элитная Пустота? Это… Это Его Величество Классовый Интерес. Интерес, доведенный до метафизической страстности. Интерес в том, чтобы развития не было. Класс подвергает путинский ритуал возвращения к субъектности мягкой, но очень мощной обструкции. Он не восстает против ритуала. Он его — очень аккуратно и осторожно — сводит на нет. Вместе с политическим субъектом, которого угораздило по причинам частного характера осуществить, видите ли, какой-то там ритуал. Пусть и беспомощный, но все равно опасный.
Вы сомневаетесь в справедливости моей гипотезы? Так я ведь ее не только высказал, я ее доказывать буду. И аналитически, и на конкретных примерах. Сначала — аналитические доказательства, которые легко поддаются даже математизации.
Возьмите всю существующую социально-политическую (да и экономическую) информацию того времени (апреля—июля 2008 года). Оцените этот массив в мегабайтах. Введите весовые коэффициенты. И оцените, какой процент от данных мега- и гигабайт был центрирован на вопросе развития. Потом оцените, на чем именно этот малый процент центрирован. Вы убедитесь, что на чем угодно, кроме выхода из бессубъектности. На любых ЧТО, но только не на том, КТО будет осуществлять эти ЧТО. А если вам этих выкладок мало (хотя они очень убедительны), то… То я могу дополнить их другими, весьма, как мне представляется, убедительными примерами.
В тот же период, когда господствующий класс так тихо-тихо и мягко-мягко сводил на нет случайные, но опасные ритуализации Владимира Путина, мне пришлось побывать на одном элитном мозговом штурме. В приглашении тема штурма формулировалась так: «Энергетическая война. Роль России».
Мозговой штурм по поводу энергетической войны начался с надрывного крика высоких газпромовских интеллектуалов о том, что никаких разговоров о войне быть не должно. Что надо говорить только о дружбе и сотрудничестве. Высокие газпромовские интеллектуалы орали буквально как резаные. К ним подключился высокий газовый босс из соседней могущественной корпорации. Босс тоже требовал, чтобы «никаких войн»! Зачем было собирать мозговой штурм на объявленную тему и потом требовать, чтобы тема была отменена, — так и осталось для меня загадкой. Но то, что визг был аномально-нервным, это я зафиксировал. Визг был настолько нервным, что председательствующий сказал: «Ну, хорошо. Давайте изменим тему нашего мозгового штурма. Не энергетическая война, а…»
«Конкуренция», — предложил один ТЭКовец.
«СОТРУДНИЧЕСТВО!!!» — завопили другие.
Являясь следующим по очереди выступающим, я сказал, что можно, конечно, не говорить о войне в данном высоком собрании. Однако в Лондоне, Нью-Йорке, Амстердаме etc. у всех ТЭКовцев (от студентов и преподавателей до корпоративных боссов) на столах лежит книга Даниэла Ергина «Добыча», в которой говорится ИМЕННО О ВОЙНЕ — нефтяной, газовой, энергетической и так далее. А в соседних финансовых офисах лежат книги Джорджа Сороса, в которых говорится о финансовой войне и рефлексивности финансовых рынков. То есть опять-таки О ВОЙНЕ. «Так как, — спросил я, — не потеряв лицо, ЗДЕСЬ можно не говорить о войне, если ТАМ все говорят только о войне?»
Побледневший ТЭКовский босс мне ответил: «Вот Вы ТАМ и говорите о войне. А ЗДЕСЬ — пожалуйста, не надо».
Председательствующий промолчал. Я встал и вышел.
Рассказываю это совсем не для того, чтобы похвалить себя и поругать кого-то. Я предлагаю вникнуть в мотивы истерики, которую я описал. Эти мотивы очень непросты. Они не сводятся к тому, что нервничающие лица — они же представители класса, вы понимаете, КЛАССА! — уже живут по сути ТАМ, а ЗДЕСЬ лишь добывают сырье. Этот уровень мотивации тоже присутствует. Но если бы все сводилось к нему…
Соединенные Штаты Америки беспокоят не Иран или Ирак.
Их беспокоят центры сил, способные в принципе оказаться более мощными, чем сами США. В ближайшей перспективе таких центров сил два — Европа и Китай. Китай — это отдельная песня. А вот Европа… Европа никогда не была единой. А в последние десять лет она у нас на глазах раскалывается на две Европы — старую и новую.
Старая Европа — это, прежде всего, Франция и Германия. Ну, Италия. Ну, Австрия, ставшая периферией Германии.
Новая Европа — это бывший соцлагерь. И примыкающие к нему бывшие союзные республики. Прежде всего, речь идет об Украине, Прибалтике, Молдове. Белоруссия пока выпадает из этого «санитарного кордона». Но лишь пока. Запевалами в процессе являются Польша и Украина. Польша — явный и безусловный лидер новой, очевидным образом проамериканской Европы.
Задача новой Европы — мешать структуризации старой Европы. А также отношениям между старой Европой и Россией. Прежде всего, между Германией и Россией. Но и между Францией и Россией тоже. Франция пока не оторвана от Германии. А там — кто знает…
Самой главной задачей новой Европы является препятствование энергетическим коммуникациям между Россией и старой Европой. Особенно, если эти коммуникации идут мимо новой Европы. Тут задевается уже не только политический, но и экономический интерес. Исчезает плата за транзит, возможность коллективного воровства энергоносителей и так далее.
Для того, чтобы блокировать инициативы старой Европы по укреплению союза с Россией, новой Европе нужен соответствующий образ России. В пределе это должен быть образ однозначно фашистской, причем гнилостно-фашистской, страны. Страны и криминальной, и ненадежной, и грозящей ракетами, и антисемитской, и… и… и…
Если этот образ будет создан, то старая Европа окажется в сложном положении. А только это и нужно и американцам, и новой Европе. Разрушение коммуникаций со старой Европой грозит огромными неприятностями нашим энергетикам-экспортерам. Газовым, в первую очередь. Нефть так или иначе, но продадут. А вот газ… Для того, чтобы диверсифицировать продажу газа, нужны огромные вложения и годы напряженного труда. Нужно иметь флот для транспортировки сжиженного газа… Заводы по сжижению… Инфраструктуру… Или же тянуть колоссальные газопроводы не на Запад, а на Восток.
Оптимисты считают, что Европа от нашего газа никогда не откажется. И что угрозы нет. А газовщики нервничают. И поди тут разбери, отчего они больше нервничают — оттого, что фокус их интересов, фокус, конечно, гедонистический, уже находится ТАМ, или же оттого, что они имеют для этой самой нервозности более серьезные и масштабные основания? Я в таких случаях всегда выбираю наиболее комплиментарную версию.
Сразу же после 18 брюмера… прошу прощения, 15 апреля 2008 года старая Европа начала обхаживать всех подряд — вождей, соратников, класс. Бывшие главы государств старой Европы приезжали в Москву как эмиссары и буквально умоляли русских быть паиньками. При этом они осуждали американцев, называли НАТО инструментом чужой для европейцев политики, говорили русским еще очень много разного рода приятных вещей. Но рефрен у них был один: «Ради бога, будьте паиньками! Потерпите, поулыбайтесь… Во имя общего дела и наших газовых успехов! Не ставьте нас в сложное положение! Покажите цивилизованное лицо! Пойдите на уступки! Пожалуйста!»
Теперь я прошу читателя кое-что сопоставить.
Первое. Мой рассказ о некоем семинаре, на котором так нервничали ТЭКовцы и который должен был называться «Энергетическая война», но был срочно переименован в «Энергетическое сотрудничество». Помните, что там было сказано? «Вы ТАМ говорите об энергетической войне, а ЗДЕСЬ не надо».
Второе. Регулярные собеседования бывших глав старой Европы, причем наиболее лояльных к России, и рефрен: «Ради бога, мягче, мягче! Ради бога, помогите нам! Уступите! Продемонстрируйте хоть что-нибудь, так сказать, a la Горбачев».
Согласен ли читатель с тем, что первое и второе — это просто части одного, очень внятного, целого? Если он в этом сомневается, то пусть поверит моим трудно рационализируемым ощущениям. Это именно одно и то же, понимаете? Тот же тон. Та же лингвистика. И так далее.
Итак, согласимся, что это одно целое. И добавим к его двум названным слагаемым ряд других.
Третье — это начавшиеся после 15 апреля 2008 года разговоры об амнистии, которую должен получить Ходорковский, и о возвращении в Россию Гусинского. В любых разговорах на подобную тему (а они всегда эксклюзивны) важно, кто, зачем и как разговаривает. Но если