Самолет на все времена

ровесников, не слишком увлекавшийся военной авиацией.

— А таких операций очень немного. Зато есть служба, которой прототип такого рода очень пригодится. Разведка. Самолет хорош и для патрулирования, и для секретных операций. А с Темпсфордского аэродрома летали во Францию, в Норвегию и много еще куда. По ночам.

— Простите, а откуда вы знаете?

— А я там однажды садился. Зеленая лужайка, зарастающие взлетные полосы, старый сарай на краю аэродрома…

— Темпсфордская стоянка такси, — улыбается мистер Гамильтон. — Это так называлось. Здесь ничего и не строили особенно, чтобы немцы не нашли. А они искали. «Найти змеиное гнездо и разбомбить». Мне рассказывали потом. Найти знакомых в опустевшем гнезде оказалось сложнее: аэродром закрыт, последние самолеты перегнали отсюда в 47, на базе хозяйствовала служба тыла — к счастью, несмотря на «красную угрозу», к мерам безопасности тыловики были равнодушны, и до Темпсфорд-холла путешественники добрались беспрепятственно. Там хранился архив и сидели трехголовые и серые архивные церберы. И вот тут детективам повезло, потому что на церберий лай явился — явным образом изнывая от скуки — начальник архива… И сразу же, как понял Энди, узнал мистера Гамильтона.

— Однако! Я и не думал, что еще вас увижу… — только и выговорил он.

Подчиненные его тут же куда-то испарились. — А вы совершенно не изменились, даже удивительно, лет-то сколько прошло. Наделали вы тогда шороху, мистер… — сконфуженно покраснел пожилой архивист. — Простите, вот в лицо помню…

— Гамильтон, Роберт Гамильтон. Ничего удивительного. Вы видели столько людей, а время было…

— Ну, не все, не все ухитрялись так сесть, а потом еще и сбежать из госпиталя.

— Сбежал, — признался мистер Гамильтон под изумленным взглядом Энди, — о чем теперь жалею.

— Однако ж, что мы здесь стоим? Прошу ко мне! Оказалось, что мистер Гамильтон в Темпсфорде не садился, а падал. Вместе с чужим и совершенно дырявым «Галифаксом», который привел неизвестно как, потому что пилота убили еще на земле, а навигатора тяжело ранили на взлете. Подбирали у французского Сопротивления беглых пленных — и что-то, видно, пошло не так. Узнав о причинах визита, гостеприимный хозяин только фыркнул.

— Да, конечно, помню. Это наша машина, сказочная совершенно вещь — пруд как раз для нее и выкопали. Ребята в ней души не чаяли. «Лизандерам» все же лунная ночь нужна, а «Асгарду» этому и минимальная видимость годилась. И полосы не нужно, лишь бы хоть какая-нибудь спокойная вода была. На девичью слезу приземлится, с чайного блюдца взлетит. Базировался не здесь. По рации вызывали.

Пилотов не видели. И они наших не видели — незачем. Откуда взялся, не знаю — его майор Холланд из исследовательской группы приволок. И куда делся, не знаю — нас же, — капитан поморщился, — расформировали. За ненадобностью. Когда лорд Селборн попытался объяснить Эттли, что мы такое и что у нас по всей Европе есть, тот сказал, что ему не нужен британский Коминтерн. И разгоняли нас так, будто мы не британский Коминтерн, а московский. Ваш самолет куда угодно могли запихнуть, хоть к военным, хоть в МИ-5. Могли списать или выбросить. Или просто потерять…

— Неужели мы так ничего и не найдем? — горестно вопросил Энди, ведя машину по дороге из Темпсфорда. — Мистер Гамильтон?

— Должно быть, этот самолет теперь у военной разведки, — пожал плечами писатель. — Там, конечно, его найти трудно — но вот вам разгадка.

— Нет, это не разгадка! Этот конкретный «Асгард», вот тот же, что и над Дюнкерком — ладно, у разведчиков. А остальные? Те, что в Ярмуте, в Пемброке? Вы сами сказали — внесерийный прототип. А что получается?

— Что получается? Самолет один и тот же, нестандартный. Принимают его каждый раз за то, на что он больше всего похож для зрителя. Вы репортер, сами знаете, что такое очевидцы. И получается у нас, что со временем модель как бы «сдвигается». А самолет патрулирует определенные районы, попутно оказывает помощь спасателям. Тридцать лет в строю — удивительно, но, если проект был хорош, сделали машину на совесть, а потом правильно ухаживали, это в пределах возможного. И никаких тайн с драконами.

— И постоянно переводят с места на место? И в реестрах нет ничего? И экипажа никто не видел?

— Ну, вы только что были на базе, о назначении которой местные жители и сейчас ничего не знают.

— Это-то обычное дело. Но вот помните, полковник Джонсон говорил — не бывает такого, чтобы не было сведений. А у нас получается — всегда у соседей и у соседей. Мы так весь остров объедем, и все будет у соседей.

— Может быть. А теперь представьте себе, что кто-то из наших информаторов… нам просто солгал. Как раз из соображений безопасности.

— Ну… тогда нужно вернуться в Пемброк. Его же там совсем недавно видели.

— Посмотрим, Энди, — сказал мистер Гамильтон, и молодой репортер подумал, что его профессии наглость даже приличествует, но все равно выходит как-то неловко.

Должно быть, из-за разговора с начальником архивов в ту ночь мистеру Бретту приснился еще один неприятный и запоминающийся сон.

Хриплый голос, прыгающий, резаный, насмешливый, бесконечно уверенный, знакомый — его обладатель ушел в отставку как раз в нынешнем году, но сейчас звучит моложе, как в записях.

— Неизвестное летательное средство белого цвета, позывной «Асгард»… Ну и ну. Впервые позывной использован в Ирландском море в 27. Не смешно. Ни разу легально не заправлялось горючим и не пользовалось техническим обслуживанием на территории Соединенного Королевства. Способно непрерывно находиться в воздухе не менее пяти суток. Способно поддерживать контакт с шестью объектами одновременно. Способно поймать сигнал бедствия с любого расстояния. Дышит пламенем. Скусывает головы вражеским самолетам. Ну это, допустим, драматическое преувеличение. И, возможно, контролирует погоду. Не верю.

— Головы — это невкусно… очень, — собеседник, сидящий в высоком кресле, его и не видно, только слышно, явно усмехается. — Погода — очень сложно, почти невозможно. Просто слишком многие хотели… мечтали, точнее, чтобы так было. Остальное — чистая правда. Хорошая работа. Голос второго тоже смутно знаком. Подойти ближе не получается, вообще сдвинуться с места невозможно. А из угла полутемного кабинета почти ничего не видно.

— Каков ваш радиус действия? Не нужно. Если вы пришли или прилетели сюда, значит, согласны работать.

— Я уже работаю. И не хочу, чтобы мне мешали.

— Координируете службы спасения? Предупреждаете о постановке мин? Я же не предлагаю вам слетать в Берлин. Я знаю, могли бы, уже слетали бы.

— Верно — не могу. Остановите расследование, сэр. Придумайте что-нибудь убедительное — секретную разработку, например.

— Что будет делать эта секретная разработка?

— То же, что и сейчас.

— Кстати, я вас не узнал.

— Меня теперь не узнают, сэр.

— Жена? — в хриплом голосе никакого сочувствия, только любопытство.

— Никто.

— Как это вас так?

— Случайно. Как обычно. Несвоевременные действия, непредвиденные последствия. Я не собирался бежать. Смысл война уже потеряла, а вот инерция осталась — и переломить ее не получилось. Чего я хотел — выйти из игры. Хоть в землю. А если удастся выжить — заняться чем-нибудь однозначно полезным. Надолго. И без выбора. Чтобы соблазнов не было. От сих и до сих.

— Вы получили, что хотели…