них злодействовали работорговцы – белые люди – и увозили в рабство самых добрых, могучих, мудрых наших сородичей, но наш путь не менялся; при них воздвигались и рушились города, люди переправлялись через горы и реки в надежде найти безопасное место… но, Элесин-оба, слышишь ли ты меня?
Элесин. Я слышу твой голос, Олохун-ийо.
Величатель. Наш путь всегда оставался прежним.
Элесин. Ибо так было угодно богам.
Величатель. У речной улитки – единственный дом; и у черепахи – единственный дом; у души человеческой – единственная обитель, а у духа нации единственная защита – ее неизменный от века путь. Так, если наш мир свернет с пути и будет ввержен в каменистую бездну, где мы сможем найти пристанище?
Элесин. Наш путь не менялся при наших предках, наш мир не свернет с пути и при мне.
Величатель. Петух без перьев – птенец, а не птица.
Элесин. Как и птица НЕ-Я без собственного гнезда.
Величатель (утрачивая свой лирико-эпический тон). Мне тяжело сомневаться в твоих словах, но есть ли на свете такая птица?
Элесин. Как? Ты хочешь меня убедить, что она никогда не являлась к тебе?
Величатель (с улыбкой). Загадки Элесина не просто орехи, об которые отгадчики ломают зубы: Элесин высыпает орехи в костер, предоставляя людям вытаскивать их оттуда.
Элесин. А я уверен, Олохунийо, что птица НЕ-Я наведывалась к тебе. Может, ты прятался от нее на чердак, передав через слуг, что тебя нет дома?
Элесин начинает короткий, слегка шутовской танец. Появляется барабанщик и подбирает к его танцу ритм барабанной дроби. Танцуя, Элесин приближается к рынку и одновременно рассказывает в стихах о птице НЕ-Я; чтобы ярче изобразить своих героев, он, прирожденный сказитель, то и дело искусно меняет голос, а его жизнерадостная насмешливость окончательно покоряет слушателей. Пока он говорит, появляются еще несколько женщин, и среди них – Ийалоджа.
Кто верит в смерть?Ее сипатую свирельВсе слышали в последнем хриплом стонеПодрубленной арабы. И однако —– Не я! – кричит крестьянин, спешно бросивСвой урожайИ взявши ноги в руки.– Не я, – бормочет доблестный охотник, —Но ведь темнеет, а ночная лампаТого гляди загаснет в небесахИз-за нехватки масла. Лучше яВернусь домой, а поохочусь утром…Вот дурень! – проклинает он себя. —Накаркал, и погасла в небе лампа!.. —Не знает он теперь, куда податься:Вперед, чтоб отыскать немного листьевДля этуту,[4] а может быть, обратно,По направленью к дому, к очагу,Где у огня светло и безопасно…Короче, он стоит, как изваянье,Уже дней десять все на том же месте.– Не я, – скулит от страха куртизанка,Чуть приоткрывши рот – едва ли робо[5]Туда войдет грошовый. РазодевшисьДля ублаженья Сборщика налогов,Она шлет вестника к нему: «Скажи, мол,Меня вдруг одолел недуг, хотя,Надеюсь, месячный, а не смертельный».А почему рыдает ученик,Чуть не разбивший лбом костяшки пальцевУчителю? Тот гневно возопил:– О сын ехидны и гнилого праха,Как смеешь ты цитировать Коран,Но доверять языческим приметам? —А сам удрал домой и, проорав:– Не я! – призвал на помощь амулеты.А то еще жил-был служитель Ифы[6]С руками как у резчика: в них силаИ чуткость уживались. Но однаждыОни – я видел сам – дрожали, будтоБеспомощные крылья у цыпленка.Он бросил на доску для ворожбыОтполированную временем опеле,[7] А посетитель, попросивший предсказанья,Возьми да и спроси его: – Не ты лиПризвал тот вечер, что сломал арабу?– Не я! – вскричал он. – Где уж мне? Я дажеИ ветра не слыхал; оглох, наверно,От старости. Прощай. – Он запер дверь,Заделал протекающую крышуИ не решился Ифу вопрошатьЕще раз в тот же день, хотя… Постойте!..Ведь воплощенную премудрость ИфыВзял на себя Осаньин.[8] Я не знал,Что в небе кружит коршун и что Ифа —Птенец в гнезде у Матери-наседки.Да, не забыть бы, кстати, о вечернемПосланце плодовитой пальмы – он,Присев за нужным делом у дорогиВ священной роще, с ужасом кряхтел:– Не я! Ведь это гадкий Элегбара [9]Загнал меня сюда!.. – Нет, вы представьте,Как он в тоске бормочет заклинанья,Прося прощенья у небес за то,Чего не собирался делать;И если кто- нибудь увидит близ дорогиБутыль из тыквы с пальмовым вином,А рядом скрюченного человека,Вокруг которого клубитсяТуман тревожных заклинаний,Пусть знает, что я спас от страхаПоля, жилье и винаря.Величатель. Когда ты был с нами, мы не ведали страха – и дома, у очага, и в поле, и на дороге, и даже в лесу мы не ведали страха.
Элесин
Нет, страх теперь гнездится и в лесу.– Не я! – уже рычат в своих берлогахЛесные звери. И гиена, и виверраВорчат «Не я», а крохотная птаха,Которую застигла Смерть в гнезде,Хотя она слыхала вещий шепотЛесной листвы о приближенье Смерти,Считает, что ее зовут Не-Я.Не-Я уже давно по миру бродит,И вот сегодня утром я услышал,Как этот возглас прозвучал в небесныхЧертогах. Вы подумайте, друзья!Бессмертные и те обреченыНа веки вечныеСтрашиться Смерти.Ийалоджа
А ты, муж многих, что нам скажешь?Элесин
Что ж мне сказать?Когда лесная птаха,Зовущая себя Не-Я, пугливоПрисела отдохнуть ко мне на крышу,Я убедил ее найти себе гнездоВ другом лесу. И, улетев, онаНе будет петь живущим, ибо выПрекрасно знаете, кто я.Величатель
Утес, где гаснут, словно свечи,Убийственные стрелы молний.Бесстрашный пешеход, которыйС улыбкою идет навстречуСмертельно ядовитой кобре.Элесин
Я, господин своей судьбы,Уйду, когда мой час настанет,По суживающейся тропке,Отполированной стопамиМоих отцов.
Женщины
Уже? Так скоро?Элесин
Лесная буря направляет,Когда желает и кудаЕй хочется, гигантов леса. ДружбаЗовет нас в путь, когда уходит друг.Женщины
Ничто тебя не остановит?Элесин
Решительно ничто. А вы не знали?Я связан воедино с властелиномИ все решил заранее. Мой ротНе скажет, что не хочет пить до днаОн эту чашу. Я его заставлю.Мы не всегда пьем сладкое вино,И я не раз довольствовался малым,Но неизменно вместе с властелиномМоим и вашим… Впрочем, чащеНам подавали бронзовые чашиС такими сочными кусками мяса,Что наши зубы хищно тосковалиХоть по какой-нибудь работе. Мы с владыкойДелили все, и я еще не ведал,А он уж видел по моим глазам,Чего мне хочется, – и тут же все являлось.Женщины
Тебе принадлежал весь город, вся страна.Элесин
Нам, а не мне. Мой властелин и я —Мы возвели столь прочный замок дружбы,Что даже время – все сжирающий термит —И лютая, все разъедающая зависть,Как ни пытались, не могли его разрушить.Величатель
Так это ты в ненастный день однаждыУвидел из окна, как мимо домаХромает бог удачи в грязном,Промокшем до последней вши рванье,И пожелал ему счастливой жизни?Он предсказал, что это пожеланьеПреобразится в счастье для тебя,И предсказание сбылось. Я знаю,Ты вскоре обнаружил у дорогиСосуд из 
