полка до потолка медленно развернулась на невидимой оси, открыв небольшой зал, освещенный тусклым голубоватым светом эльфийского мха ясности. Дорогущее растение выращивали в восточных лесах под бдительным присмотром остроухих садоводов. Кроме того, что мох давал призрачный свет, он выявлял любую невидимую сущность, рискнувшую посягнуть на жизненное пространство хозяев. Где рос мох, там и мечтать о невидимости нечего. И не только призракам.
Коллозий прошел к противоположной стене, не отличавшейся никакими изысками. Обычный изумрудный мрамор с золотыми прожилками. И руны. От одного взгляда на которые меня бросило в дрожь. Таких я ещё не видела. И не хотела видеть. Даже не зная и не понимая значения, я остро чувствовала грозную опасность, которая дремала в этих знаках. Да и рунами назвать серебристые закорючки можно только с большой натяжкой. Клубки округлых изящных линий образовывали завораживающе прекрасную паутину смерти. Если задержать взгляд на рисунке надолго, можно навсегда уйти в царство Жрицы. Я поспешно перевела взгляд на Севера и закрыла ему глаза. Волк мотнул головой и опять уставился на охранные знаки. Каждый фосфорецировал своим цветом. Центральный отдавал алым, по бокам — цвета мрака и ядовито-фиолетовым. Активированные руны ожидали жертв. Коллозий порылся в необъятных складках мантии и вытащил ключ. Такую изящную вещицу я видела в первый раз. Казалось, он сделан из света. Но не солнца, а звезды Жрицы, которая раз в столетие светила в ночном небе на протяжении месяца. И этот месяц обычно был месяцем войн, природных бедствий, эпидемий и катастроф. Я невольно поёжилась. Север зарычал и прижал уши. У Ольги загорелись глаза, когда она узрела ключ, она буквально, как зачарованная, уставилась на безделушку. Вейр, заложив руки за спину, раскачивался с каблука на носок, разглядывая стены. По рунам он лишь скользнул взглядом, явно зная, что от них можно ожидать. Я вздохнула. В руках колдунов была сама смерть. Сколько ещё секретов погребено в башне, можно только догадываться, но, чтобы веками противостоять жрецам и древним, для этого надо иметь грозное оружие, такое, что сам факт обладания им гарантировал мир и неприкосновенность владельцам. А обширные знания во всех областях науки и магии только укрепляли силы черных в противостоянии с могущественными и безжалостными врагами. Но и у тех тоже есть свое оружие и свои знания, благодаря чему пока и держался этот мир в хрупком равновесии.
Когда я рискнула снова посмотреть на толстяка, перед моим взором предстал открытый небольшой проем мрака. Ольга уже скрылась внутри, а Вейр стоял у входа, сверля меня своими странными глазами. Я прошагала мимо него, торопясь увидеть, что же так ревностно охраняли советники, даже ценой своей репутации и жизни. И остановилась, разочарованная увиденным. Небольшое помещение освещалось всё тем же самым мхом. Книга не бегали по потолкам, не скалились рунами и не разговаривали, а тихо-мирно стояли на полках из серебра, ожидая, когда смогут поделиться своей мудростью. Чего я ожидала, я не знала и сама, но легенды о магических фолиантах давно будоражили мою кровь. У нас с Лидой небольшое по здешним меркам собрание книг, но это были, в основном, сборники рецептов и заклинаний, которые не имели обыкновения жить собственной жизнью. Но наши книги о магии света, а чего ожидать от магии мрака, заточенной в этих томах, я даже представить себе не могла. 'Не торопись,' — прозвучал Ольгин голос. Ну, сколько можно? Я до сих пор не могла привыкнуть, что она хозяйничает в моей голове, как у себя дома. Хотя скрывать мне нечего, но даже сама возможность о том, что кто-то читает мои мысли, раздражала и не давала покоя. 'Дам амулет, если ты такая недотрога'. 'Дай!' — рявкнула я. С амулетом ольховицы, со своим оберегом и Ольгиной безделушкой я скоро стану похожа на обрядовое дерево, обвешанное лентами и подношениями, но, ничего не поделаешь, спокойствие себе дороже.
Ольга уже сняла десяток толстенных томов, сложила на пол и улеглась на живот, прямо на мраморный пол в своей дорогущей одежке. Глаза сверкали, белоснежные зубки покусывали пухлые сочные губы. Она явно ушла в себя, причем глубоко и надолго. Вейр сложил стопу у противоположной стены и тоже уселся на пол, поджав под себя длинные ноги в кожаных штанах, сосредоточенно листая первый попавшийся том, взятый сверху кучи. Я посмотрела на изящный столик и стул из кости давно вымершего малимонта, который благородные колдун и вампирша оставили для немощной меня, ухмыльнулась, подошла к ближайшей стене и начала разглядывать корешки книг, раздумывая, с чего же начать.
'Воспоминания благородного Госетия о пребывании в стране исидов' я с вздохом пока отставила в сторону, хотя даже само существование этой земли считалось легендой за отсутствием доказательств. Но, вот они, доказательства. Здесь, передо мной. О возможностях легендарной расы ходило множество слухов и предположений, и даже за малую толику знаний об исидах можно войти в историю и озолотиться не только на всю жизнь, но и всех потомков обеспечить. Что-то из 'воспоминаний' могло пригодиться и нам, но время ограниченно, и я решила начать с книг по магии.
'Способ излечения черной чумы, открытый посвященным Солитосом', 'Как вырастить демона кровавой сухотки и остаться в живых', 'Использование силы веры для сотрясения земли, записанное и произведенное в Третьем стоянии от нашей эры преподобным Фигием Добрейшим'… Я лихорадочно перекладывала тома, не веря глазам. И ужасаясь от открывшейся мне бездны. Большинство языков я не знала, но картинки и гравюры недвусмысленно открывали страшную правду. Та же чума… Сколько жизней можно было спасти! И будет… Теперь ясно-понятно было, почему колдуны никогда не заболевают, даже находясь в самом эпицентре болезни! Как они могли! Как!?! Трактат 'О применении чумы для захвата земель и уничтожения коренного населения' цинично объяснял, как, зачем и почему. У меня тряслись руки. Я уже не хотела и не могла смотреть на эти жуткие тома, которые пугали не содержащимися в них знаниями, а необъятным, абсолютным злом. Ничто на белом свете не могло оправдать сокрытие знаний об исцелении. И ничто и никто не мог оправдать создателей смерти.
— Если есть средство распространить болезнь, должно быть и средство уберечься от неё, — от равнодушного тона Ольги меня затрясло.
— Как ты можешь так спокойно говорить об этом! Значит, ты знала? Мы, веды, жизни кладем на излечение от этих гадостей, которые тут разложены по полочкам, и от которых, оказывается, давно найдено средство! Как можно оправдывать Cмерть? И её создателей? — рявкнула я.
— Да так и можно, — пожала она плечами. — Ты же знаешь, неуемных ученых и магов не остановит ни мораль, ни ценность жизни. А дальше все вместе дружно расхлебывают последствия своих открытий, получая всё новые и новые проблемы. И злотые на дальнейшие изыскания.
— И ты так спокойно об этом говоришь? — заорала я. — Ты, которая пытается найти средство для ваших женщин, пострадавших от Черного мора, который, скорее всего, тоже создание этих ублюдков?
Я не заметила даже движения, но её глаза с сузившимися до толщины волоса зрачками оказались прямо напротив моих. Ольга вцепилась в отвороты моей кожаной безрукавки побелевшими пальцами и раздувая тонкие ноздри:
— Не смей! Не смей никогда больше даже затрагивать эту тему!
— А чего такого страшного я сказала? Это ты оправдываешь этих тварей! И это ты мне спокойно объясняешь, зачем и почему! Вы, которые вездесущи и почти всемогущи, вы же можете прекратить хотя бы часть этих жутких исследований!
Ольга резко отпустила безрукавку, оттолкнув меня, и прошипела под глухое рычание Севера, который припал к полу, приготовившись к броску и не сводя глаз с вампирши:
— И что ты предлагаешь, веда? Убивать?
— Не знаю, — устало бросила я. — Я не знаю. Но я знаю только одно — этого быть не должно. Достаточно и природных сил смерти, с которыми надо бороться, а не придумывать новые. И лечить, а не скрывать знания в своих шкурных подлых интересах.
Я подошла к Северу, обогнув белую, как саван, вампиршу, села на корточки и уткнулась лицом в густой мех на его шее. Клокотавшее рычание постепенно затихло, канаты мышц расслабились, мягкий влажный язык лизнул мне лицо.
— Девочки, не ссорьтесь, — чарующий голос Вейра разорвал удушающую тишину склепа.
— Тебя забыли спросить! — хором рявкнули мы с Ольгой и уставились друг на друга.
Я засопела, она подняла бровь. 'Мир?' — помолчав, спросила Ольга. 'Мир', — ответила я. Продолжать спор бессмысленно. Не Ольга была виновата, и не мне было её судить. Мир не переделать, и наша ссора никак не могла сделать его лучше…
Я вернулась к полкам, она к своей стопе, растянувшись во весь рост на полу, и мы продолжили розыски в полной тишине, нарушаемой только шелестом листаемых страниц. Прошел час, меня уже мутило от веселых картинок, гравюр и зла, сочившегося с древних страниц, но я ни на шаг не продвинулась в
