Она побежала, я вскочил и, не знаю зачем, погнался за ней. Алёна смеялась, она бежала так легко, и я никак не мог догнать её, путаясь между деревьев. Лес закончился, и Алёна выбежала на поле.
— Не догонишь, не догонишь, — заливалась она.
Я протянул руку и уже почти коснулся её платья, но Алёна внезапно исчезла. Я ничего не понял, остановился, озираясь по сторонам.
— Ну, что поймал, маньяк? — послышалось сверху.
Я поднял голову, щурясь от яркого солнца и обалдел. Алёна зависла где-то в двух метрах над землёй и оттуда насмешливо смотрела на меня.
— Ты только в обморок не упади, маньяк…
Я слышал об этом и, оказавшись здесь, ощущал, что приблизился почти вплотную. Но теперь, видя это собственными глазами, мне казалось, что я сплю.
Алёна, видя мой восторг, творила чудеса — бродила по воде, оставляя лёгкие круги на поверхности озера, стояла на маковке цветка. А я никак не мог поверить, что это правда. Она висела в воздухе и смеялась, а я водил руками по траве между её ногами и землёй.
— Алёна, но это же не может быть правдой.
— Почему? — она мягко опустилась на траву и откинула волосы с лица. — Я так к этому привыкла, что иногда мне странным кажется, что все люди не летают…
— А летать — это как ходить?
— Нет, — она вдруг стала серьёзной и села, — нет, не так. Летать — это где-то здесь, — она прижала руки к груди. — Без этого и жизнь — не жизнь.
Она была такая трогательная в своей серьёзности, у меня голова от неё шла кругом. Я осторожно взял её за руку.
— А мама твоя летает?
Алёна кивнула.
— Любит она летать, особенно под звёздами.
Я слегка обалдел:
— Ночью? Слушай, это же жутко даже. А ты тоже по ночам любишь летать?
— Нет, я солнышко люблю. Когда летишь, а под тобой всю землю видно, — Алёна повернула ко мне свои васильковые глаза. — Знаешь, у меня когда бабуля состарилась, выйдет бывало на луг станет и плачет.
— Отчего плачет? — не понял я.
Алёнка сорвала ромашку и уткнула в неё нос.
— Знаешь, как это страшно, когда и небо есть, и солнце, и луга необъятные, а лететь не можешь… — она замолчала, я как заворожённый слушал её. — Я это знаю. — тихо произнесла Алёна. — Я однажды ангиной тяжело болела, долго, а потом вышла, а лететь не могу… думала умру.
Я смотрел на неё и чувствовал, что растворяюсь в ней. Мне было двадцать шесть, и к этому времени я уже познал любовь многих, но эта сказочная девочка покоряла меня, сама того не желая, я словно прирастал к ней.
— Ты помнишь, когда полетела впервые? — спросил я, чтобы стряхнуть с себя её чары.
Алёна повернулась ко мне и внезапно посыпала мне на голову белые лепестки ромашки.
— Что ты всё выспрашиваешь, турист-маньяк? Любопытный? — и не дожидаясь ответа, заговорила. — Я всегда умела, это как дышать. Мама рассказывала, что бывало зайдёт в комнату, а я под потолком вишу спелёнутая, сплю…
Я откинулся на траву и закрыл глаза.
— Какая же ты счастливая, Алёнка, Господи, вот хоть раз бы вот так в небо…
Внезапно что-то заслонило палящее солнце. Я открыл глаза и увидел близко-близко Алёнкино лицо. Я видел её светлые глаза и нежные полураскрытые губы. Она смотрела лукаво, с искоркой. Моя рука сама потянулась, пальцы запутались в её густых волосах. И в тот же миг она выскользнула из моих рук и поднялась надо мной.
— Вот если б не женат ты был… — с плохо скрытым сожалением произнесла она.
— Тогда, что? — я вскочил и бросился к ней. — Что тогда, Алёнка?
Она опустилась на землю, встала рядом, но в глаза не смотрела.
— Ну, можно у нас так, — тихо проговорила она. — Если кто мне понравится и его сердце не занято, то его могла бы я в небо поднять.
— А сердце свободное зачем?
Алена подняла глаза и серьёзно посмотрела на меня.
— После этого ты от меня уйти не сможешь, понял? У нас так все бабы мужей себе выбирали.
Я шагнул к ней, взял осторожно за худенькие плечи.
— Я меня бы ты подняла?
Я чувствовал, как напряглись её плечи под моими руками.
— Да, — едва слышно произнесла Алёна, — тебя бы подняла…
— Так подними, — я, наверное, закричал.
Алёна встрепенулась вырвалась из моих рук и побежала по лугу.
— Нельзя, Аркадий, нельзя! — крикнула она набегу. — Несвободный ты, Аркаша, лебедь окольцованный, а был бы свободный, подняла бы я тебя и унесла за край земли…
Я смотрел, как бежала Алёна по полю, раскинув руки, как клонились к её ногам маковки цветов, а потом вдруг оторвалась она от земли и полетела вверх. Солнце зажгло своим сиянием её золотые волосы, ветер ласкал её гибкое тело, а она смеялась, купаясь в этом воздушном море, она поднималась всё выше и выше, пока не превратилась в тёмное пятнышко в лазурном небе. И казалось мне, что нет на свете ничего более естественного, чем это гибкая девичья фигурка, окутанная солнечным светом.
И вдруг Алёна возникла совсем рядом, раскрасневшаяся, словно напившаяся жизни с самого истока. Я невольно потянулся к ней, к её губам, и эти губы ответили мне, и у меня земля поплыла под ногами. Я вздрогнул и посмотрел вниз и увидел землю, бескрайнюю, сложенную из разноцветных лоскутков. Ветер шумел у меня в ушах, птицы парили совсем рядом, а я прижимался к хрупкой фигурке Даши, но мне не было страшно, я был счастлив… я летел…
Уже давно стемнело, и мы возвращались в деревню. Алёнка шла рядом в венке из полевых цветов, похожая на дриаду, а я никак не мог выпустить её из своих объятий. Мне казалось я сросся с ней, и она теперь часть меня. У меня всё ещё кружилась голова от безумного полёта, а ладони помнили жар её тела. Я шёл, шатаясь, как пьяный, прижимая Алёну к себе, может даже слишком крепко. На дороге, которая отделяла степь от деревни, кто-то стоял, высокий и ровный, как дорожный столб. Алёна вздрогнула и остановилась.
— Ты чего? — не понял я.
— Там мама, — страшным шёпотом проговорила Алёна.
Я взял её за руку и посмотрел в глаза.
— Не бойся, я рядом…
Арина Степановна молча смотрела на нас. Точнее на меня, тяжело так смотрела, словно душила глазами.
— Иди домой, Алёна, — глухо произнесла она.
Алёна зыркнула на меня несмело, я улыбнулся и слегка пожал её руку. Алёна с вызовом посмотрела на мать и побежала, через мгновенье её светлый силуэт поглотила темнота. Мы остались вдвоём. Арина Степановна продолжала молча смотреть на меня. Мне стало нехорошо.
— Я люблю её, — с трудом выдавил из себя. И в тот момент я был уверен, что это правда. — Я никому о ней не расскажу, и о вас тоже… Клянусь.
Арина Степановна продолжала молча смотреть на меня. И я понял, что сказал ещё не всё, что она хотела услышать.
— Я вернусь за ней, точнее к ней, слышите. Я останусь с ней. Я обещаю…
Арина Степановна пристально посмотрела на меня.
— Ты слово дал, Аркадий, помни… — и прибавила, помолчав. — Обидишь Алёну, прокляну…
