— Меня многое удивило, — признался Фиор. — Очень многое. Герцог отошел от лошади, скинул плащ и расстелил его на траве у ворот, сел и кивнул управляющему на свободную половину. Ларэ сел, скрестив ноги, провел руками по волосам и уставился вдаль, туда, где между колоннами деревьев, росших вдоль аллеи, виднелось рассветное небо, светлеющее с каждой минутой. Ему было что рассказать герцогу Гоэллону, и, пожалуй, тот был единственным человеком, с которым Фиор мог поделиться всем, что его пугало и удивляло. Но с чего начать?..
— То, что меня удивило — все это было в прошлую девятину. Сюда редко доходят новости. Последнее, что я видел — арест герцога Алларэ, там же я услышал, что и герцогиня арестована. В тот день принца Элграса отправили в Брулен…
— Господин Ларэ, об этом я знаю. Об этом и еще о многих новостях, которые до вас, видимо, не дошли. Я спрашиваю о другом. Вы ведь понимаете, что с прошлого лета все в Собране идет кувырком? Или вам кажется, что все в порядке? — герцог, сидевший рядом, повернул к Фиору усталое, встревоженное лицо.
— Нет, мне не кажется! То, что рассказал мне Элграс, пока был здесь — это попросту безобразно! — управляющий почувствовал, что веревочка, удерживавшая горловину мешка с его возмущением, недоумением и гневом, таки ж лопнула. – Мальчика, кажется, решили сжить со свету. Насколько я понимаю, принц Араон пошел тем же путем, что покойный принц Элор! Епископ Лонгин и мой отец, кажется, с ним совершенно согласны. То, в каком состоянии Элграс приехал сюда — это невозможно! И, герцог, простите, но вы все это время были рядом, и ничего не сделали! Вы не препятствовали ни епископу, ни старшему принцу…
— Вы неправы, Фиор, — устало выдохнул Гоэллон. — То, что мог — я делал. Скажите, Элграс ничего конкретного не говорил о том, что нашло на его брата?
— Нет, он не понимал причин такой перемены. Элграс не самый милый мальчик, но он всегда относился к брату с любовью. Он не злопамятен и все трения не считал значительными. Но с начала зимы брат к нему переменился. Он не только озлобился и принялся вполне намеренно интриговать. Араон стал действовать так, будто ему подсказывал некто весьма опытный. Он постоянно выставлял Элграса перед отцом в дурном свете, и епископ Лонгин ему в этом способствовал.
— Да, я заметил эту перемену, но ошибочно считал, что это следствие общения с покойным графом Агайроном. — Покойным? Фиор сглотнул. Кажется, он слишком многого не знал… — Тот признался однажды, какие ценные советы давал племяннику… очень раскаивался, надо сказать, и просил прощения. Значит, с зимы… еще что-нибудь?
— Элграс говорил о том, что брат с кем-то встречается ночами в саду. Редко. Раз в девятину. Он не уверен, но он слышал, как Араон куда-то тайно уходил и возвращался.
— Так-так-так… еще что-то?
— Пожалуй, все. Еще — я не понимаю, что происходит с моим отцом! Он…
— Понимаете, Ларэ, понимаете. Просто признаться себе не хотите. Ваш отец сходит с ума. Как его старший брат, как его отец… и как старший принц.
— Вы…
— Я, Фиор, я. Когда-то я помог Ивеллиону избавиться от брата. Принц Элор был безумен уже к тридцати годам, и ясно было, что подобный король — погибель для Собраны. Ивеллион продержался еще пятнадцать лет… Ладно. Что еще вы можете сказать?
— Арест герцога и герцогини Алларэ — это тоже списать на безумие?
— Только арест? — что-то в тоне герцога заставило Фиора вздрогнуть и вплотную повернуться к собеседнику, так, что лица разделяло не больше пяди.
— Простите, я вас не понял…
— Мио Алларэ умерла в Шенноре в пятый день четвертой седмицы Святой Иоланды, — герцог ронял слова, как льдинки в ручей.
— Мать Оамна… Фиор отвернулся, глядя через левое плечо на раскидистый вяз, росший в начале аллеи. Прижатая к сердцу правая рука онемела, и слова заупокойной молитвы не шли на ум. Мио, золотая девочка Мио…
— Про гибель Анны Агайрон вы тоже не знаете?
— Как?!
— Мио и Реми обвинили в отравлении Анны. Она действительно скончалась, выпив отравленного вина. Это произошло во дворце. На следующий день был арестован Реми. При вас же! Ларэ, проклятье, вы живете в тридцати милях от Собры, а кажется, что в къельском лесу… Фиор почти не слышал, что ему говорит герцог. Мио умерла? Анна умерла?! С ветки вяза сорвался лист, зеленый, молодой и крепкий. Оторвался от ветви, полетел по ветру вдаль по аллее. Черный на розовеющем утренней зарей небе, одинокий, слишком рано лишившийся связи с питающим его деревом. Он кружился в воздухе, беспомощный и бессильный — и теперь оставалось только упасть на землю и истлеть прежде времени, задолго до наступления осени. Истлеть, пока собратья ловят небесный свет и наливаются зрелой силой…
— Наверное, мне не стоило сообщать вам эти известия, — вздохнул Гоэллон. Он подобрал с земли сухую ветку и вертел ее в пальцах. — Здесь и сейчас, по крайней мере.
— Я вам благодарен, герцог. Мне никто не удосужился сообщить… — Фиор смотрел перед собой, не в силах оторвать взгляд от кружащегося на ветру листика.
Казалось, что выпусти его из поля зрения — и он вовсе исчезнет… — Мио… зачем вы так с ней поступили? Она вас любила.
— Я надеялся оградить ее от всего, что может случиться со мной. Я не хотел, чтобы ее считали моей сообщницей, если до того дойдет дело…
— Хорошо же у вас вышло, нечего сказать!
— Да, у меня вышло отвратительно. Но давайте оставим этот разговор до лучших времен, если они случатся. В последнем я не уверен, но от переливания из пустого в порожнее того, что уже сделано и неизменно, они не приблизятся.
— Что с герцогом Алларэ? Он по-прежнему под арестом?
— Да. — Фиор передернулся, услышав это единственное слово. Еле слышный хруст: сухая ветка треснула в кулаке. — Это вы подсказали королю отправить Элграса именно в Брулен?
— Нет, он сам так решил…
— Изумительно… — Гоэллон склонил голову. — Я-то надеялся…
— А в чем, собственно, дело?
— В Брулене происходят весьма загадочные и опасные события. Отправка принца именно туда — едва ли случайность. Учитывая, что молодой барон Брулен связался с наследником Скорингов, а именно господин комендант Скоринг потерял эту вещь… — герцог указал на листок-лепесток, который Фиор так и держал, зажав между указательным и средним пальцем.
— Герцог, я ничего не понимаю. Элграсу что-то угрожает?!
— Не исключено.
— Я еду с вами!
— Нет, Ларэ, ни в коем случае. Вы понадобитесь мне здесь. Просто вам придется выйти из своего уютного леса и начать прислушиваться к тому, что происходит в столице. Найдите повод провести время во дворце, понаблюдайте за принцем Араоном и Скорингом, постарайтесь понять, что здесь творится. Только не попадайтесь на глаза этим двоим, будьте осторожны. И не вздумайте вступаться за герцога Алларэ, для вас это закончится еще хуже, чем для меня, и хорошо, если только для вас, а не для Реми впридачу. О принце же позабочусь я. Властный голос, не просьба, а требование… Фиор не понимал, почему соглашается на все, что приказывает ему сделать герцог Гоэллон. Он не обязан был, и между ними лежала смерть Мио, обида за то, что герцог — не защитил, не уберег свою любовницу от гибели, не помог другу; не защитил и Элграса. Не был обязан, и все же знал, что подчинится и сделает все возможное. Лист вяза, влекомый ветром, был уже неразличим. То ли упал на усыпанную мелким гравием дорожку, то ли улетел прочь за край аллеи — к горизонту, к рассветному небу. Фиор посмотрел на другой, пронзительно белый, лист в своих руках и с омерзением отбросил его прочь. Клочок бумаги не полетел — спланировал и упал между Ларэ и герцогом Гоэллоном.
— Я надеюсь, что хотя бы о принце вы позаботитесь, — зло сказал управляющий, сам понимая, что
