закрутила головой по сторонам. Оксана устремила на нее вопрошающий взгляд:
— Галя, я слушаю! Вы что, не готовы?
У Янки неприятно ёкнуло в груди, словно это она там стояла и беспомощно хватала воздух ртом, как выброшенная на берег рыба… (Накаркала, как пить-дать, Кассандра начинающая!) Но Галя после мучительной паузы всё же начала:
— For today we must prepare… 'When did you arrive?' (На сегодня мы должны приготовить… 'Когда вы приехали?') Можно начинать?
— Of course! (Разумеется!) — англичанка недоуменно развела руками — дескать, что за вопрос?
Галька выразительно откашлялась в кулак и ребята опять развеселились: кажется, наступает стадия, где хоть палец покажи — и того хватит! Оксана смотрела на них с нескрываемым интересом, как на экспонаты в музее доисторического периода:
— Я вот думаю… Вы случайно не в год Лошади родились?
Юлька молниеносно включилась в игру:
— Нет, мы в год Петуха!
— Странно. Ржание у вас натурально получается…
От Оксаниного чистосердечного признания их повело уже по-настоящему, весь класс буквально взорвался от хохота. Кое-кто (Юлька, кто же еще!) валялся в изнеможении на парте, а с галёрки бесполезно пытались перекричать:
— Мы и кукарекать умеем!
— Я слышала, в коридоре, — заверила Оксана.
— Это Петя к КВН-у готовился!
— Ну всё, хватит! Раскудахтались…
В ответ раздался новый раскат хохота (в книгах его называют гомерическим). Все были настолько увлечены этой петушиной темой, что одна только Яна, пожалуй, и заметила, что Галька у доски тоже не теряет времени даром: отогнув манжет рубашки, лихорадочно читает свой 'ювелирный' манускрипт, вон даже губы шевелятся от усердия! Наконец 'ашки' устали смеяться и Оксана кое-как привела их в нормальное состояние. К тому времени Галя была в полной боевой готовности и застрочила, точно из пулемета:
— 'When did you arrive, sir?' (Когда Вы приехали, сэр?)
'I arrived yesterday.' (Я приехал вчера.)
'But we had no vacant rooms yesterday…' (Но вчера у нас не было свободных номеров…)
Оксана ее прервала, не дождалась хотя бы середины:
— Достаточно, молодец, — и поставила у себя какую-то закарлючку. — Садитесь, журнал получите на перемене. Повторим грамматику…
Вот чудеса: на первый взгляд англичанка как будто бы вечно рассеянная и погруженная в себя и свои драгоценные глаголы, а вместе с тем замечает всё в радиусе километра! Может, глаза у нее на затылке, врожденная аномалия?.. Оксана Юрьевна неторопливым прогулочным шагом подошла к их многострадальной компании и ловким движением фокусника выхватила у Яны из-под носа рисунок. (Та только-только за него взялась — как всегда на паре, нежданно посетила муза. Янка всего только и успела, что набросать глаза, подозрительно похожие на того самого Максима из одиннадцатого 'Б', и неясный овал лица.) Оксана немного полюбовалась, затем, спохватившись, покачала головой и укоризненно воззрилась на нее, морща пушистые русые брови:
— Я понимаю, что Вы всё знаете…
Кузьменко, извечный полу-друг, полу-враг, очень ехидно со своей 'Камчатки' перебил:
— А Вы спросите!
Задохнувшись от возмущения, Яна круто развернулась на стуле и со значением показала ему кулак, но тот нисколько не впечатлился — наоборот, заухмылялся еще шире, щуря раскосые темные глаза. И верный Капля по соседству нахально лыбится до ушей — у этого субъекта даже улыбка неприятная, издевательская!..
— Скоро у меня коллекция будет, — с удовольствием сказала Оксана и положила рисунок у себя на столе. Яна лишь безнадежно провела его глазами.
Народ не на шутку заволновался:
— А что там такое?
— Вам нравится? Покажите!
— Десятый 'А'! Повторяем неправильные глаголы! — возопила англичанка.
— Bo-o-о-ring! (Ску-у-учно!) — еле слышно затянула за спиной Юлька свое любимое из 'Симпсонов'. Оксана расслышала и с сильным недовольством на их банду оглянулась, но сказать ничего не сказала: инглиш — он и в Африке инглиш, вроде как не придерешься! (Пожалуй, только это Юлию и спасло от неминуемой расправы у доски, а то б не миновать…)
Хотя Юлька выразилась, как всегда, в самую точку: потихоньку становилось непроходимо, уже по- дремучему скучно. В нетерпении ёрзая на стуле, Яна словно бы невзначай скосила один глаз на англичанку: всё ли вокруг чисто? Галька ее понукнула сиплым шепотом:
— Ну доставай уже!
Отставив в сторону колебания, Яна осторожно одной рукой выудила из сумки под столом свой новый МР3-плэер и пару наушников. Дома в них кайфовать обычно не получалось, папа был категорически против. Услышал недавно по телику, что это разрушительно действует на слух — 'особенно в юном возрасте, когда организм не до конца сформировался…', ну и трам-пам-пам в том же духе — и прочитал на эту тему длинную подробную лекцию. Но Янку она не слишком поразила: как говорится, в одно ухо влетело… Отец каким-то макаром сразу вычислил, что эффект у его волнующей речи примерно так нулевой, и на полном серьезе пригрозил (чего обычно не делал): выкину, сказал, всю технику без разговоров, если еще раз увижу! (По принципу Тараса Бульбы: 'Я его породил, я его и убью!' Сам же ей этот горемычный плэер в подарок и привез…) Пришлось удвоить и утроить осторожность, только в лицее иногда и удается приобщиться к цивилизации. Да и то ненадолго, максимум полчаса.
Пока она раздумывала, Галька без лишней скромности протянула руку к ближайшему проводку и вдела его в ухо, и замаскировала с ловкостью смоляными прядями.
— 'Битлы', 'Скорпы'? — деловито уточнила подруга, Яна молча затрясла головой. С утра под настроение закачала на флэшку диск группы 'Игрушки', и всё из-за любимой старой песни про радио 'Трансвааль'. Почти никто ее не знает, а Янке нравится:
'Вечером звездным, когда даже солнце
Не купит себе обратный билет,
Я становлюсь диджеем поздним
На радио, которого нет.
Радио 'Трансвааль'…
Музыку, которую ты любила
И кассету, что на столе забыла
Слушаю я, и приходишь ты ко мне.
Ты далеко, но пусть эта песня
Губы сведет наши снова вместе
И пусть любовь летит на радиоволне
К тебе и мне.'
'Так, кстати, не сильно вредно, если на двоих… Ну, и мы ж потихоньку, громко не врубаем', — выскочила откуда-то виноватая мысль, как понурый пес с поджатым хвостом. Вот ведь странно до предела: с мамой бы нарочно старалась сделать всё наоборот, раз запрещают, а перед папой как-то неудобно, чуть ли не угрызения совести одолевают… Наверно, потому что отец воспринимает ее как равную себе, зато для мамы она так и останется на всю жизнь беспомощной трехлетней девочкой, что без чуткого руководства и шагу ступить не сможет! Есть такое подозрение.
