– Расскажи, – попросил Эдмунд. – Если сумеешь убедить меня, я сам его прикончу и обставлю все так, будто произошел несчастный случай.
Его серые глаза были очень серьезны.
– Он пошел поговорить с Хью, а вернувшись, сказал, что Хью заснул, но велел передать, что поговорит со мной утром. Я оставила дядю в зале, отвела его отродье спать, а когда пришла в спальню, обнаружила, что мой муж мертв.
Эдмунд нагнулся и тщательно осмотрел леденеющее тело старого друга. Ни малейшего признака насильственной смерти. На тонких синих губах даже играла легкая улыбка.
Выпрямившись, Эдмунд покачал головой:
– Розамунда, он умер своей смертью. Мы этого ожидали. – Он обнял измученную племянницу. – Ты вне себя от горя, дитя мое. Все случилось быстрее, чем мы предполагали.
– Генри Болтон виноват в его смерти, – упрямо твердила Розамунда. – Не знаю, каким образом, но чувствую это сердцем. Хью был бодр и весел, когда я его оставила.
Кого же еще винить?
– Даже если ты права, Розамунда, доказательств все равно нет. Хью был смертельно болен, и все это знали. Однако поскольку Генри не ведает, что он скончался, или хочет, чтобы мы поверили, будто он тут ни при чем, мы ничего не скажем ему до утра. Где мой брат сейчас?
– Потягивает вино в зале. Сомневаюсь, что он сильно изменился, а это означает, что пока не напьется до полусмерти, с места не встанет, – с горечью ответила Розамунда и, глубоко вздохнув, расправила плечи. – Мы с Мейбл приготовим тело моего мужа к похоронам. Эдмунд, ты обнаружил доносчика?
– Нет, племянница. Возможно, кто-то просто распустил язык, не думая ни о чем плохом. Сама знаешь, с какой быстротой разносятся слухи!
– Я приказываю положить моего мужа в зале, чтобы все могли отдать ему последние почести, – объявила Розамунда. – И всю ночь стану молиться у его смертного ложа.
Вряд ли дядюшка заметит это в своем пьяном бреду.
Она вопросительно взглянула на Эдмунда:
– Хью говорил, что нашел средство защитить меня от Генри и что ты знаешь, в чем дело.
– Знаю, – тихо хмыкнул Эдмунд. – Мой братец не знал, что совершает роковую ошибку, выдавая тебя за Хью Кэбота, и что Фрайарсгейт навеки уплывет из его загребущих лап. Будь уверена, племянница, я не позволю Генри захватить тебя и Фрайарсгейт и заставлю уважать последнее желание твоего мужа. Кое-кто уже на пути сюда. Хью надеялся сам встретить гонца, но он скоро будет здесь, и все станет ясным. Нам понадобится власть нашего гостя. Ты мне веришь?
– Всегда, дядя, – спокойно кивнула она.
Мейбл благоговейно перекрестилась и прижала Розамунду к пышной груди, сочувственно прищелкнув языком. К ее величайшему удивлению, девочка разрыдалась. Так долго копившиеся горести вырвались наружу.
Ни Мейбл, ни Эдмунд не произнесли ни слова, пока Розамунда изливала печаль.
Наконец она стихла, вытерла глаза рукавом, ощущая необычайные покой и облегчение. Она никогда не была плаксой и сейчас гордо выпрямилась и тряхнула головой:
– Давайте начнем. Нужно обмыть его и зашить в саван.
Эдмунд позаботится о том, чтобы сколотили гроб и принесли наверх, в комнату Хью.
– Немедленно, госпожа, – кивнул Эдмунд и торопливо вышел.
– Все равно это Генри убил Хью, – настаивала Розамунда. – Пусть Эдмунд твердит, что не нашел на теле ни раны, ни синяка, я знаю, что это так. Когда-нибудь я отомщу!
– Думаю, Эдмунд не стал бы ничего скрывать от тебя, – задумчиво протянула Мейбл, – хотя это еще не значит, что ты не права. Чтобы справиться с таким слабым больным, достаточно прижать подушку к его рту.
Розамунда задумчиво кивнула:
– Он еще сильно пожалеет о том, что наделал. Я не позволю Хью уйти неотмщенным. Он был мне добрым другом. Это мой супружеский долг по отношению к нему.
Женщины стали готовить Хью к погребению: раздели и осторожно обмыли тело теплой водой из кувшина, стоявшего на углях камина. Мейбл подошла к сундуку, что стоял у изножья кровати, вытащила кусок полотна, оторвала длинную полосу и подвязала подбородок Хью, чтобы рот не открылся. Потом заколола повязку маленькой булавкой, а Розамунда тем временем вынимала из сундука саван. Женщины с трудом уложили тело в полотняный мешок. Снаружи оказалась одна голова, но и ту прикроют перед самыми похоронами. Длинные руки сложили на груди и сверху придавили простым деревянным распятием. Розамунда осторожно пригладила серебристо-белые волосы мужа. И снова почувствовала, как слезы щиплют глаза, но на этот раз сумела взять себя в руки.
– Генри в самом деле пьян, – объявил вернувшийся Эдмунд. – Я велел оттащить его в постель. Пришли мужчины с гробом. Сейчас Хью снесут вниз и зажгут свечи по четырем углам гроба. Аналой с молитвенником ожидает тебя.
Розамунда кивнула и с последним взглядом на мужа покинула спальню. Когда гроб поместили на длинный стол, она сама зажгла свечи и преклонила колени в молитве.
– Я не сойду с места, пока его не опустят в могилу, – сказала она слугам. – Постарайтесь выкопать яму поглубже.
– Все будет сделано, – заверил Эдмунд и вопросительно взглянул на жену, но та повелительно махнула рукой, и он удалился.
