тесное пространство скамеечки.
— Согрей рюмку в руке, — сказал он, показывая, как это делается. Было ясно, что большого опыта потребления изысканных коньяков у Эйлис не имеется.
— Так о чем ты хотела со мной поговорить? — спросил он, намеренно не торопя события.
Она пожала плечами. Зеленые глаза ее смеялись, а на губах играла озорная, дерзкая улыбка. Опустив ресницы, она принялась разглядывать рюмку. Марк, зная, что она этого не видит, разглядывал ее едва прикрытые черными кружевами аппетитные груди. Все, что ему надо, это развязать бант и тогда...
— Я хотела поблагодарить за Боба Уиксона, — сказала Эйлис, внезапно подняв на него глаза и поймав на себе его взгляд. — Он очень облегчает мне жизнь. Теперь мне нет необходимости брать работу на дом и вечерами я могу писать. К маю без труда закончу.
— Я рад, что тебя не пугает его присутствие, — сказал Марк, переведя взгляд на ее лицо и глядя ей в глаза — бархатисто-зеленые в отблесках каминного пламени. — Ты ведь знаешь, что это сын моего дальнего родственника? Знаешь? — Зеленые глаза сверкнули, Эйлис кивнула, и он продолжал: — Удивительно, как быстро находят тебя какие-нибудь давно позабытые родственники, если ты сумел разбогатеть. Но в данном случае мне это на руку: из Боба выйдет прекрасный администратор и продюсер.
— Стивен еще не пытался обналичить чеки? — И когда Марк покачал головой, Эйлис добавила: — Слава богу. Если он так и не сделает этого, я вновь обрету веру в людей.
Марк воздержался от комментариев, но про себя подумал, что, как бы ни повел себя Стивен Хантер, верить в его порядочность он, Марк, отказывается и отношения к нему не изменит.
— Ты скоро ожидаешь его? Он вернется в Лондон к выходу «Возможного случая»?
Эйлис покачала головой, и золотистые волосы ее волной упали на кружева пеньюара.
— Нет, он будет на натурных съемках до самого Рождества.
— Ну, а с Найджелом ты видишься?
—Нет.
Марк отхлебнул глоток. Коньяк шелковистой струйкой пролился в горло, оставив после себя во рту нежнейший оттенок вкуса. Куда запропастился этот Найджел? После их возвращения из Мексики, похоже, никто его не видит. Марку вспомнился их уговор насчет отснятых кадров с Эйлис. Найджел уверял его, что все в порядке. Сейчас, поглядывая на Эйлис сквозь рюмочное стекло, Марк решил позвонить, Найджелу еще разок.
— Ты беспокоишься перед премьерой фильма?
— И да, и нет, — ответила она. — Джайлс уверял меня, что смонтирована картина прекрасно. В моей сцене я обнажена лишь настолько, насколько это необходимо. — Она отпила коньяк. — И все же я беспокоюсь. От одной мысли, что я предстану перед зрителями в таком виде, мне все еще не по себе.
— Кто бы мог подумать, — подлил масла в огонь Марк, отлично зная, как это ей неприятно, — глядя на твое сегодняшнее платье и этот наряд.
— Тебе не нравится зеленое платье?
Ее расстроенный, виноватый взгляд заставил его тут же пойти на попятный:
— Платье изумительное, но слишком уж откровенное... Но, конечно, оно не сравнится с этим пеньюаром. И часто ты заявляешься к мужчинам в таком виде?
— Я никогда не заявляюсь к мужчинам в таком виде! Я надела пеньюар для тебя, и только для тебя. Ты, наверное, догадываешься, что занимаешь в моей жизни особое место.
— Если это так, то почему ты не отвечала на мои звонки в Мексике? Почему ты...
Не дослушав, она ринулась к нему, прижалась.
— Так ты звонил?! Ты правда звонил? — восклицала она, пылко обнимая его.
— Конечно, звонил. Десятки раз. Тебе что, не передавали?
— Нет. — Недоверчивое изумление в ее широко распахнутых зеленых глазах ясно показывало, что она говорит правду. — Должно быть, в отеле... Ладно, это неважно. Важно то, что ты звонил. — Склонившись к нему, она с нежностью поцеловала его.
— Эйлис, зачем ты поселилась у Стивена?
Она рассказала о своем разводе и связанных с ним финансовых затруднениях. А он и понятия не имел о том, сколько, оказывается, пришлось ей вытерпеть... Признание Эйлис мгновенно избавило его от сомнений, мучивших Марка вот уже который месяц. Она говорила, а он не мог удержаться от того, чтобы тихонько не поглаживать ее спину, округлости пониже спины. Рука так и норовила скользнуть в разрез пеньюара. Весь день он мечтал обнять ее, и вот она здесь, рядом. Какое блаженство трогать ее, гладить! Но как же этого мало, немыслимо мало...
— Между нами ровным счетом ничего не было.
— А между нами есть что-нибудь?
— Зависит от тебя.
Эти долгожданные слова и тон, каким они были сказаны, заставили его сердце сжаться от волнения. Освещенные каминным пламенем, волосы ее образовывали вокруг головы золотистый нимб. Нет-нет, нельзя поддаваться, нельзя, чтобы она почувствовала, какую власть имеет над ним.
— Нет, от тебя. Покажи наконец, чего ты хочешь, — сказал он.
Глядя на него затуманенным взором, она протянула руки и погладила его по щеке, скользнула по волосам. Эйлис склонилась к нему ближе, и его окутал цветочный запах ее духов. Он забыл, как нежно ее прикосновение... Он замер, позволив ей целовать его. Язык Эйлис затрепетал, требуя, чтобы его впустили внутрь. Нет, так просто Марк не сдастся, пускай помучается...
Сидя у него на коленях, Эйлис прижималась к нему пылко и откровенно. Сквозь рубашку он чувствовал округлые груди с твердыми, напряженными сосками. Не удержавшись, он приоткрыл рот, и язык Эйлис, как молния, устремился вперед, ища его язык.
С каждой секундой рушились барьеры его сдержанности. Тяжело дыша, она отодвинулась и стала расстегивать его рубашку. Напряжение в нем росло, но он не давал воли рукам, предоставляя Эйлис делать все, что она хочет.
— Сними это, — попросила она, расстегнув на рубашке последнюю пуговицу.
Марк сбросил с себя рубашку, и Эйлис, издав тихий гортанный мурлыкающий звук, стала гладить волосы на его груди. Поистине пальцы ее обладали каким-то магическим свойством, потому что волнение, которое поднималось в нем, было мощным и неодолимым.
Медленно, мучительно медленно она гладила и ерошила волосы на его груди, а он не мог отвести взгляда от округлых выпуклостей ее грудей под черным кружевом. Ткань едва прикрывала их, так что он даже различал розовые кружки вокруг ее сосков. Рука ее потянулась к завязкам пеньюара. Три быстрых движения, пеньюар распахнулся — и вот они, ее груди, полные, пышные, с соблазнительно напряженными сосками. Полуприкрыв глаза, она вздохнула и подалась вперед. Она стала медленно двигаться — вверх- вниз, так, чтобы соски ее терлись о его грудь, о завитки шерстистой поросли, и с каждым движением тело его охватывали волны горячего, мучительного желания.
Околдованный ее зелеными глазами, ее прикосновениями, он не мог отнять рук от ее тела. Одной рукой он провел по бедру Эйлис под пеньюаром.
Эйлис встала, и черный шелк с шуршанием упал к ее ногам. Сердце Марка на секунду замерло, а потом бешено забилось. Золотистые кудри Эйлис падали на ее грудь, а треугольник волос между бедер отливал темным золотом. Она казалась ему воплощением его мечты, средоточием всего, что нравилось ему в женщинах. На теле ее он заметил светлые полоски от бикини. В этих еле заметных полосках было что-то трогательное и вместе с тем соблазнительное.
Найдя своей маленькой ручкой его руку, Эйлис заставила его встать, увлекая за собой к постели с пологом.
Стоя неподвижно, он ощущал, как она возится с его ремнем. Расстегнув наконец пряжку, она погладила его и лишь тогда дернула вниз «молнию» на брюках. Невозможно было представить себе, что сердце его может забиться еще сильнее, и тем не менее это произошло. Когда Марк остался совсем без одежды, у Эйлис стало такое испуганное выражение лица, что он даже усмехнулся.
Эйлис прижималась к Марку, грудь его щекотали ее золотистые кудри. С мучительной, дразнящей медлительностью она целовала его, продвигаясь все ниже и ниже. Потом влажный кончик ее языка начал
