— Как фамилия этого человека? Кто он и чем занимается?
— Фамилия? М-м... Не помню... А может, и не знала. Охранники называли его «босс» или «хозяин», и еще несколько раз в разговорах фигурировало «Асмодей» — очевидно, это его прозвище. Мне кажется, прежде он работал в спецслужбах. Он очень скрытный и, как мне показалось, очень опасный человек... Как-то я у него поинтересовалась, чем он сейчас занимается, и его ответ был таков: «Лучше тебе, девочка, этого не знать...» Однажды я видела, как к нему приезжали трое азиатов — то ли узбеки, то ли таджики, но связан ли их визит с его бизнесом... Нет, я этого не знаю.
Сердце у Дорохова екнуло, а следом в его мозгу зажегся красный предупреждающий сигнал.
— Так-так... Именно Асмодей подсадил тебя на героин?
— Не он сам, а его помощник, которого зовут Никита. Но с ведома своего босса, естественно... Я уже была до этого у него в загородном особняке один раз: это был редкий случай, когда я согласилась танцевать вне стен «Монолита». Не знаю, в какой момент я запала ему в душу, но он купил меня или же взял в обмен на какую-то услугу, решив превратить в свою наложницу, в свою собственность. А когда я, узнав, чего он хочет, послала его в известном направлении, меня без долгих разговоров посадили на иглу...
— А потом этот подонок передал тебя по цепочке своим дружкам?
— Да, и все они оказались такими же негодяями, как этот Асмодей.
Она извлекла из сумочки фотографии, которые еще раньше привлекли внимание Дорохова, — он попросил снова показать ему эти снимки. Заодно Грета достала чистый носовой платок и вытерла слезы, выступившие в уголках ее глаз.
— Грета, я вижу, ты очень расстроена... Если хочешь, мы можем прекратить этот трудный разговор и вернуться к нему позже.
— Нет, почему же, — сказала она, комкая влажный платок в своих длинных красивых пальцах. — Мне самой хочется выговориться. Извини, забыла, на чем я остановилась?
— Ты сбежала из клуба «Люксор»...
— Я уже была в «системе» и кололась по три раза в день. Я не очень хорошо тогда соображала, и единственное, чего мне хотелось, — отомстить! Я отправилась к одному хмырю, который долго меня добивался, и ушла от него тем же вечером с пятью тысячами баксов! На следующий день у меня на руках был новенький паспорт, который спустя месяц я то ли потеряла, то ли у меня его вытащили... Короче, я пошла в Сбербанк и потребовала деньги с моего валютного счета. И это требование я подкрепила телефонным звонком еще одного богатенького уродца, для которого, впрочем, я ничего не сделала, а только посулила ему свою благосклонность. Так что я вышла из дверей банка с тридцатью семью тысячами... да, Сашенька, американских баксов!
— А те подонки, которые пытались тебя растлить, они разве не отобрали у тебя все твои средства?
Грета небрежно махнула рукой.
— Они сами настолько упакованы бабками, что никто из них эту тему даже не затрагивал... Короче, я сняла скромную квартирку, потому что боялась, что меня будут искать, ну а сама нашла человека, который взялся собрать информацию на тех, кому я намерена была предъявить счет. Но эти тридцать семь «штук», о которых я говорила, должны были обеспечить лишь первую фазу моей задумки... Я отправилась уже в другой столичный банк, где в депозитарии хранилась моя крутая заначка — преимущественно драгоценности, которыми меня одаривали некоторые мои щедрые воздыхатели. Я обратилась к знакомому еврею с просьбой, чтобы тот нашел хорошего покупателя на мои «брилики». Сказала, что это срочное дело, а потому меня устроит треть цены... Сошлись на ста тысячах, хотя это был сущий грабеж... И тут, Саша, произошло то, что и должно было произойти, — меня «кинули»... Подробности неважны, но развели меня так грамотно, что я и не пикнула! Ну и все... После этого я уже сама пошла вразнос...
Чуть потянувшись через стол, Дорохов накрыл своей ладонью ее подрагивающую руку.
— Но ты ведь завязала, Грета? Вернее, ты пытаешься «соскочить», насколько я понял?
— Именно что пытаюсь — от слова «пытка». — Она невесело усмехнулась. — Ты сам недавно все видел, так что какой смысл что-то объяснять...
Он исподволь расспросил девушку о типах, чьи сфотографированные тайно образины она постоянно носила при себе — как ненавистный образ врага. Больше всего, естественно, его интересовала личность Вадима — рыжеволосого мужика, по поводу которого у Дорохова возникли кое-какие предположения. Обогатив себя новой информацией, он вернул Грете все три фото, а затем спросил у нее:
— Грета, а что это за странная история, которую ты мне рассказывала?.. Про женщину, которая в детстве была ученицей Айседоры Дункан, а потом покончила с собой в годы сталинских репрессий.
Девушка бросила на него задумчивый взгляд. Какое-то время она колебалась, стоит рассказывать или нет, но потом решилась приоткрыть полог над еще одной ее тайной.
— Это просто мистика какая-то, Саша... Сама не знаю, как к этому относиться... Короче, я сейчас принимаю один препарат, который помогает снимать на время ломку. Я его пробовала всего раза три или четыре — он называется «антигер».
— Тот самый, что ты купила у дилера, когда мы ходили к «Сараю»?
— Да, этот препарат. Но опробовала я его парой недель раньше, испытав при этом какой-то необыкновенный эффект: со мной случился сон — не сон, явь — не явь, сама не знаю, как толком объяснить свое тогдашнее состояние... Ну да ладно, расскажу о другом... На следующий день, когда мне полегчало от этого «антигера», ноги сами понесли меня в одно место... Я даже адреса точного не знала или же не помнила — но вышла точнехонько! Дом, который мне нужен, как я и предполагала, обнаружился на Пречистенке, и даже его облик за шесть с лишним десятилетий не слишком изменился... Прошла в подъезд, поднялась по лестнице на третий этаж, какое-то время топталась как дурочка, потом все же решилась позвонить: там на двери было аж три звонка, так я утопила кнопку среднего...
Улыбнувшись каким-то своим мыслям, она покачала головой.
— Надо же было так подгадать... Это была коммунальная квартира, кто-то собирался купить ее целиком, а семьи расселить. Меня, представь, приняли там за дилера из какой-то риэлтерской фирмы... Я рта не успела раскрыть, как пожилая женщина, открывшая мне входную дверь, засыпала меня жалобами...
Грета немного помолчала, облизнула чуть тронутые помадой губы, затем из ее груди вырвался нервный смешок.
— Бред, конечно... Но я испытала такое чувство, будто пришла к себе домой... Многое там изменилось, в этой квартире, за прошедшие годы, но я узнала и дубовый паркет, и лепнину, и мозаичный пол в ванной, и наконец саму старинную ванну...
Она сглотнула подступивший к горлу комок.
— На одной из полочек в ванной я узрела опасную бритву «Золинген». Женщина рассказала, что родители ее вселились в эту квартиру в конце тридцатых годов. Сама она была тогда маленькой, почти ничего не помнит из того времени, как не помнит прежних хозяев этой квартиры — вернее, она их не могла даже видеть. Я поинтересовалась у нее невзначай: «Чья это бритва?» «Отцова, — сказала она. — Потом ею пользовался мой покойный муж, а сейчас это уже негодная в хозяйстве вещь, хотя выбросить жалко...»
— Это та самая бритва, которую я у тебя отобрал?
Грета молча кивнула головой.
— Советую больше не принимать этот «антигер», — сказал Дорохов. — Если тебе нужно лекарство, мы подыщем что-то другое, нечто такое, что не так сильно и болезненно задевает твою изнуренную испытаниями психику...
Спустя короткое время возбуждение, вызванное собственным рассказом, сошло на нет. Сквозь матовую, чуть смугловатую кожу девушки проступила нездоровая бледность, ее высокий чистый лоб покрылся липкой испариной. Ей было неловко из-за этой своей слабости, но Александр понял все без слов и — за что она ему была особенно благодарна — не стал о чем-то ее расспрашивать либо пытаться за ней ухаживать.
Грета перебралась на кровать, улеглась поверх покрывала, свернулась калачиком, подтянув коленки к самому подбородку и на какое-то время замерла, сохраняя позу эмбриона.
Проклятый бес опять взялся за свое... Некто, угнездившийся в ее организме и желающий властвовать над ее рассудком, ожил, встрепенулся, полоснул чем-то острым по нервам...
«Черта с два ты теперь от меня хоть что-то получишь! — сдерживая стоны, сказала ему, а заодно и
