Праздник в честь дня рождения Блейз завершился, и ее сестры отправились домой на следующий день, с тем чтобы вернуться сюда опять за неделю до Рождества вместе со всей семьей. Блисс и Блайт сияли от счастья и, несмотря на холод, гордо гарцевали верхом бок о бок с будущими мужьями. В экипаже забилась в угол Дилайт — еще никогда в жизни она не испытывала такой тоски. Блейз была явно счастлива в браке, близнецы нашли любовь с первого взгляда. Дилайт знала, что отец с радостью согласится на предложение лорда Кингсли и эрла Марвудского. Похоже, весной в Эшби будут праздновать сразу две свадьбы.
Дилайт вздохнула в остром приступе жалости к себе. В следующем июне ей исполнится четырнадцать лет, она уже почти взрослая. Она готова выйти замуж — как и три ее старшие сестры. Почему же этого никто не понимает? Почему Энтони Уиндхем не замечает ее? Дилайт видела, что понравилась матери Энтони. И леди Дороти мечтала женить сына. Почему же эта добрая леди так и не поняла, что Дилайт Морган — идеальная пара для Энтони Уиндхема?
Слеза скользнула по округлой щеке Дилайт, и она порадовалась, что Блисс и Блайт предпочли отправиться в путь верхом. Подумать только, как они стали бы насмехаться, заметив, что их младшая сестра грустит! Только Эдмунд понял истинную глубину чувств, которые Дилайт испытывала к Энтони. Вечером, когда Дилайт изводилась от отчаяния, Эдмунд усадил ее рядом с собой и сказал, что мужчина, который когда-нибудь женится на ней, будет самым счастливым из смертных. А потом Эдмунд добавил, что Тони уедет ко двору после двенадцатой ночи. Дилайт заплакала, уткнувшись в его обтянутое бархатом плечо, и Эдмунд принялся утешать ее, угощая сладостями и уверяя, что Тони ее не стоит. Но Эдмунд ошибался!
Вспоминая об этом, Дилайт плакала все горше, вдруг осознав, что чувствует себя просто ужасно. У нее болела голова, к горлу подступала тошнота, а живот то и дело стискивала судорога. В отчаянии она свернулась в тугой комочек и попыталась заснуть. Но по прибытии домой, в Эшби, она втайне порадовалась тому, что ее плачевному состоянию родители уделили больше внимания, чем новостям близнецов. Мать отослала ее к старой Аде, и та, раздевая Дилайт, обнаружила причину отчаяния девушки.
— Посмотрите, миледи, вы только посмотрите! Разве я не говорила, что Дилайт уже совсем взрослая? Вот вам и доказательство! Я никогда не ошибаюсь! — бормотала довольная старуха. Она взяла запачканные кровью нижние юбки девушки и протянула их служанке. — Отнеси это в прачечную, Маб!
Дилайт чуть не закричала от радости, когда события приняли удачный оборот. Внезапно она почувствовала себя лучше. Теперь никто не посмеет сказать, что она слишком молода для замужества! У нее появился шанс завоевать любовь Энтони Уиндхема, и на Рождество она задумала сделать решительный шаг. Она стояла неподвижно, пока старая Ада мыла ее, а мать объясняла, как следует следить за собой женщине в таком состоянии. Получив ложечку подогретого вина и уютно устроившись в постели, которую согревал обернутый фланелью горячий кирпич, Дилайт погрузилась в приятные мечты .
…Восемнадцатого декабря все семейство Морганов вместе с несколькими слугами явилось в Риверс- Эдж.
— Надеюсь, мы не стесним хозяев, — тревожилась леди Розмари, не имеющая ни малейшего представления о размерах дома, в котором теперь хозяйничала ее старшая дочь. — Слишком уж нас много. Да еще теперь, когда Блисс и Блайт помолвлены, их женихи наверняка будут крутиться рядом.
И мать лорда Кингсли, вдова, тоже приглашена. Надеюсь, ей понравится Блайт.
— Несомненно, — успокаивал жену лорд Роберт, — Блейз не стала бы приглашать нас всех, если бы знала, что в доме не хватит места. Что же касается леди Кингсли, я убежден, ей сразу понравится Блайт.
Но Розмари Морган по-прежнему тревожилась. Однако едва она заметила вдалеке силуэт Риверс-Эджа, ее хорошенькие губки изумленно приоткрылись.
— Да ведь это дворец! — выдохнула она, ибо хотя никогда и не видела дворцов, не сомневалась: они должны выглядеть так же величественно, как этот дом.
— Да нет, просто богатый дом, — отозвался ее муж. В жизни он повидал больше, чем его жена, но, хотя и не подавал виду, сейчас он тоже был потрясен этим великолепным строением, которое стало домом его дочери.
Экипажи, в которых разместились лорд Морган, его семейство и слуги, скатились вниз с холма через деревню и вскоре въехали на просторный двор Риверс-Эджа. Пока Морганы и их челядь выбирались из экипажей, Блейз и Эдмунд радостно приветствовали их, выбежав из дома при первом же стуке колес. С такой же быстротой они потащили гостей в дом, где в комнатах жарко пылали камины.
— Мы пригласили только своих родственников или будущих родственников, — извинился Эдмунд. — Надеюсь, праздник не покажется вам скучным, леди Морган.
— Нет, милорд, больше всего я люблю общество родных, — отозвалась Розмари Морган, быстрым взглядом окидывая шеренгу из двадцати слуг, выстроившихся в большом зале.
Блейз ждала прибытия сестер, прежде чем начать украшать дом, и потому на следующее утро, когда мужчины отправились охотиться на кабана, женщины принялись готовить гирлянды. Вернувшись вечером с пустыми руками, мужчины обнаружили, что женщины провели день не без пользы. Риверс-Эдж был увешан гирляндами вечнозеленых растений — остролиста, самшита и лавра. Комнаты наполнял сладковатый сосновый аромат, повсюду были приготовлены рождественские свечи — подобие вифлеемской звезды. Свечами были уставлены все столы в доме.
Энтони Уиндхем был единодушно избран Лордом Беспорядком, и он тут же предложил игру в жмурки. Даже Блейз присоединилась к игре по совету супруга и вскоре веселилась не меньше самых младших из гостей. Дилайт намеренно попалась Энтони, и на вопрос, какой фант она согласна отдать, смело ответила: «Поцелуй!» Узнав свою жертву по размерам и голосу. Тони вовремя повернул голову, и, к вящему разочарованию Дилайт, она лишь скользнула губами по его щеке, что, разумеется, не входило в ее планы. Но прежде чем она сумела возразить, ей завязали глаза и поручили водить в игре.
Двадцать первого декабря, в день святого апостола Фомы, гостей поместья развлекали дети из девяти деревень Лэнгфорда, пришедшие петь здравицу в большой зал Риверс-Эджа. Тонкие юные голоса повторяли строки здравицы, обращаясь к хозяину, хозяйке и их гостям. Каждый из певцов был вознагражден серебряным пенни, и лорд Роберт с женой восхитились щедростью зятя.
Двадцать третьего декабря охота джентльменов наконец увенчалась успехом, и громадный кабан с безобразными кривыми клыками был доставлен домой подвешенным на двух шестах. Маленький Гевин Морган, которому вскоре должно было исполниться шесть, гордо ехал впереди охотников, торжествующе трубя в охотничий рожок. Он впервые побывал на охоте со взрослыми, и всю последующую ночь не мог заснуть от возбуждения.
Двадцать четвертого декабря святочное полено было вырублено из ствола поваленного ясеня, доставлено в зал поместья и положено в большом камине. Все домочадцы — от последней судомойки до самого эрла — подталкивали и пропихивали полено в камин, пока оно не улеглось на предназначенное ему место, что всеми было сочтено хорошим признаком.
Долг призывал Блейз, как хозяйку Риверс-Эджа, зажечь святочное полено. По обычаю каждый год полено зажигали от горящей лучины из полена, сожженного в прошлом году.
Весь год лучина покоилась под кроватью хозяйки дома.
Поскольку в прошлом году Эдмунд Уиндхем не праздновал Рождество, пребывая в трауре после смерти жены, то теперь Блейз подали лучину из последнего святочного полена Кэтрин Уиндхем. Глаза супругов встретились, когда Блейз поднесла пылающую лучину к сухому полену, и почему-то ей показалось, что благодаря этому простому поступку она по-настоящему стала женой Эдмунда, графиней Лэнгфорд. Кэтрин Уиндхем, душа которой ныне упокоилась на небесах, осталась только в воспоминаниях.
А потом все долго пели и смеялись. Святочное полено горело ярко-золотым пламенем в огромном камине зала, все пили эль и поднимали тосты за веселое Рождество. С галереи для музыкантов неслись бравурные звуки. К горячей рождественской сладкой каше на молоке с корицей подавались святочные лепешки. Особенно порадовались такому угощению слуги, которым нечасто доводилось лакомиться сахаром.
Незадолго до полуночи гости отправились в церковь святого Михаила и добрались до нее через час, когда на колокольне церкви, как и по всей Англии, колокола вызванивали славу Рождеству. Они восхваляли не только рождение Христа, но и появление христианства, возвещенное этим рождением. Выйдя из экипажей, эрл, его родные и гости ступили в церковь, чтобы выслушать первую из рождественских
