— Люси будет с тобой, дорогая. Мы с Криспином все устроили. До свидания, милая моя девочка. Будь счастлива! Увидимся в октябре.
И он поспешно увел гостей из зала. Новобрачные молча постояли, не зная, что делать. Филиппа подошла к окну, выходившему на Темзу, и стала наблюдать, как гости садятся в большую барку лорда Кембриджа. Перед тем как подняться на борт, Томас обернулся и помахал рукой. К удивлению мужа, Филиппа залилась слезами.
— Что случилось, малышка? — спросил он, нерешительно обнимая ее.
— Я только что поняла, что мое детство осталось позади, — всхлипнула Филиппа. — Я так думала, когда приехала ко двору, но со мной оставались родные, а теперь я совсем одна. И осознала это, когда дядюшка Томас обернулся, чтобы помахать мне.
И, зарыдав еще громче, она уткнулась лицом в его бархатный колет.
— Глупышка! Ты не потеряла семью, — смеясь, объяснил он. — Пусть ты стала замужней женщиной, но они всегда будут рядом. И когда у нас появятся дети, они тоже станут членами обеих наших семей. Не плачь, Филиппа. Ты просто расстроена, так внезапно расставшись с родными. Но ты не подумала обо мне… Скоро мне будет тридцать один год, и большую часть жизни я провел на службе королю. А теперь у меня внезапно появилась жена! Для меня все это тоже очень непривычно, Филиппа!
Она шумно шмыгнула носом и подняла голову. Темные ресницы слиплись крохотными острыми пиками. Глаза были влажны, щеки — мокры от слез.
— Не так уж я глупа, — заявила Филиппа с достоинством. — Ты мужчина, а для мужчин все по-другому. Ты побывал в разных странах, набрался опыта.
— А ты нет, — спокойно кивнул он, — но тебе этого и не надо. Ты новобрачная, которая только сейчас проводила родных, оставивших тебя с человеком, которого ты едва знаешь. Пора научиться доверять мне, малышка, ибо теперь мы связаны на всю жизнь.
— Меня расстроило прощание с дядюшкой Томасом. Когда он обернулся и махнул рукой, во мне словно что-то оборвалось. После смерти отца он вдруг появился, чтобы проводить маму ко двору. И тогда же объяснил степень нашего родства: его и мамин прапрадеды были братьями. До этого мы никогда не видели ни подобных нарядов, ни манер.
Граф рассмеялся.
— Могу себе представить, — едва выговорил он.
— Зато он был так добр! — продолжала Филиппа. — И когда познакомился поближе с мамой, оказалось, что они друг друга обожают. Мейбл и Эдмунд тоже его полюбили. И мы вдруг снова стали настоящей семьей.
— Но его земли, кажется, были здесь, на юге, не так ли?
— Да, но он все продал и купил дом нашего двоюродного дедушки Генри. После чего, разумеется, снес его и построил новый особняк, ибо Генри слыл человеком хитрым и коварным, да и его жена и дети были не лучше. История эта долгая, поэтому не стану тебя утомлять.
— О нет, рассказывай! Я хотел бы услышать ее до конца, — попросил граф.
— В таком случае пойдем в сад и сядем на скамью. Сначала я поведаю тебе все, а потом ты побольше расскажешь о себе и своей семье.
Филиппа повернулась и вздрогнула было, когда он взял ее за руку, но тут же опомнилась.
— Жаль зря тратить такой чудесный день, — добавила она.
Они вышли в сад и уселись под теплым солнышком. Филиппа начала с того, как Генри Болтон попытался отобрать Фрайарсгейт у законной наследницы, выдав ее замуж сначала за своего старшего сына, умершего в детстве, а потом за старика Хьюго Кэбота. Но Кэбот, любивший Розамунду как отец, составил завещание, назначив опекуном молодой вдовы самого короля. Оуэн Мередит, приехавший за девушкой, позже получил в награду за верную службу ее руку и сердце. Сначала он, а потом Томас Болтон и Логан Хепберн сумели защитить Розамунду от козней Генри. Тот умер от удара, когда Розамунда отказалась отдать Генри- младшему в жены Филиппу. Вскоре Генри-младший попал в засаду вместе с английскими приграничными лордами под командой Дакре и был убит, тем самым положив конец постоянным угрозам со стороны их семейства.
Граф Уиттон покачал головой:
— Твоя мать — умная и храбрая женщина. Надеюсь, эти качества перешли и к тебе.
— Самая большая страсть моей матери — Фрайарсгейт. Так было всегда… нет, неправда. Когда-то мать любила так глубоко, так сильно, что, думаю, была готова отказаться даже от Фрайарсгейта. Жаль, что этого не случилось. Но в таком случае Генри-старший добился бы своего, и я стала бы женой Генри Болтона- младшего, а не твоей.
— Еще одна история? — улыбнулся Криспин.
— В другой раз, — пообещала Филиппа. — Похоже, у меня есть что порассказать о своей семье.
— Боюсь, малышка, что в сравнении с твоим мое семейство выглядит ужасно скучным, — заметил он.
— Криспин, — робко заговорила она, — по всей справедливости перед поездкой на север ты должен решить, действительно ли готов отказаться от Фрайарсгейта. Это очень богатое имение, и хотя мне не нужно ни оно, ни ответственность, которую несет с собой такое наследство, ты все еще можешь согласиться его принять.
— Нет. Я уже говорил, что земель Брайарвуда и Мелвила более чем достаточно. Мы будем приезжать ко двору, Филиппа, как я и обещал. Но жить там подолгу, как многие, не сможем. Я не смогу уезжать от своего имения на долгие месяцы, малышка. Мои арендаторы и крестьяне должны знать, что я всегда рядом и забочусь о них. Когда хозяин оставляет в небрежении собственные земли, то непременно рискует их потерять из-за плохого управления или воровства управляющего. Я люблю Брайарвуд так же сильно, как твоя матушка — Фрайарсгейт. Нет, мне не нужны земли на севере. Кроме того, по словам лорда Кембриджа, твоя матушка — моя ровесница. Она проживет еще много лет и, поверь, до самой смерти будет заботиться о Фрайарсгейте. К тому времени она наверняка найдет человека, которому сможет доверить свои владения.
— Спасибо, — прошептала она. — Как странно, что ты именно такой человек, которого матушка желала видеть моим мужем! Теперь я это понимаю.
С реки повеяло легким ветерком. День медленно растворялся в сумерках. На Темзе не было видно ни одной лодки.
— Думаю, пора зайти в дом, — сказал он, поднимая ее с мраморной скамьи. — Как предусмотрительно со стороны лорда Кембриджа увезти моих сестер в Гринвич на несколько дней! Эти воспоминания навсегда останутся сними. Они жены провинциалов и живут простой жизнью. У Марджори шестеро детей, у Сюзанны — четверо. Их мужья скромные, но порядочные люди.
Рука об руку они прошли через сад и вернулись в дом. Посуда со стола уже была убрана, в камине горел огонь. Большинство слуг уехали вместе с лордом в Гринвич. Кое-кто отправился в Оттерли готовить дом к приезду хозяина, остальные остались здесь угождать графу с женой. Первый помощник мажордома подошел к ним и поклонился.
— На столе оставлена легкая закуска, милорд: холодная говядина, каплун, хлеб, масло, сыр и фруктовый торт. Желаете чего-то еще?
— Я сама покормлю мужа, Ралф, — заверила Филиппа. — Где Люси?
— Она нужна вам, миледи? Миледи! Теперь она — миледи!
— Нет, но она понадобится мне позже.
— Я скажу, что вы справлялись о ней, миледи. Она на кухне. Ужинает, — сообщил Ралф, снова поклонился и отошел.
— Хотите есть, милорд? — спросила Филиппа.
— Пока нет. Но я с удовольствием сыграл бы в шахматы. Филиппа устало покачала головой:
— Милорд, это несправедливо! Хотите, чтобы я снова разбила вас наголову? И это в день свадьбы!
— Мадам, уже ночь. Наша брачная ночь, — напомнил он со смешком.
— Значит, вы решили вести нечестную игру, — обвинила она.
— Говорят, что в любви, как и на войне, справедливо все.
— Интересно, что вы имеете в виду? Любовь или войну? — поддразнила она.
