— Герцог, я прошу только кинжал…
— А я вам его не дам. Алви, в Оганде говорят, что если назвать лягушку соловьем, она запоет, а если назвать соловья лягушкой, он заквакает. Вы не лягушка и не соловей, а благородный человек из Старшего Рода, так что вас это не извиняет. Вашу семью несправедливо назвали изменниками, но вы, Алви, изменником стали. Самым настоящим. Вы привели на свою землю чужую армию. Не надейтесь ни на кинжал, ни на веревку. Вас будут судить по законам Собраны.
Узкое окно было предусмотрительно забрано решеткой.
«Предусмотрительно, о да!» — Керо давно отучилась кривить губы, усмехаясь про себя. Давно? Две девятины и целую жизнь назад. В Собре. В доме герцога Гоэллона, который ее от этой дурной привычки и отучал. Ему удалось: Керо Къела могла думать о чем угодно, слушать любые речи, говорить обо всем на свете, сохраняя на лице то выражение, которое лучше всего соответствовало ситуации. Внимание, почтительность, непонимание, равнодушие, живейший интерес — все, что угодно. Смотрите. Любуйтесь. Делайте выводы. Пытайтесь понять. Керо будет смотреть на вас из-за своей маски и делать свои выводы. Сейчас, в последний день весны, у нее не было необходимости удерживать на лице очередную маску, но проще было следовать новой манере, чем отказаться от нее. Тем более, в душе творилось такое, чего нельзя выдавать никому. Она загибала пальцы, называя про себя свои чувства, каждое по порядку.
Хороший способ взглянуть им в лицо, рассортировать, как кучку пуговиц, разложить по отделениям шкатулки для рукоделия, закрыть ее и освободиться. Во-первых, Керо было страшно. Девушка обедала в своей комнате в компании Марисы, когда дверь ее покоев распахнулась. Тяжелая была дверь — мореный дуб и медная обкладка, — так что о стену она ударилась громко, очень громко. Мариса подпрыгнула и вылила себе на грудь суп. Керо была слишком предусмотрительна: она сначала отодвинула тарелку, потом подняла голову и взглянула на того, кто осмелился ворваться в ее комнату. Разумеется, это оказался Элибо. Рыжего увальня Сотворившие обделили умом, но не силой. Наглости ему, как и всем дуракам, тоже отсыпали втрое больше, чем следовало. Парень, похожий на быка, которому для полного сходства не хватало лишь кольца в носу и колокольчика на шее, упер лапищи в бока и таращился на Керо. Вторжение не удивило ее. К чему-то подобному она была готова с первой минуты первой встречи с господином бароном Бруленом. Мать держала его на привязи, как и подобает держать быка, но всякая подобная скотина стремится оборвать веревку и забодать пастуха или прохожего. Гораздо хуже было то, что за его спиной маячил Хенрик Келлиг, который раньше казался предсказательнице мужчиной весьма и весьма разумным. Еще хуже — то, что за Хенриком стояли солдаты. Керо сложила ладони на коленях и застыла, глядя на управляющего Келлига. Элибо ее не интересовал, хотя он казался трезвым, а зрачки у него были вполне подобающей величины. Значит, он с вечера не пил, и вторые сутки не пил свои травы. К чему бы это — к добру или к худу? Вот господин Келлиг… необычное зрелище. Толстячок волновался по каждому несущественному поводу, а теперь был спокоен. Спокоен, как смерть. С ним что-то стряслось, важное, очень важное.
Важное не только для него, а для всех. И это напрямую связано с явлением Элибо и солдат.
— Госпожа Къела. Где ваша служанка Олина?
— Мариса, ответь господину управляющему.
— Не могу, госпожа! Я ее с утра не видела! — прошептала эллонка. — Проснулась, а ее уже нет. «Уже нет или еще?» — подумала Керо. Сеорийка, нанятая за седмицу до отъезда Керо, не отличалась строгостью поведения. По правде сказать, она отличалась ровно противоположным, и лучше бы ей было податься в портовые девки, а не в служанки. За какие грехи герцог Гоэллон отправил с ней шлюховатую Олину, девица Къела не догадывалась. Каждую ночь, убедившись, что госпожа отправилась спать, Олина отправлялась к очередному ухажеру. Наверняка перед тем сверялась с длинным списком желающих, чтобы не пропустить того, чья очередь настала сегодня. Черноволосая толстушка пользовалась в замке Бру большой популярностью. Керо собиралась избавиться от нее при первой же возможности. Положение позволяло ей держать при себе девицу из благородной семьи, и Марта обещала найти подходящую. Разумеется, Олина что-то натворила, и теперь разбираться с этим придется хозяйке. Что она, собственно, могла сделать? Украла что-нибудь? Поссорилась с очередным мужиком и подбила тому глаз или выбила зуб? Подраться Олина была не дура, а рука у нее оказалась удивительно, не по-женски, тяжелой. Мариса ее побаивалась: говорила, что сеорийка, если ее разозлить, одним ударом пришибить может.
— Я не могу ответить на ваш вопрос, господин Келлиг. Чем я обязана вашему вторжению? Что сделала Олина, и почему вы беспокоите меня?
— Тебя еще не так побеспокоят, шлюха! — пообещал Элибо. Девушка не смотрела на него и надеялась, что с лицом по-прежнему все в порядке, но ладони, прижатые к коленям, повлажнели. Один раз барон Брулен уже обозвал ее этим словом, но получил от матери такую выволочку, что в присутствии Керо вообще больше не открывал рта. Господин Келлиг, конечно, не так страшен, как Марта, но и при нем Элибо обычно вел себя пристойно: знал, что толстячок расскажет баронессе о каждом его поступке. Что изменилось? Что изменилось, и при чем тут Олина? Что она — наградила барона пятнистой хворью? Даже если так, поведение Брулена было вовсе, категорически непозволительным. И для парня, видимо, дурноватого от рождения, это было уже слишком.
— Господин Келлиг, или объяснитесь, или закройте дверь.
— Ваша служанка Олина обвиняется в преступлении. Есть неоспоримые свидетельства ее вины, а потому мы требуем от вас выдать ее для расследования и суда, — зачастил Хенрик. Странное дело, голос управляющего был такой же неживой, как он сам, но тарахтеть это ему не мешало. — Госпожа Къела, мы требуем, чтобы вы немедленно выдали ее нам. «Это он так лжет, — поняла Керо. — Разыгрывает представление, которое ему очень и очень не по душе. Потому и лицо заледенело, потому и глаза суетливо бегают, как два вареных яйца по тарелке. Лжет и боится до смерти. Чего, Мать Оамна?!». Зимой ей пришлось бы долго думать, гадать, искать другие приметы, обращать внимание на голос, позу, мимику. После жестокого обучения понимание приходило само, всплывало из глубин разума, как щепка на поверхность ручья. Оставалось только взять ее в руки и прочитать, что там вырезано. «Страх и ложь», было написано на этой щепке.
— В каком именно преступлении?
— Покушении на жизнь госпожи баронессы Брулен. «ЧТО?!» — Керо едва не заорала в голос.
— По твоему приказу, шлюха. Элибо определенно беспокоила нравственность девицы Къела. Слишком, слишком беспокоила. Слово «шлюха» звучало уже третий раз при девушке, и кто знает, сколько раз в ее отсутствие. Господин барон, должно быть, помешался на этой идее. Так хотел убедить себя в том, что желаемое — и сулящее ему широкие перспективы — является действительным, что подвинулся рассудком. Керо оборвала поток злословия и заставила себя вернуться к главному.
— Надеюсь, покушение не оказалось успешным?
— Баронесса умерла, — сказал Элибо. «Баронесса, — отметила предсказательница. — Не мать, не матушка — баронесса. Почему это слово?».
— Господин барон, позвольте выразить вам мои соболезнования. — Керо поднялась со стула, чтобы произнести эти слова, но не сделала ни шагу. — Господин Келлиг, будьте любезны объяснить, какое отношение к этому имеет моя служанка Олина?
— Ваша служанка столкнула ее с башни. Видели, как она поднима… — Элибо наступил управляющему на ногу и тот заткнулся.
— Видели, как она это делала, — сказал барон.
— Видели, как она поднималась на башню. Господин Келлиг, увидеть, что происходит на смотровой площадке, можно только находясь там же. Кто был с Олиной и госпожой баронессой? Где на самом деле Олина? — последний вопрос был задан наугад, но управляющий нервно дернулся, и Керо поняла, что он — знает. Знает, где на самом деле служанка — а, кстати, где она? В подвале или уже в море?.. — и подыгрывает Элибо. Плохо подыгрывает, неумело. С рожей господина Келлига врать противопоказано, с ней и хитрить-то не стоит: за милю все видно. Марта умерла. Марта убита — так точнее. Кто-то ее убил, а теперь пытается все свалить на Керо.
— В моих покоях девицы Олины нет. Господин Келлиг, если вы считаете, что я прячу ее в шкафу или под столом, то можете все здесь осмотреть. После этого я прошу вас и ваших спутников покинуть отведенные мне покои.
— Иди сюда, — барон Брулен, теперь полновластный и ничем не связанный барон Брулен, поманил
