Насилие. ру

с молодежью, чтобы не потерять свой авторитет.

Наконец, рот и нос (сусалы, рыло), зубы и щеки в качестве объекта силового воздействия чаще всего фигурируют в связи с тематикой питания и распределения ресурсов: «Дали похлебку в три охлебка», «Испекли лепешку во всю щечку» и т. д. (В прессе упоминалось уголовное дело: в 1997 г. в Красном Селе солдату сломали кости носа за то, что он отказывался приносить старослужащим деньги и сигареты. В других случаях солдатам, нарушавшим правила пищевого поведения, насильно запихивали хлеб, иногда разрывая рот.)

Объект приложения насилия — рот как орган питания; цель — навязать «правильный» способ функционирования этого органа: яркий пример насилия, рассматриваемого как средство формирования «правильного» (с точки зрения групповой нормы) тела.

Заметим и подчеркнем, что культура наиболее подробно разрабатывает и регламентирует именно случаи, когда объектом насилия становится голова или ее части (лицо, волосы, рот, нос, щеки, глаза, уши). Смысл силовых воздействий в этом случае обычно состоит в том, чтобы «дать ума», т. е. имеет в основе интенцию социализации. Чаще всего насилие такого рода фигурирует в ситуациях посвящения, наказания или межгрупповых столкновений и обычно имеет целью «направление» и «исправление» тела, а не его ликвидацию (убийство). Учитывая опасность неосторожного убийства в результате ударов по голове, культура стремится предостеречь участников столкновений, вводя всяческие ограничения: проломленная голова, просто появление крови, «капающей» с головы на рубашку (обычно белую) — служит сигналом к прекращению драки или наказания.

В связи с темой убийства в дискурсе чаще фигурируют ранения в грудь — в душу, под девятое ребро, — обычно табуируемые в гораздо большей степени, чем удары по голове. В задиристых песнях «под драку» ранение в грудь упоминается как причина смерти; обычно его получает атаман.

Из нагана вылетала
Черная смородина
Атаману в грудь попала —
До свиданья, Родина.

Примечательно, что ранение в грудь наносят ножом или из револьвера, применение которых уже само по себе рассматривается как нарушение правил, которое ставит применившего их вне закона и социальной защиты:

Ногалики-кинжалики,
точеные ножи,
Довели меня кинжалики
до каменной стены[1].

Ранение в грудь рассматривается в связи с темой героической гибели в бою и, с другой стороны, бесчестия противника, что и мотивирует, собственно, героизацию погибшего. Сравните с этим случаи гибели от удара по голове, которые обычно описываются как результат случайности и неосторожности, а не героизм. То же самое относится и к нынешней практике заказных убийств с их контрольным выстрелом в голову: в этом случае смерть безлична, здесь нет героизма, убийца не сражается с жертвой, а буднично «работает». Ранение и удары в живот артикулируются не так часто — обычно в связи с темой мучительного, но не всегда смертельного повреждения. Более обычны упоминания «боков», которые в драке могут намять, отмочалить, настрочить и иным способом «обработать». Удары в живот рассматриваются скорее как нарушение правил боя, случайное или намеренное.

Разбойники

Классическое воплощение насилия в фольклоре — разбойники, главные обитатели чистого, но дикого поля. Их социальная организация (ватага, артель, партия, компания) воспроизводит структуру вышеописанной компании парней во время деревенских гуляний: атаман, товарищи, молодежь на вспомогательных ролях (провокаторы, разведчики, гонцы и проч.). Сходство дополняет вполне конкретная установка: демонстрируемая теми и другими враждебность женщине, детям и всей сфере воспроизводства.

В фольклоре о разбойниках упоминается обычай «первой встречи»: первого встреченного на пути человека разбойник обязательно должен убить, даже если это будет его родственник. Иначе он теряет разбойничью удачу, а вместе с нею и лихую свою голову. Когда молодая жена корит разбойника за то, что он убил ее брата с невесткою, тот отвечает ей:

Ох, глупая, молода жена,
Молода жена, неразумная!
Первая встреча не встречается,
Отцу и матери не спускается.

Тот же обычай упомянут и в другой песне — о девице-разбойнице. Она плачет-кается, что «в младых летах во разбой пошла», и вот как описывает начало своего лихого пути:

Лет пятнадцати стала души грабити.
Первая встреча — родной батюшка,
Вторая встреча — родная матушка.

Особенно подчеркивается, что этот обычай сильнее кровной связи и силы родства. Разбой предполагает готовность лишить жизни даже родную мать. Обычай «первой встречи» имеет свою параллель в культуре молодечества, т. е. традиционных способах инициации мужской молодежи. Местная печать начала XX в. фиксирует его проявления во время гуляний парней в деревнях Вологодской и Ярославской губ. В газете «Ярославские зарницы» за 1910 г. описан «обычай бить во время переходов из деревни в деревню первого встречного. Кидают жребий, а вынувший делается «героем дня»; он должен идти впереди и ударить первого, кто попадется. Если он струсит — самого изобьют..»

Фольклор подчеркивает преступление разбойниками родственных связей. Они совершают преступление против брата, сестры или родственников жены:

Как во городе было во Астрахани
Тут жила-была молода вдова;
Как у этой-то у вдовы
Было восемь сынов, а девятая дочь…