не состарилась.
— Кого «его»? — переспросила Анна.
— Дурочкой прикидываешься? — Глаза Лизаньки вспыхнули ненавистью. — Я-то знаю, что ты умна. Но ум у женщины не в почете. Мужчин он пугает. А вот от женских прелестей они с ума сходят — грудь Дианы, ланиты Флоры, ножка Терпсихоры — и ты идеал, которому они будут поклоняться и которого будут неистово желать. Им нужна игрушка для забав и отдохновения. Князь Болховской такой же, как все. Одно не пойму, что он в тебе-то нашел?
Анна равнодушно пожала плечами и, стараясь не смотреть на оружие в чуть подрагивающей руке, ответила:
— Возможно, он не такой, как все.
— Да, — неожиданно согласилась Лизанька, и гнев ее поутих. — Он особенный. Он очаровывает и манит, как таинственная бездна. Знаешь, что пропадешь, а сил сопротивляться нет.
— Зачем ты это делаешь? — спросила Анна, видя, что Романовская вдруг настроилась на лирический лад.
— Потому что он был мой. С самого начала. Он мне обещал… давно… сказал: «Если женюсь, то только на такой красавице, как вы, Лизанька» и поцеловал…
Анна ужаснулась:
— Когда же это было?
— Говорю же давно, — досадливо повела плечиками Лизанька. — Да, мне было десять. Ну и что? И поцеловал он меня в лоб. Какое это имеет значение? Он дал обещание. Я стала его суженой. А потом все эти… мотыльками вокруг него стали порхать. Ненавижу!
Лизанька поджала губы, и Анна поняла, что сейчас может прозвучать выстрел.
— Подожди! Ты хочешь сказать, что всех этих несчастных женщин смогла уничтожить ты одна? — с трудом, но Анна заставила себя допустить в свой голос нотку восхищения. Тянуть, тянуть время. Может быть, в доме кто-нибудь спохватится, что ее нет.
— Без сомнения, хотя это было нелегко. И глупышку Давыдову, — Романовская чуть поморщилась, — увы, несколько неловко. Но вот кокетке Кити за ее «конфекты» с князем конфектами и досталось. Остроумно, правда? С Адельбергшей все было проще. Но если бы ты видела, что они друг с другом вытворяли! — голос Лизаньки возмущенно зазвенел, и, уловив вспышку ревности в глазах Анны, она удовлетворенно заметила: — Вижу, ты меня понимаешь. Для княжны Надин, мне даже жаль ее, случайно в переплет попала по воле родителей, шляпная шпилька пригодилась. Весьма оригинально, не так ли?
— А Варенька Коковцева? — наугад спросила Косливцева.
— С этой пришлось повозиться. Идея с пожаром пришла как озарение. Если все вокруг полыхает, то почему бы не загореться и ее дому? А дальше в чуланчик подтолкнуть и дверь тростью подпереть было делом нехитрым. — Романовская засмеялась, и смех ее перезвоном серебряных колокольчиков пронесся по аллее.
Анна смотрела на это прелестное и омерзительное существо и все никак не могла поверить в реальность происходящего. В этот миг за спиной Лизаньки в начале аллеи возникли ладная фигура Болховского, высокий силуэт Кекина и почти квадратная позитура полковника Поля, затянутая в голубой полицейский мундир. Они на миг застыли, потом, как тени, исчезли за стволами лип. Лизанька оборвала смех и даже улыбнулась Анне:
— Если бы не князь, мы могли бы стать подругами. Но довольно. Пора и тебе к ним присоединиться.
— На что ты надеешься? — торопливо произнесла Анна. — Ты же не сможешь извести всех?
— А теперь этого и не надо. Блестящий князь Болховской пойдет на каторгу за убийство Кити Молоствовой, мадам Адельберг и за попытку убийства княжны Давыдовой и… меня. Пока вы здесь на пленере буколическими радостями наслаждались, я хорошо все продумала. При обыске у князюшки и остатки конфект обнаружат, и шпильки шляпные, и редингот с боливаром. Уж я-то знаю, что господин Поль верит только фактам.
— Зачем тебе все это? Ты же любишь его! Как ты можешь желать любимому человеку такой участи?
— Зато там он будет только мой! Опозоренный, презираемый, с клеймом каторжника! От него отвернуться все. И тут я… как ангел милосердия, я одна не поверю в его преступления! — Лицо Лизаньки приобрело мечтательное выражение. — И он падет в мои объятия.
— А записка?
— Что записка? — не поняла Романовская.
— Откуда появилась записка от господина Кекина?
— А-а. У меня его писем — тьма. Нашелся и нужный фрагмент. И что это за допрос? — возмутилась Лизанька. — О душе лучше подумай!
— Елизавета Васильевна, прошу вас, опустите пистолет, — прозвучал за спиной Романовской голос князя Болховского.
Лизанька быстро обернулась, ствол дернулся в сторону, и Анна, затаив дыхание, сделала шаг, другой под защиту спасительных лип.
— Прошу вас, — мягко повторил Борис.
— Ты… Пришел…
Лицо Лизаньки стало по-детски беспомощным, глаза наполнились слезами. Одним взглядом она окинула напряженную, как перед прыжком фигуру Болховского, бледное лицо Кекина, пистолет в руке Поля.
— Не отдам! — топнула она ножкой, резко повернулась в сторону Анны, и два выстрела одновременно взорвали погружавшуюся в сумерки аллею.
— Черт! — в который уже раз выругался за сей день князь Борис и бросился к упавшей Анне. Когда он подбежал к ней, возле распластанной на земле Романовской уже хлопотал Кекин:
— Лиза, Лизанька…
Та с трудом приподняла ресницы. Из черного отверстия на виске толчками струилась кровь. Что ж, выстрел полковника Поля был абсолютно точен. Романовская попыталась приподнять голову, и ее взор остановился на Нафанаиле.
— Что, что? — еще ниже склонился к ней Кекин, пытаясь угадать в ее взгляде последнюю просьбу.
— Да не оставит Господь прощением мою душу, — еле слышно прошептали ее губы. Взор Лизаньки затуманился, из полуоткрытых глаз скатилась по щеке крохотная слеза. И сия земная юдоль перестала для нее существовать.
Кекин растерянно взглянул на Болховского, стоявшего на коленях возле Анны, на Поля, вперившего взор в землю и опустившего свой «кухенрейтер», ствол коего еще дымился, и медленно поднялся. Ни на кого более не глядя, по-стариковски ссутулив плечи, он пошел по липовой аллее прочь от этого места, ничего не видя пред собой и не слыша, как его вначале окликнул Борис, а затем и пришедшая в себя после первого в своей жизни обморока Анна. Кекин заплакал, громко, навзрыд, как плакал когда-то не от боли, но от несправедливости, получив крепкую трепку от отца за шалости, которые не совершал.
Нет, прочь, прочь…
— Оставьте, пусть идет. Ему сейчас никто не нужен, — проявив неожиданную для него деликатность, буркнул полицмейстер.
Переполох в аллее не остался незамеченным. Откуда-то сбежались люди, послышались охи и восклицания, которые перекрыли короткие, деловые распоряжения Поля. Задохнувшийся от непривычной пробежки Петр Антонович, мельком взглянув на измятое и испачканное платье дочери, сползшую с плеч шаль и руки Болховского по-хозяйски обнимавшие ее, строго спросил князя:
— Что здесь, милостивый государь, происходит?
— Не волнуйся, батюшка, все позади, — бросилась к нему Анна.
— Я не к тебе обращаюсь, а к его сиятельству, — строго глядя на Болховского, прервал дочь командор.
— Несколько минут назад здесь было совершено покушение мадемуазель Романовской на жизнь Анны
