— Несколько дней. Мы с лордом Кембриджем вместе все устроили. Я уже говорил об этом. Доберемся на барке до Хенли, верхом до Чолси, где снова сядем в барку и поплывем до Оксфорда. Оттуда уже рукой подать до Брайарвуда. Возможно, на конях мы доскакали бы скорее, но я хотел несколько дней побыть с тобой вдвоем, малышка. Надеюсь, ты не возражаешь против таких планов?
— Звучит крайне романтично, милорд, — обрадовалась Филиппа. — Я никогда не плавала по реке так далеко. Кроме того, сейчас, в мае, все цветет.
Искупавшись, они вышли к слугам и оделись. Платье Филиппы из темно-синего легкого бархата с полотняным воротничком «медичи»[1] как нельзя лучше подходило к поездке. Узкие до локтя рукава заканчивались полотняной оборкой. Талию обвивал пояс-цепочка, с которого свисал футляр для ароматического шарика. Филиппе придется носить это платье каждый день до приезда в Брайарвуд. На графе была синяя куртка в складку с бархатным воротником и подкладкой. На туфлях красовалась вышивка.
Спустившись в зал, они съели плотный завтрак из овсяной каши, ветчины, крутых яиц, масла, сыра и любимого вишневого джема, который Филиппа обожала намазывать на деревенский хлеб. Вспомнив предупреждение Люси о том, что утренний эль пучит живот, Филиппа, как в детстве, пила только вино с водой. Встав из-за стола, они направились к реке.
— Мы с камердинером его милости встретим вас и графа в гостинице, где вы проведете ночь, — предупредила Люси.
— Вы с нами не едете? — удивилась Филиппа.
— Служанка и пожилой камердинер не должны мешать новобрачным в медовый месяц, — усмехнулась Люси. — Я приготовила корзинку с едой для вас и гребцов. Так что вы ни в чем не будете нуждаться.
— Пойдем, малышка, — позвал граф и, взяв Филиппу за руку, вывел из дома в сад, где у причала их дожидалась лодка.
Сегодня, первого мая, день выдался на редкость погожим.
— А при дворе уже танцуют, — грустно улыбнулась Филиппа.
— И ты жалеешь, что сейчас не там? — спросил граф.
— Мне хотелось бы веселиться со всеми, но только вместе с тобой, Криспин.
— Лорд Кембридж прав, утверждая, что ты идеальная придворная дама, — усмехнулся он. — И должен добавить, ты прирожденный дипломат. Кому и распознать это, как не мне!
Он помог жене сесть в прелестную маленькую барку, которую Томас Болтон когда-то велел сделать для своей кузины Розамунды, — чудесное суденышко с каютой, где стояла скамья, обитая небесно-голубым бархатом. По обе стороны от скамьи находились окна, которые можно было опускать и поднимать. Под скамьей, в углублении, могла поместиться жаровня, согревавшая пассажиров в зимние месяцы. Под голубым, в золотую полоску, навесом на палубе стояли два дубовых кресла. Перед каютой располагались места для гребцов, уже ожидавших приказаний. Граф усадил жену в кресло, сел сам и велел гребцам отчаливать. Барка медленно отошла от причала.
Прилив подгонял судно, легко скользившее по воде. Филиппа зачарованно разглядывала спешившие в Лондон большие барки с ранними овощами, цветами и строительными материалами. На некоторых мычали коровы, блеяли овцы, кудахтали куры. Но вскоре река опустела. Мимо мелькали фермы, луга и маленькие деревушки. Время от времени приходилось проплывать под мостами. В камышах и тростнике, растущих по берегам, гнездилась водяная дичь. Филиппа заметила даже несколько пар лебедей с выводками. Серенькие лебедята деловито гребли лапками, держась между родителями.
— Давненько я не бывала в сельской местности, — заметила Филиппа.
— Но ты не любишь деревню, — напомнил он.
— Нет, люблю. Мне просто нужно жить поближе ко двору, чтобы в любое время приезжать во дворец. Фрайарсгейт слишком далеко от Лондона, и туда нужно добираться целую вечность. Ты сам знаешь, мама готова всю жизнь прожить на севере. А кроме того, она и дядя Томас наняли ткача, чтобы научить своих крестьян ткать материю из той шерсти, что дают овцы. Они решили, что глупо посылать шерсть в Шотландию, когда крестьянам нечего делать зимой. У нас прекрасная тонкая ткань, особенно та, синяя, которая так хорошо идет у торговцев Карлайла и на материке. Мама и дядя Томас никогда не продают слишком много сани, чтобы спрос был выше.
— Очень неглупо, — одобрил граф. — Уверен, что ткань расходится, как горячие пирожки. Похоже, твоя мать — женщина умная.
— Еще бы! — согласилась Филиппа. — Наверное, теперь ты понял, почему я не хочу такой ответственности?
— Ты сама увидишь, что Брайарвудом управлять куда легче. Тебе придется заниматься только хозяйством и нашими детьми.
— Но не вами, милорд? — лукаво осведомилась она.
— Заранее вижу, — засмеялся он, — что между нами будет немало битв, мадам, но когда-нибудь вы усвоите, что господин Брайарвуда я и в доме может быть только один хозяин.
— Милорд, — раздраженно бросила Филиппа, — я не позволю обращаться с собой как с безмозглой легкомысленной дурочкой! Пусть я не желаю возиться с Фрайарсгейтом, но вы скоро увидите, что я приношу куда больше пользы, чем вы думаете. Может, вы и хозяин, зато хозяйка — я. И часть года я собираюсь служить своей королеве. Она в отличие от вас высоко меня ценит.
— Твоя первая и главная обязанность, Филиппа, — дать мне наследника. Не забывай этого, малышка, — сухо напомнил он.
— Похоже, вы забыли о своем обещании ехать во Францию, милорд? Нашего прибытия ожидают!
— И мы поедем. Я не нарушу своего слова, — кивнул граф, нежно погладив ее по щеке. — Но уже сейчас в твоем чреве может расти ребенок.
Он тихо рассмеялся, когда она покраснела.
— Ты оказалась очень чувственной и страстной маленькой девственницей, Филиппа, — прошептал он, касаясь губами ее лба.
— Милорд, не говорите громко о таких вещах! Нас могут подслушать! — чопорно пожурила она.
— Дважды, — продолжал он уже тише, — дважды я излил свое семя в твой потаенный сад, где зарождаются дети. Боже, только при мысли об этом я снова хочу тебя, малышка.
— Милорд! — умоляюще пробормотала она.
— Я мог бы взять тебя прямо здесь, — произнес он, беря ее руку и прижимая к своему разгоряченному достоинству, закрытому длинной курткой. — Возможно, позже я усажу тебя на колени, медленно-медленно подниму твои пышные юбки, чтобы пронзить своим любовным копьем. А потом научу объезжать своего пылкого жеребца, заглушая твои крики поцелуями, Филиппа. И тебе это понравится.
— Милорд, вы вгоняете меня в краску. Ваши дерзкие слова постыдны, — упрекнула она, не отнимая, однако, руки.
— Когда приедем домой, я научу тебя держать его и ласкать, малышка, — пообещал он, выпуская ее руку.
Филиппа снова устремила взгляд на реку. Сердце бешено колотилось. Ей было невыносимо жарко, и даже легкий ветерок не охлаждал горящего лица. Филиппа закрыла глаза, пытаясь успокоиться, но думала только о брачной ночи и наслаждении, которое ей подарил муж. А ведь королева много раз твердила фрейлинам, что супруги соединяются только ради продолжения рода. Чтобы привести новые души под крыло матери-церкви. Королева никогда не упоминала о наслаждении, и Филиппа вовсе не была уверена, что имеет право свободно наслаждаться соитием с мужем. И почему только соблазнительные слова, которые он нашептывал ей на ушко, так ее возбуждают?! Не грешно ли это — снова стремиться в его объятия, ждать обладания?
Он вновь взял ее руку, и она, вздрогнув, распахнула глаза.
Криспин поцеловал каждый пальчик и прижался губами к ладони.
— Не расстраивайся, малышка, — попросил он, наблюдая за сменой чувств на прекрасном лице. — Клянусь, все будет хорошо!
И, улыбнувшись, тоже стал смотреть на реку.
Филиппа снова опустила ресницы, вдруг поняв, что устала. Должность при дворе почти не оставляла времени для отдыха, и последние недели она была занята как никогда. А потом еще прошлая ночь… Да. Она
