полная ясность: когда после взрыва под землей произошел выброс дыма и пыли, на шахтном дворе царила полная неразбериха, усугублявшаяся непроглядной мглой. Сейчас ему казались еще более героическими те усилия, что приложил Бэтти в подземных штреках; Ведж, однако, явно не годился в надежные свидетели того, что происходило в то же самое время на поверхности. Управляющий шахтой утверждал, что отправил первую группу спасателей в клети вниз через пять минут после взрыва. Но прежде чем это могло произойти, Ведж должен был вначале прийти в себя, затем разыскать фургоны с лошадьми, не разбежавшимися от взрыва, найти и собрать добровольцев, раздать им лампы — все это, по прикидке Блэара, требовало никак не меньше пятнадцати минут.
Блэар схватил дневник Мэйпоула и принялся листать страницы, пока не нашел нужную ему запись, датированную 17 января. Из-за того, что именно в этом месте пересекались строчки, он, читая дневник раньше, неверно понял несколько слов. «Как попасть в этот другой мир? Вот в чем ключ», казалось тогда ему. На самом же деле в дневнике говорилось иное: «Твисс — вот ключ» [44].
Если единственным местом шахтного двора, недоступным взгляду Веджа, было помещение подъемника, значит, существовала возможность того, что, при соучастии Харви Твисса, машиниста подъемника, Мэйпоул мог не только прятаться в этом помещении, но и, прикрываясь дымом пожара, незаметно пересечь короткое расстояние от лебедочной до шахтного ствола и совершить поступок, в равной мере идиотский и крайне несвоевременный — спуститься с клети в тот более реальный мир, который он так жаждал узнать, как раз когда там все взрывалось и горело. В пылу религиозного рвения такому потенциальному «Спасителю», как Мэйпоул, вполне могло не прийти в голову, что при подземном пожаре любой непрофессионал в шахте оказывается в лучшем случае липшей обузой.
Блэар почувствовал легкий озноб, от которого волосы у него стали как будто жестче, и позволил себе еще стаканчик бренди. Бросив взгляд в окно, он удивился, обнаружив, что Шарлотта Хэнни по-прежнему стоит перед витриной модистки. «Если ей так нравится торчать под дождем, стоило по крайней мере надеть шляпу с широкими полями, а заодно и украсить ее вместо лент колючей проволокой», — подумал Блэар. Из лавки вышла хозяйка и с порога раскрыла зонтик, словно подавая тем самым молчаливый пример и приглашая последовать ему. Но Шарлотта казалась не только глуха к приглашению, но и слепа к уличному движению: прямо под носом у лошади, впряженной в телегу, везшую бидоны с молоком, она сошла с тротуара и направилась через Уоллгейт. Даже Блэар у себя в номере инстинктивно протянул руку, как бы пытаясь предостеречь или остановить Шарлотту. Возница резко дернул за вожжи, от рывка одна из фляг вывалилась на мостовую, и от нее по булыжникам потянулся длинный белый ручей. Не обратив на все это никакого внимания, Шарлотта все такой же отвлеченно-рассеянной походкой пересекла мостовую и углубилась в переулок, начинавшийся на той же стороне улицы, на которой стояла гостиница.
Такой видеть Шарлотту Хэнни Блэару еще не доводилось: до сих пор он лицезрел ее лишь в разного рода спорах и стычках, где она неизменно действовала со злостью и целеустремленностью осы. Возможно, ливший дождь способствовал созданию именно такого впечатления, но, глядя на Шарлотту, вымокшую и какую-то пришибленную, из окна своего номера, Блэар почувствовал почти сострадание к ней. Шарлотта удалялась, пока не скрылась из виду, и в том, как она растаяла в пелене дождя, было нечто призрачное — словно все это происходило во сне.
Блэар вернулся к докладу комиссии по расследованию взрыва, на этот раз расстелив перед собой карту подземных выработок. Если Мэйпоул действительно спустился в шахту, то что же произошло там, внизу? Благодаря тому, что Бэтти со своими людьми осторожно продвигались по главной дороге, никто из спасателей не пострадал от газовой смеси, образующейся после взрыва. Все найденные тела погибших были идентифицированы, все рабочие места осмотрены. Возможно, Мэйпоул, покрытый, как и все, с ног до головы сажей и угольной пылью, поднялся наверх неузнанным, помогая вытаскивать носилки с пострадавшими? А потом, находясь в шоке от увиденного, ушел куда глаза глядят? Интересно, какое впечатление произвела на викария, так часто поминавшего ад в своих молитвах, первая встреча с частицей этого самого ада? Но если он ушел, то куда? Блэар вернулся в своих рассуждениях к тому, с чего начинал. Чем больше предположений он допускал, тем более далеко идущими оказывались возможные выводы из этих предположений. Но, с другой стороны, после катастрофы Мэйпоула больше никто не видел. И главное, его не видели именно после катастрофы. То есть что бы ни сделали — или не сделали, — Твисс и Мэйпоул, это не могло иметь никакого отношения к самому факту взрыва.
Блэар снова подошел к окну. Разбавленное дождевой водой, разбрызганное колесами проезжавших экипажей разлившееся молоко все еще образовывало достаточно ясно видимый узор между булыжниками мостовой. Девушка, у которой вместо сердца булыжник, — вот что такое Шарлотта Хэнни, подумал он. Сам не понимая почему, Блэар вдруг схватил шляпу и выскочил из номера, бросившись на поиски Шарлотты.
Переулок был забит тележками, с которых торговали мясными обрезками, устрицами и дешевой рыбой. Они стояли так плотно, что бараньи головы на разных тележках оказывались почти впритык друг к другу; куски рубца напоминали свернутые тряпки. Блэар протолкался через рыбный ряд, где соленую селедку на тележках прикрывала материя, сплошь усеянная — будто вышитая — рыбьей чешуей. Шарлотты нигде не было видно, тем более что ростом и яркостью одежды она не выделялась.
В противоположном конце переулка располагался под открытым небом небольшой базарчик, где царили торговцы дешевой и подержанной одеждой, преимущественно ирландцы, и жестянщики, главным образом цыгане. Новые и перешитые пальто, шинели, плащи висели словно мокрые паруса. В месте, где базарный переулок расходился на два рукава, Блэар выбрал тот, что, по его прикидке, вел в сторону моста Скольз- бридж и улицы, где жил Мэйпоул. На покрывавшей мостовую грязи, среди бесчисленных следов клогов, он обнаружил лишь один-единственный отпечаток женской туфли. Там же валялись куски овечьего помета. Он вспомнил про стада, описанные Мэйпоулом в его дневнике, одно из которых Блэар сам видел в тот день утром.
За отходившим вбок тупиком, где размещалось несколько небольших литейных мастерских, на истоптанной клогами мостовой Блэар снова увидел отпечаток туфельки, такой маленький, что его можно было принять за след ребенка. Улица становилась все уже, кирпичные стены домов словно наклонялись навстречу друг другу, крыши почти соприкасались, пропуская сверху в улицу тонкую, как простыня, завесу дождя, мгновенно таявшую в уличном полумраке. Блэар остановился перед дверью Мэйпоула в полной уверенности, что обнаружит Шарлотту в комнате викария; но комната оказалась такой же пустой, какой Блэар оставил ее несколько дней назад, портрет плотника Христа висел в темноте на прежнем месте, дощатый пол был сух — за исключением лишь порога: по-видимому, совсем недавно кто-то приоткрывал
