нему и вот сейчас целовала его холодными губами.
Когда Лунин и Любовь Николаевна очутились вдвоем в лифте, она закрыла лицо руками и вздрогнула.
– Зачем это? Зачем?
– Рассуждать не надо, – сказал Лунин, – судьба такая. Все как сон. И мы кому-то пригрезились, должно быть, такими.
– Какие у вас холодные руки. Лунин отпер квартиру и без звонка, не разбудив прислуги, провел Любовь Николаевну к себе в мастерскую.
– Светает, – сказала графиня, – шесть часов.
Лунин отдернул штору на огромном окне, и открылся Петербург утренний: туманная, желтая даль Литейного проспекта, скучная сеть трамвайных, телеграфных и телефонных проволок; сине-зеленые пятна ночных гуляк, проституток, дворников…
Любовь Николаевна, в тоске ломая руки, отошла от окна. Она стояла посреди мастерской бледная теперь, с темными кругами под глазами, улыбаясь растерянно, как будто недоумевая, зачем она попала сюда.
– Ну, целуйте, целуйте руки мои… Мыслей не надо. Правда? Ведь мы влюблены? Влюблены?
Лунин молча стал на колени перед нею. Злые сладострастные огоньки загорелись в ее глазах.
– Вы во мне куртизанку увидели, – сказала она тихо, – может быть, вы правы… Я бы и натурщицей могла быть. Тело мое прекрасно…
Она села на диван.
Казалось, что холодный желтый туман вошел в мастерскую художника. Странный мертвый свет струился по стенам, тканям, картинам. Он оплетал душу паутиною, как огромный паук. И казалось, что никогда не развеется слепой туман, что город задохнется в этом трауре…
Неожиданно Любовь Николаевна вскрикнула:
– Страшно мне! Сейчас случилось что-то… Ах, не хочу я думать, не хочу…
Она протягивала руки к Лунин, но смотрела куда-то в сторону, как будто видела иного, кого Лунин не видел. Потом она сказала печально:
– Разве так надо было? Ах, все равно… Пусть…
Она раскинулась на диване, как была, неодетая, и тотчас заснула.
Лунин сидел у окна и думал о том, что вот сейчас произошло то, что могло бы быть важным и значительным и что прошло, испепелилось, исчезло, как исчезает этот желтый неживой туман.
Лунин не верил, что он обнимал и целовал графиню. Не верил, что он, Лунин, как убийца, холодно и бесстыдно обладал телом этой несчастной утомленной женщины, которая возбуждала в нем теперь только жалость.
Уже развеялся туман; оживал город; шумела улица; под солнцем огнем черным светился гранит…
Графиня спала: распустились ее рыжие волосы; не слышно было, как дышит она. Казалось, что она лежит в глубоком обмороке.
Лунин очнулся, когда услышал звонок, когда кто-то прошел по коридору торопливо.
Дверь распахнулась, и в мастерскую вошла Анна.
Увидев спящую графиню, она слабо вскрикнула и закрыла лицо руками.
Потом они сидели рядом на диване – одна в черном траурном платье и шляпе; другая почти нагая…
Графиня целовала руки Анны, бессвязно умоляя ее о чем-то.
– Это ужасно, это страшно – то, что случилось, но в сущности не было ничего. Это так, так… Это кошмар, сон… О, я недостойная! Недостойная! Прости… Прости…
Анна, бледная, с глазами, полными ужаса, гладила нежно рыжие волосы графини и говорила тихо:
– Я… Я виновата во всем… Так должно было случиться… Мы все такие холодные, такие утомленные… Боже! Но что же делать? Что делать?
XVII
В ту ночь, когда графиня была в мастерской Лунина, умер от удара князь Ховрин.
В начале апреля Бешметьевы уехали в свое подмосковное имение. Анна была приглашена на гастроли в Киев. Лунин жил в Петербурге и почти не выходил из мастерской: писал большую картину – «Марию Египетскую в пустыне» {16} .
В страстную субботу, вечером, когда уже электричество горело на улицах, вышел Лунин из дому и вдруг почувствовал, что апрель опять зовет его куда-то… Но куда?
Все прошлое казалось ему ненастоящим, случайным, и хотелось верить, что вот откроются иные миры, но сердце было как в плену.
Лунин бродил по улицам в полусне, не замечая времени. Когда он очнулся, перед ним расстилалась огромная черная Нева, и от огней на мостах в глубине водной сияли золотые колонны торжественно и безмолвно.
И две черные фигуры таких же, должно быть, скитальцев, как Лунин, стояли на берегу недвижно.
«Не мертвый ли я? – думал Лунин. – Почему сердце так слепо? Не все ли в гробах мы?»
Потом опять, как ведомый кем-то, пошел Лунин прочь от черной Невы, и неожиданно открылась перед ним площадь и церковь. Вокруг церкви стояла толпа со свечами, и у притвора теснился клир и червонились хоругви.
«Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небесех…»
Лунин слушал песню, как древний зов таинственный.
– Но я – мертвый, мертвый, – шептал Лунин, склонив голову.
А клир пел: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ…» {17}
Примечания
1
Шурин (
2
Похоронный марш (
Комментарии
1
2
3
4
Откровение Иоанна Богослова (Апокалипсис): «Ты не холоден, не горяч: если бы ты был холоден, или горяч!» и далее: «как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст моих» (3: 15, 16).
5
А.С. Пушкин. «Воспоминание» (1828).
6
Киприда – одно из имен богини любви Афродиты – образованное от названия места ее культа – острова Кипр; Громовержец – верховный бог греческой мифологии Зевс, отец богов и людей; Марс – в римской мифологии бог войны.
7
Кудряш – персонаж пьесы А.Н. Островского «Гроза».
8
9
10
Здесь, возможно, намек на кого-то именовавшегося так в кругу символистов.
11
12
13
14
15
16
17
