Словам Ани никто не придал серьёзного значения.
Вечером, когда голодные, продрогшие от холода и уставшие ребята сели за стол, раздался необычайно весёлый голос Эльзы Карловны. Она вызывала Люсю.
Даже поесть не даст! — проворчал Вова.
Опять бедняга, голодная, будет подавать на стол всякие вкусные блюда. Ох, как это тяжело, если бы вы знали ребята!— сказала Шура.— Знаете, ведьме этой доставляет удовольствие, когда мы, голодные, прислуживаем ей.
Ребята решили подождать Люсю. Она в это время из кухни понесла к столу хозяйки огромное блюдо с жареным гусем. Гостей было немного, все они сытые, самодовольные, с кольцами на пухлых руках. Не успела Люся приблизиться к столу, чтобы поставить блюдо, как Эльза Карловна, глядя ей прямо в глаза, крикнула:
Москау фюит, капут! — и захохотала, откинувшись на спинку стула.
Вместе с Эльзой Карловной истерически захохотали гости. Люся остолбенела. Эльза Карловна, наслаждаясь её испугом, повторяла:
Германская армада в Москау, капут Москау!..
Огромное блюдо с жареным гусем грохнулось на паркетный пол и разлетелось вдребезги. Перед Люсей, как в тумане, расплылось перекошенное пьяное лицо Эльзы Карловны. Оно ширилось и надвигалось прямо на девочку. Больше Люся ничего не помнила. Очнувшись, она увидела, что лежит на полу. Эльза Карловна и гости смотрят на неё, продолжая хохотать. Потом над самым Люсиным ухом раздался гневный бас хозяйки:
Вон, подлюк!..
Немцы взяли Москву.
Точно громом поразило ребят это известие. Несколько мгновений все молчали. Жора поднялся, с силой хватил алюминиевой ложкой по столу и надсадно закричал:
Врут! Москва — советская! Врут фашистские собаки!
Аня молча выбежала во двор. Шура со слезами обняла
Люсю. Костя уткнулся лицом в стол.
Через некоторое время в дверях появился Жора с кружкой воды. Обессилевшую Люсю уложили в постель. Шура положила ей на лоб мокрую тряпку. Вова хлопотал вместе с друзьями и, стараясь быть спокойным, говорил:
Нельзя так, друзья, нельзя! Обождите, проверить надо. Тут что-то не то...
Когда все немного успокоились, заметили отсутствие Ани. Мальчики побежали во двор, заглянули во все закоулки, где только можно было укрыться, но Ани нигде не было. Пробовали звать её, но только далёкое, неясное эхо откликалось в тихой ночи.
Решив, что Аня где-нибудь притаилась и не хочет ни с кем разговаривать, ребята ушли спать. Но никто из них в эту ночь не сомкнул глаз. Каждый из них связывал свою судьбу с Москвой. В Москве родное Советское правительство. И пока живёт Москва, живёт и работает товарищ Сталин в Кремле, существует Советское правительство,— фашисты не победят ни нашу армию, ни наш народ. Так думали Вова и его друзья. С Москвой у них было связано всё: их надежда, их жизнь, их возвращение на Родину. Они верили в это и всё-таки тревожились за Москву.
СМЕРТЬ АНИ
Вова знал, что завтра ему предстоит поездка на строительство, и потому решил сейчас же написать письмо Павлову. Письмо получилось несвязное и длинное. Под впечатлением только что пережитого Вова спрашивал, правда ли, что немцы взяли Москву, что известно об этом Павлову? Кроме того, он писал, что, к сожалению, передать в этот раз табак и ножницы они не смогут. Закончил Вова письмо длинным описанием случившегося с Люсей и другими его товарищами. Только теперь, описывая Павлову злые вести Эльзы Карловны о Москве, Вова почувствовал, что, если бы действительно случилось такое несчастье, они погибли бы. Но внутренне он всё же верил, что фашисты лгут. Так думает он, так думает его лучший друг Жора, так думают все, кроме, пожалуй, Ани.
Написав письмо, Вова прилёг, но сон не приходил до утра.
Юра, задремав перед рассветом, кричал во сне, несколько раз вскакивая, растерянно озирался и снова ложился. Костя ворочался и вздыхал.
Рано утром, когда лошадь была запряжена, Вова перед отъездом заглянул к девочкам и, узнав, что Ани всё ещё нет, побежал к Эльзе Карловне. Хозяйка была в ярости. Она решила, что «негодная девчонка» сбежала.
Начинался обычный рабочий день. Юра и Костя не придали исчезновению Ани особого значения. Они были уверены, что она поплачет где-нибудь в укромном уголке и вернётся к подругам. Куда же ей деваться! Но Жора, узнав, что Аня ночью не вернулась, насторожился.
Часам к двенадцати в усадьбу прибыли два немца: один в форме гестаповца, другой в штатском — переводчик. Начались поиски. Искали всюду, даже в стогах соломы гестаповец шарил железными вилами. После безрезультатных поисков начался допрос. Первой вызвали Люсю. Её трясло, как в лихорадке. Эльза Карловна успела рассказать, как вчера Люся разбила дорогое блюдо в присутствии гостей, собравшихся по случаю «славной победы» немецкой армии. Гестаповец спросил у Люси, куда убежала её подруга и с какими намерениями.
— Я ничего не знаю,— решительно ответила Люся.
За такой ответ последовал удар по голове резиновой дубинкой, от которого Люся грохнулась на пол. Гестаповец оттащил её на порог, но не позволил унести в каморку.
Шура на допросе держалась свободно, с достоинством. Она без страха отвечала на все вопросы, как думала, и об Ане говорила правду: она несчастная девочка, слабая, и печальная весть о Москве могла толкнуть её на любую неожиданность.
Неизвестно, чем бы это кончилось, если бы в комнату во время допроса не ворвался Жора.
Пока допрашивали девочек, у него мелькнула мысль поискать Аню на чердаке. Это было единственное место, где ребята не побывали вчера ночью. Заглянув на чердак, Жора в ужасе отшатнулся.
На перекладине, подпиравшей крышу, на белом жгуте, скрученном из марлевой занавески, висела Аня. Глаза её были широко открыты усмотрели прямо на Жору. Жора кубарем скатился с лестницы и побежал к гестаповцу. Девочек оставили в покое.
У Ани не нашли ничего. Только небольшой кусочек фанеры лежал у её ног, и на нём было коряво написано углём: «Не вините меня, дорогие друзья. Если когда-нибудь попадёте домой, скажите маме всю правду. Прощайте».
Макс, вызванный на допрос, прямо глядя в глаза гестаповцу, уверял, что все ребята очень скромные, живут замкнуто и, наверное, ничего не знали о замысле Ани. Гестаповец посоветовал Максу держать ухо остро, следить за поведением ребят и, если удастся, добиться их расположения. Макс покорно выслушал гестаповца, но твёрдо заявил:
— Я немец, и они ко мне относятся так же, как и к хозяйке.— Говоря это, он думал о другом: «Я не стану губить этих несчастных малышей».
Допрос Жоры, отвечавшего уверенно и спокойно, прошёл без осложнений — его не тронули. Зато запутавшихся Юру и Костю избили резиновой дубинкой.
Допрос и жестокое избиение тяжело отразились на впечатлительном Косте. Он осунулся, стал похож на маленького старичка. Это так потрясло его товарищей, что все они, даже Жора, не любивший Костю, стали относиться к нему с особой нежностью и вниманием.
Жора изменил также своё отношение и к Максу, которого Вова и раньше считал «неплохим
