Малые супружеские злодеяния

ЖИЛЬ. Ты меня любишь, следовательно, убиваешь?

Лиза, опустив голову и потупив взор, шепчет скорее для себя, чем для него:

ЛИЗА. Я тебя люблю, и это убивает меня.

Жиль понимает, что это сказано искренне.

ЛИЗА. В тот день я была одна, и мне было скверно. Я пила. Сначала — понемногу, просто, чтобы тебя дождаться. Но ты всё не возвращался. Я продолжала. И чем больше я тебя ждала, тем больше мне тебя не хватало. Чем больше я тебя ждала, тем больше ты медлил с возвращением. Чем больше я ждала, тем больше ты надо мной издевался, меня презирал, топтал ногами! Я рассуждала трезво: если он никогда не говорит со мной о своих изменах, значит, он изменяет мне беспрерывно; если он никогда не рассказывает мне о других женщинах, значит, они у него есть постоянно; если он никогда не оставляет компрометирующих следов, значит, он хорошо организованный человек. Когда пьешь, веришь, что ты только что закрыл дверь перед своим врагом, в то время как на самом деле, ты его только что поселил в своем доме, окончательно и бесповоротно, задвинув засовы молчания. Пьешь, чтобы утопить идею, но она лишь становится всё более навязчивой. Хочешь рассеять подозрения, но под воздействием алкоголя они становятся лишь сильнее и явственней, ничто уже не мешает им овладеть тобой полностью. Я была уверена, что ты меня бросил. В начале бутылки это казалось мне вероятным, в конце ее — очевидным. Когда ты явился, я была пьяна от ярости. Я спряталась и потом нанесла тебе удар.

ЖИЛЬ. Ты думала, что я был с другой женщиной?

ЛИЗА (замыкается в себе). Это меня не касается.

ЖИЛЬ. Ты думала, что я был с другой женщиной?

ЛИЗА. Ты волен делать, что хочешь, я не желаю этого знать.

ЖИЛЬ. Ты думала, что я был с другой женщиной?

ЛИЗА. У нас либеральный брак, ты бываешь, где хочешь, я тоже, и не будем больше к этому возвращаться.

ЖИЛЬ. Стало быть, ты это подумала!

ЛИЗА. О, прошу тебя, не пытайся уверить меня, что я ревновала.

ЖИЛЬ. Но ведь, честно говоря, так оно и было: ты ревновала.

ЛИЗА (вне себя). Нет!

ЖИЛЬ. Послушай, это, конечно, примитив, но ты ревновала.

ЛИЗА. Я — не примитив!

ЖИЛЬ. Не спорь! В обществе ты декларируешь широкие взгляды, а на самом деле даже мысль о том, что я могу прикоснуться к другой женщине, тебе невыносима.

ЛИЗА. Само собой! Как невыносимы и все пошлости на эту тему, произносимые с лукавым видом между первым и вторым блюдом!

ЖИЛЬ. Стало быть, либерализм тебе чужд?

ЛИЗА. О либерализме не может быть и речи!

ЖИЛЬ. Значит, ты ревнуешь?

ЛИЗА. Безумно!

ЖИЛЬ. Следовательно, наш брак не свободен?

ЛИЗА. Только теоретически. Абстрактно. Между сыром и кофе. Но не в остальное время.

ЖИЛЬ. Я не согласен.

ЛИЗА (яростно). Я тоже, я не согласна с самой собой. Потому что у меня не один мозг, а два. Да, Жиль! Два разума. Современный и архаичный. Современный разум твою свободу уважает, упиваясь своей терпимостью и приводя вымышленные доказательства полного понимания. Но разум архаичный требует тебя для меня одной, отказывается делить с другой женщиной, заставляет вздрагивать при каждом неопознанном телефонном звонке, задумываться над каждым необъясненным счетом из ресторана, мрачнеть от малейших перемен одеколона, беспокоиться, когда ты возобновляешь занятия спортом или покупаешь новый костюм, с подозрением воспринимать твою улыбку. Ночью, когда ты спишь, он вынашивает замыслы убийства при одной только мысли, что другая женщина тебя обнимает, что две ее руки обвиваются вокруг твоей шеи, а две ноги открываются под тобой… В глубине меня скрывается рептилия с пронзительным желтым глазом, недреманное око, и всё это — я, Жиль. И никакие интенсивные курсы обучения, ни две тысячи пятьсот лет воспитания, не смогут исторгнуть из меня того, что составляет животную, инстинктивную часть любви.

ЖИЛЬ. Лиза, брак — это дом, у обитателей которого есть ключи. Если дом закрывают снаружи, он превращается в тюрьму, а обитатели — в заключенных.

ЛИЗА. А известны тебе люди, которые выходят из дома только ради того, чтобы сбежать оттуда? Ты — из их числа.

ЖИЛЬ. Нет.

ЛИЗА. Ты встречаешься с женщинами, у тебя — свидания, в тебя кипят желания.

ЖИЛЬ. Мое здоровье — это ты. А мои встречи — лихорадка.

ЛИЗА. Ты простуживаешься слишком часто.

ЖИЛЬ. Ты так думаешь. Но ничего об этом не знаешь.

ЛИЗА. Нет, но представляю…

ЖИЛЬ. Знаешь или представляешь?

ЛИЗА (вопит). Представляю! Но разницы нет. Так же больно!

ЖИЛЬ. Возможно, и больнее. (Пауза) Термиты! Я знаю, где эти термиты: они в твоем черепе.

ЛИЗА. А как может быть иначе: ты ведь ничего мне не говоришь.

ЖИЛЬ. Все говорить нельзя. Представь, в тот вечер, ты права, я действительно был с женщиной.

ЛИЗА (торжествуя). Видишь!

ЖИЛЬ. С Розелиной, моим издателем.

ЛИЗА (растерялась). С Розелиной?

ЖИЛЬ. Да. С огромной, неповоротливой Розелиной. Той, которую ты так мило зовешь безрогой коровой.

ЛИЗА. Но у нее ведь нет рогов, правда?

Жиль и Лиза смотрят друг на друга и начинают хохотать. Смех недолог, но он снимает напряжение.

ЖИЛЬ. Если сформулировать в двух словах, то я виновен в твоем воображении. Суд надо мной проходил здесь, без меня, без дискуссии сторон, без защиты, между двумя бутылками виски, укрытыми за моими книгами. Ты решила со мной покончить, потому что в твоих видениях некий виртуальный Жиль пошел по рукам, легко без тебя обходился и плевать на тебя хотел! Проблема в том, что удар свой ты нанесла не по воображаемой голове, а конкретно по моей.

ЛИЗА. Прости.

ЖИЛЬ. Заметь, тогда просто пришла моя очередь. Обычно ты во всем винила себя, когда попивала свой яд.

ЛИЗА. Прости.

ЖИЛЬ. Возможно, ты создана лишь для коротких историй, историй, которые только