Вечером ребята собирались вместе, много говорили, спорили, ожидая ответа от пленных - Жора упорно делал своё дело. Он уже набрал порядочно табаку. И хотя это обошлось ему дорого, он не унывал.
История с табаком надолго запомнилась Жоре. Юра и Жора белили известью чердак. Жора увидел там ящик с жёлтыми спрессованными листьями табака. В тот же вечер он смастерил мешок из рукава старой рубашки и отправился на добычу Взять сразу целую пачку он не решился: Лунатик мог догадаться. Жора решил брать табак постепенно, по несколько листьев из каждой пачки, и таким образом наполнить мешочек.
По ночам Жора забирался на чердак. Надёргав листьев, совал их за пазуху и тихонько уносил к себе.
Однажды Жора решил попробовать набрать листьев и днём, полагая, что старик спит.
Забравшись на чердак, он присел к ящику и стал осторожно отдирать листья от пачек. Сзади, словно лиса, бесшумно подкрался Лунатик и так хватил Жору по голове кованым сапогом, что у того искры из глаз посыпались.
Он бил меня молча,— рассказывал Жора.— Сначала оглушил сапогом, а потом схватил за уши. У меня из носа кровь пошла, я вырвался — и бежать. Прибежал на голубятню, а сам думаю: «Сейчас притащится сюда добивать меня». Сунул табак под диван и сижу, жду. А он, изверг, не идёт, да и только! Хоть сам беги к нему да спину подставляй...
За обедом Люся спросила Жору, почему у него синяк на лбу. Жора рассказал всё девочкам. Люся ругала Лунатика. Аня спросила:
Нет,— ответил Жора.
— Ты напрасно поступаешь так неосторожно. Окажись на месте Лунатика Эльза Карловна, ты бы так легко не отделался,— сказала Шура.
Все сочувственно отнеслись к Жоре, и только Вова с упрёком сказал:
Будь осторожен: себя подведёшь, и нам плохо будет.
На строительство еду.
Ребята переглянулись. Все они ждали ответа Павлова с нетерпением и надеждой, словно не они пленным, а пленные им готовились помочь.
Вернулся Вова рано. Ещё по дороге он прочитал ответ Павлова.
«Вы ребята, молодцы, что остаётесь настоящими советскими людьми, пионерами, не падаете духом, Красная Армия.победит и обязательно освободит всех»,— писал Павлов. Он сообщал, что фашисты кричат на весь мир, будто гитлеровская армия уже у стен Москвы, но только он, Павлов, и большинство пленных не верят фашистской брехне: «Мы уверены, что Москву гитлеровцам наш народ и армия не сдадут».
Павлов благодарил ребят за готовность помочь им. Он хорошо знал, что хлеба ребятам достать будет очень трудно, и поэтому про хлеб ничего не писал, а просил, если можно, достать ещё табаку. Он писал, что им нужны большие ножницы, садовые или портновские, и советовал быть очень осторожными. Зачем Павлову ножницы, Вова никак не мог понять, но решил попросить Люсю посмотреть, не попадутся ли ей такие ножницы в хозяйском доме.
Вова шепнул поджидавшему Жоре о том, что привёз письмо от Павлова. Жора сказал об этом другим. Он с трудом скрывал своё нетерпение. Ему хотелось лично прочитать ответ. Костя ходил встревоженный, боясь, как бы кто-нибудь от радости не проболтался.
Аня растерялась, узнав от Шуры эту новость. Она не могла представить себе, что пленные, которых держат за колючей проволокой, расстреливают и морят голодом, которых повсюду сопровождает охрана, смогли написать и передать письмо.
Читать письмо всем сразу Вова не решался.
«Письмо прочтите и обязательно уничтожьте», — предупредил Павлов.
И всё же Вова сделал так, что ещё до ужина все успели познакомиться с содержанием письма. Аня читала копию письма вместе с Люсей. Она трижды перечитывала то место, где говорилось, что фашисты у стен Москвы, и сразу при- уныла.
Значит, немцы под Москвой?— с тревогой спрашйвала она Люсю.
Под Москвой или нет — это никто не знает, но наши старшие товарищи говорят, что фашисты врут. Москвы им не видать, и в Москву им не войти никогда!
А, если возьмут Москву, тогда что, всё пропало?
Да не возьмут они Москву! Не возьмут! Понимаешь, Аня, не возьмут! — чуть ли не кричала Люся, успокаивая подругу.
Москва... Москва... — твердила Аня.
За ужином у ребят было приподнятое настроение: всё-таки добились своего, наладили связь! Только Аня сидела в стороне, притихшая и унылая.
Что с ней? — спросил Вова у Люси.
Плохо, Вова. Наверное, нездорова. Она всё что-то шепчет, ходит как потерянная, а станешь спрашивать — молчит.
Молчит.
Совсем?
Нет, иногда скажет одно-два слова, а часто просто не ответит ничего, заплачет, будто мы её обидели.
Перед сном Вова заговорил с товарищами об Ане. Ребята заспорили.
Мы должны как-то помочь ей,— сказал Юра.
А я вот боюсь, что она всех нас может подвести,— горячился Костя.
Аня — просто несчастная, слабенькая девочка, вот что я скажу! — решительно заявил Жора.— Надо быть к ней внимательнее, чаще разговаривать по душам, и тогда всё будет в порядке...
Вова раздумывал над словами Кости. Ему представилось грустное, растерянное лицо Ани. «Нет,— решил он,— Аня хорошая. Ей трудно, но она ни за что никого не выдаст».
Мальчики, забывшись, заговорили слишком громко, и никто не заметил, как поднялся по лестнице Лунатик. Сопя трубкой, он вошёл в комнату, пробурчал что-то сердито, погасил свет и вышел вон. Ребята замерли.
Вот это да! Так и засыпаться можно,— вымолвил, наконец, ЖЬра.— Нет, вы смотрите, появляется, как тень, вот это Лунатик.
На утро в имении Эйзен царило необычное оживление. Днём к Эльзе Карловне приходили молодые и пожилые немки. Они приторно улыбались, целовались и радостно поздравляли друг друга. Эльза Карловна за весь день ни разу не вышла во двор, и ребята поняли, что произошло что-то очень важное.
У Эльзы какой-то праздник,— сказал Вова, когда ребята собрались на обед.
Наверное, дочка именинница,— предположил Юра.— Да я сам видел: какая-то немка целовала её и поздравляла. Девчонка сегодня нарядная: бант голубой в волосах, новое платье, туфельки лакированные —и на пианино с утра играет.
Как заяц на гитаре! — хихикнул Жора.— Обо всем этом у Кости надо спросить. Может быть, он от своей приятельницы узнал, какой там праздник.
Костю однажды заставили чинить велосипед для дочки Эльзы Карловны, и с тех пор Жора не давал ему прохода.
Костя, как хоть её зовут? — спросил вдруг Юра.
Гильда. Ты что, не знаешь?
Вот-вот у этой Гильзы узнал бы, да и нам сказал! — озорничал Жора.
Ты... ты меня Гильдой не попрекай! Понял? — Костя сорвался с места и убежал.
Я слышала,— с дрожью в голосе заговорила Аня,— в доме часто упоминали Москву.
