напряжение, — что, казалось, дотронься и ее разорвет на куски.
Ему, как всегда, хотелось дотронуться. Стараясь говорить ровным голосом, он спросил:
— Ты обвиняешь меня, что последние несколько часов я провел с женщиной?
Ответ последовал мгновенно.
— Да.
Грудь его разрывалась от боли и гнева. Гнев — это понятно. Но почему ему так больно? Он никогда не позволял женщинам причинять ему боль.
— Я не был с женщиной. Я был на переговорах. Могу назвать свидетелей, если ты мне не веришь, — моих конкурентов, так что сговор исключается.
— В домике я чувствовала себя то старой девой, то неприкасаемой. Потом в мансарде ты занимаешься со мной любовью. — Голос ее слегка дрогнул. — После чего ведешь себя так, словно мы едва знакомы. Ты…
— Ты веришь мне? — настойчиво спросил Мэтью. — Оливия, у меня нет другой женщины.
Она долго молча смотрела на него. У него так громко стучало сердце, что, наверное, в этой тишине слышала не только она, а весь дом.
— Да, — медленно произнесла она. — Я верю тебе. Но почему ты игнорировал меня весь день, Мэтью? Я не понравилась тебе? И так велико твое разочарование?
Он вспомнил ее тело, трогательные неумелые движения, светящуюся кожу. Он не собирался, он соблюдал условие контракта, черт бы его побрал! Но он потерял над собой контроль. Знаменитая выдержка Бертрама изменила ему, когда он увидел свою жену в слезах. Не горячись, Мэтью, скажи ей правду. Или часть правды.
— Ты мне понравилась. Ты была такой прекрасной, что дух захватывало.
— Я не желаю играть в игры, в которые, похоже, играют все. Поэтому общество меня не привлекает, в Хиброне я чувствовала себя уютней, чем в Нью-Йорке. Я могу выглядеть соответственно, каждый может. Но, когда доходит до секса, я никуда не гожусь. Скажи откровенно, Мэтью, ты занялся со мной любовью, потому что хотел утвердить свою власть надо мной? Ты хотел доказать мне, какой глупой и несостоятельной я была, когда сочиняла наш контракт? — Она засмеялась. — Никакого секса. Какой наивной надо быть!
— Я тоже подписал этот контракт. Что, по-твоему, двигало мной?
— Только ты сам можешь ответить на этот вопрос, — сказала она и нахмурилась, явно над чем-то размышляя. — Я все время использую слово «любовь». Это неправильно. Мы занимались не любовью, а сексом. Только сексом.
Мэтью попытался возразить, но она не слушала его. Если ее так больше устраивает, то пусть, решил он.
— Тогда опусти слово «только», ладно?
К его тайной радости, она порозовела.
— Ты… ты хочешь сказать, что тебе понравилось?
— Ради Бога, Олли! Конечно, понравилось.
— Тогда почему?.. — снова начала она.
Мэтью решил, что хватит слов. Он заключил ее в объятия и поцеловал с жаром, который шел из самой глубины его существа. Как будто в первый раз, мелькнуло у него в голове.
Вдруг его словно что-то подтолкнуло изнутри.
— А тебе понравилось?
Она уставилась на пуговицы его расстегнутой рубашки.
— Мне понравилось… Разве ты сам не знаешь?
Разговор двух подростков, насмешливо подумал Мэтью. Он никогда не вел таких разговоров с женщинами, которые делили с ним постель. Ему никогда не хотелось говорить об этом. Нет чувств — нет обязательств.
— Настолько, что ты готова повторить?
Он почувствовал, как трепет пробежал по ее телу.
— Сейчас?
— Предпочитаю снять с тебя такое сексуальное черное платье, чем сидеть в ресторане и смотреть на него.
— Правда?
— Конечно. — Напряжение понемногу отпускало его.
— Мы можем заняться этим в постели?
— Отличная идея. — Он посмотрел на пол. — Вряд ли эти дубовые половицы предназначались для занятий сексом.
— Да, сексом, — повторила она. — Только сексом, Мэтью.
— Разумеется, я только этим и собирался заняться.
Какого дьявола из-за женщины так убиваться? Он теперь точно понял, чего она хочет. Обычного секса без всяких накруток. И почувствовал себя ребенком, чья любимая игрушка развалилась на кусочки.
— На этот раз будем предохраняться, — сказал он строго.
Она широко открыла глаза, вспомнив, как они с Мэтью вели себя в мансарде.
— Я совсем забыла об этом… Я же говорила, что у меня нет опыта.
Он значительно опытнее, но и он не подумал об этом тогда. Впрочем, тогда все произошло так спонтанно. Он нарушил еще одно из своих железных правил.
— Я буду беспокоиться об этом. — Чтобы скрыть обуревавшие его чувства, он говорил нарочито холодным тоном. — Я приму душ, и можем отправляться в постель. Потом мы закажем тайскую еду.
Такой тон поставит ее на место. Сандвич из секса между душем и соусом карри.
Она вздернула подбородок.
— Не задерживайся в душе.
Если бы только во всем, что она делает, не было бы постоянного вызова! Но ведь ты хотел острых ощущений, вот и получай, думал Мэтью, стоя под душем. И в Гималаи не надо лететь. Может, стоило предложить ей вместе принять душ? Нет. Хорошенького понемножку.
Когда Мэтью вошел в спальню с полотенцем на бедрах, Оливия уже лежала под одеялом и читала. Словно эта постель ее собственная территория. Впрочем, она его жена, и если кому и принадлежит его постель, то ей по праву. Он разглядел, что ночнушка на ней крошечная. Господи, как он хочет ее! Но зачем ей знать об этом?
Он сел на постель рядом с ней.
— Что читаешь?
— О летчиках дальних перелетов, — ответила она, переводя взгляд с книги на его голую грудь и обратно в книгу. — Может, этим я и займусь. После… — Она запнулась. — Отец не разрешит мне, он скажет, что это опасно.
— После того как мы разведемся, ты хотела сказать, — насмешливо подсказал Мэтью. — Беспосадочные перелеты обычно совершают через Северный полюс. Далековато от Манхэттена. Дальше некуда.
— Почему все так сложно?! — закричала Оливия.
— Потому что продолжительность нашего брака зависит от того, сколько осталось жить твоему отцу, а ты любишь отца… Вот почему. Единственная причина, между прочим.
Она уставилась на обложку книги с самолетом, словно никогда не видела самолетов вообще.
— Единственная причина, — глухо повторила она. Он хочет сказать, что с ним это не связано.
— Мы в безвыходной ситуации из-за твоего отца. Думаешь, я не понимаю? — сказал Мэтью.
— Ты жалеешь, что женился на мне?
Ну как ей ответить, когда совсем рядом шелковистая кожа ее плеч, глубокая ложбинка меж грудей, в которую хочется уткнуться лицом, ее влекущие полураскрытые губы…
Прощай хваленая выдержка… вместе с полотенцем.
Книга с глухим стуком упала на пол.
