– Вот он где, негодник! Три часа расспрашиваю всех туристов, не видели ли они моего сорванца. А он на обрыве и поплевывает с высоты в Эльбу. Мне кажется, ты вполне заслужил новую порку, Михель. Как ты к этому отнесешься, хотел бы я знать?
Мальчик показал на реку и сказал:
– Папа, как красиво!
Мужчина присел рядом с мальчиком, помолчал и сказал:
– Да, очень красиво, ты хорошо это увидел, Михель.
Мальчик горячо сказал:
– Когда вырасту, я буду лазать по горам, переплывать реки, проходить сквозь леса… Всю Землю увижу и узнаю!
– Это еще нескоро, Михель. Пока пойдем домой, мама тревожится. Ты не устал? Обними меня за шею, я понесу тебя.
И это изображение погасло. И его тотчас заменило новое. По прекрасному городу Дрездену шагал юноша – невысокий, быстрый, веселый. Сидя в кресле, похожем на трон, Бах понял, что это он сам, но не узнал себя в юноше. Ватута точно сказал – Бах был незнаком себе. Проходя мимо музея Цвингер, юноша напевал песенку. Он торопился, ему надо было в другое место, а не в музей, он отлично знал все, что было в музее. Из картинной галереи вышла девушка – и юноша замер. Он потряс головой, чтобы сбросить наваждение. На него шла святая Инеса с картины Хосе Рибейры, висевшей в галерее. Сколько раз он всматривался в это прекрасное лицо, сколько восхищался удивительными волосами, закрывшими коленопреклоненное тело! Это была она, точно она, его юная святая Инеса – только не нагая, а в нарядном платье, и волосы не раскинуты свободной струей по всему телу, а собраны в два ручья на спине.
Юноша повернул за девушкой. Он уже не помнил, куда шел. Во всем мире теперь существовала только одна эта девушка, и было только одно дело – идти и идти за ней.
Девушка почувствовала преследование.
– Что вам надо от меня? – спросила она гневно. У нее был звучный голос, низкое контральто.
– Мне нужно смотреть на вас! – Он сам ужаснулся глупости ответа.
– Не терплю, когда на меня бессмысленно глазеют! – Она взмахнула двумя жгутами волос и пошла быстрее.
Он тоже прибавил шагу – она побежала. Бежать за ней по улице он не осмелился. Вдалеке пропадал тонкий силуэт незнакомой девушки, так удивительно похожей на юную страдалицу Инесу с картины великого испанца Хосе Марии Рибейры.
– Важная информация, – насмешливо прокомментировал картину Ватута. – Неплохо бы поглядеть, во что девица потом превратилась.
И словно отвечая Ватуте, на экране показалась та же женщина – уже не юная, а представительная дама со светлой косой, дважды обернутой вокруг головы. Она сидела в первом ряду академической аудитории и слушала лекцию профессора Михаила Петера Баха об открытых им поселениях в Месопотамии, построенных почти шесть тысяч лет назад. Она слушала, а он – впервые в жизни – путался в словах. Он сразу узнал ее, хотя с их единственной случайной встречи прошло почти двадцать лет. Он смотрел на нее, думал о ней и мысленно одергивал себя, чтобы не сбиться. После лекции она собралась уходить, он перехватил ее у двери. Он не придумал вопроса умней:
– Зачем вы пришли сюда?
Она спокойно ответила:
– Чтобы услышать вашу лекцию, разумеется.
Он все больше волновался.
– Как вас зовут? Я хочу поговорить с вами.
В ее голосе зазвучал металл:
– Мне кажется, я сказала очень ясно: я пришла слушать вашу лекцию, а не беседовать с вами, профессор.
Картина погасла.
– Вот пока все воспоминания с высоким потенциалом сохранения, Властитель, – донеслось до Баха объяснение министра Прогнозов и Ведовства. – Зато сейчас…
Бах сердито прервал Кун Канну:
– Протестую, Ватута! Ваш импульсатор чудовищно искажает мою жизнь. Ту женщину я видел всего два раза, не знаю даже ее имени. А в промежутке между этими встречами я влюбился в чудесную девушку Ирмгард Вебер, она стала моей женой, у нас трое детей, я люблю их, я люблю свою Ирмгард – каждый день вспоминаю их! Никакой объективности! Так вы ничего важного в моей жизни не обнаружите.
Пленный министр смиренно возразил, что задал наименьший уровень резонанса. На этом уровне воспоминания о незнакомой женщине возникли сразу: в них высокий потенциал сохранения, он скажет резче – высочайший потенциал! Для возбуждения воспоминаний о семье нужны импульсы сильней. Конечно, пришелец может внутренним позывом – собственным резонансным импульсом – быстро возобновить в себе любые семейные воспоминания. Но одно – субъективные желания, другое – объективная реальность. Наверно, пришелец запрещал себе думать о незнакомке, вот ему и казалось, что она выпала из памяти. Объективно же воспоминание о той девушке куда глубже прочих воспоминаний – потому сразу возникло при самом малом резонансе, а семейные картины не проявились даже силуэтно.
– Дай резонансный потенциал помощней, – приказал Ватута.
Теперь на экране появилось то, что Бах считал своим семейным счастьем – добрая жена Ирмгард, здоровые дети, веселые разговоры и игры, когда он возвращался из поездок. Бах узнавал себя – всматривался и вслушивался в лица и голоса близких людей… Счастливчик Миша Бах, говорили о нем. Все удавалось: работа, семья, друзья. Но вот память плохо сохраняла картины лучшего в жизни; довольства и удачи не впечатали в нее глубоких зарубин: низкий потенциал сохранения – так это сформулировал пленный дилон, возведенный в сан министра-раба. Всегдашнее и лучшее забывается, мимолетное и неудачное хранится вечно. Для чего он помнит ту женщину? Она пришла на его лекцию – тоже думала о нем, тоже помнила его. Почему? Какая бессмысленная трата энергии памяти! А если не бессмысленная? Тогда что в ней? Или это сумрачный мост, переброшенный от островка достигнутого через бездну неосуществимого на широкие просторы желанного? Или только ценой такой траты энергии на воспоминания о неосуществленном и сохраняется вечный призыв к тому, чего нет, – в иной мир, в иные края духа? Бах припомнил стихи Эмиля Верхарна, он часто в детстве читал про себя эти древние строки, не понимая, чем они покоряют его, – возможно, Ощущал сопричастность души поэта своей собственной душе. Он снова, мыслью, повторил эти восемь и радостных, и горестных строк:
Жили-были на свете юный принц и царевна,
Но поток разлучал их, грохочущий гневно,
И моста не бывало – разве тонкая жердь
Где-то там, где с землею сливается твердь.
Но любили друг друга юный принц и царевна
Потому ль, что стремнина угрожала им гневно?
Иль им снилась над бездной повисшая жердь
Где-то там, где с землею сливается твердь?
До Баха донесся резкий голос Ватуты:
– Скучная жизнь. Поищи воспоминаний поярче, Кун Канна.
Покорный голосок министра Прогнозов и Ведовства – даже выраженный одними бесстрастными мыслями, он сохранял униженность – ответил:
– Переключаю на самый малый резонанс. Фиксирую яркое воспоминание о какой-то раскопке.
Бах выпрямился в роскошном, но неудобном кресле. Сейчас он увидит со стороны главное дело своей жизни.
5
– Чудовищно! Невероятно! – энергично высказался Бах, вылезая из котлована. – То самое, что не может быть, но есть! У кого имеются соображения?
Группа археологов, окруживших своего руководителя, растерянно молчала. Ни у кого не было соображений, хоть отдаленно отвечающих парадоксу находки. Лишь один неуверенно пробормотал:
