струей бьет в лицо и теребит прозрачный длинный шарф у нее на шее, словно крылья трепыхаются за спиной. Чувствуешь себя экзотической бабочкой или еще того лучше — легконогой проказницей феей, вот- вот взмоешь куда-то ввысь… Только лицо свое Яне никак не удавалось рассмотреть, оно всякий раз оставалось нечетким, с размытыми контурами.
— Ты водила 'Роллс-ройс'? — не поверила Галина батьковна. — А что, в двадцатом году уже были машины?
— Так вот почему меня всегда тянуло в Калифорнию… И сны такие яркие снились, с пальмами, и зимы там никогда не было… Может, из-за этого я сейчас такая мерзлячка?
— Вот почему тебе английский так легко дается! Все с вами ясно, — с глубоким удовлетворением в голосе определила Галя. — А я, наверно, где-то у нас жила…
Яна открыла глаза: невмоготу стало сидеть зажмурившись. (Да и линзам в любом случае не помешает дать подышать, глотнуть кислороду.) А Галька раскомандовалась вовсю, недаром ведь Наполеонша по соционическому типу, к полумерам не привыкла:
— А ну, не расслабляйся! Не доработали еще.
— Хватит, я устала.
— Что значит 'устала'?.. Для тебя ж стараюсь! — популярно объяснила Галина. — Последний вопрос.
— Какой? — со страдальческим вздохом простонала Яна, в изнеможении закатывая глаза под потолок с висячей люстрой из радужного чешского стекла. Эти несколько минут кино-картинок невероятным образом успели высосать все оставшиеся силы — вот тебе и увеселительная прогулка в прошлое! Как бы не так… Навалилась страшная усталость, клонило в сон и все больше одолевала непривычная вселенская апатия. Все происходящее стало глубоко по барабану.
— Сколько тебе было лет, когда вы разбились? — строгим звенящим голосом вопрошала Галя.
— Двадцать четыре, — промямлила Яна неповоротливым языком. Картинки опять ожили и заплясали перед глазами, складываясь в сюжет: — Мы куда-то поехали, к каким-то друзьям, в машине я начала говорить, что ухожу от него: 'Видишь, у нас ничего не получается, зачем друг друга мучить?..' О Боже!
— Да, за рулем бы не стоило, — не одобрила подруга. — Что — 'о Боже'?
— И сегодня теми же словами, на мотоцикле… Что я наделала? — Яна схватилась за виски и закачалась со стороны в сторону, как неваляшка, глаза заволокло мутной пеленой. Хоть бы сейчас перед Галькой не разреветься!.. — Это все из-за меня.
— Да ладно, прошло ведь уже, — Галина присела рядом и приобняла ее за плечи, успокаивающе погладила по спине. Но деловой хватки не потеряла, не на ту напали: — И еще вопрос, соберись. Почему ты хотела от него уйти?
— Он ревновал…
— Ну конечно! — хмыкнула подруга и, не давая возможности опомниться, застрочила чуть не взахлеб: — Это твоя последняя жизнь, после принцессы?
— Да, — Янка несколько раз кивнула, не раскрывая глаз. А Галя со впечатляющей скоростью сыпала своими вопросами, ловко выстреливая слова одно за другим, обойму за обоймой:
— Что ты делала после смерти? Что там было? Кого ты там видела?
— Там было хорошо… — Яна слабо улыбнулась. — Приходили Учителя, мы разговаривали… Никто не упрекал, что я неправильно что-то сделала — наоборот, все утешали. Я тогда сильно расстраивалась…
— Почему расстраивалась? — удивилась Галина.
— Что умерла слишком рано, не выполнила свое предназначение. Для этого родилась сейчас. Раз тогда провалила свою миссию…
— Ты себя видишь? — перебила подруга. — Там в Калифорнии, как эта Эвелин. Посмотри на себя.
— Я красивая, — с глубоким убеждением проговорила Янка — ну наконец-то сдвинулось с мертвой точки, хоть что-то начинает проясняться! — Прическа как в старых фильмах: каре и уложенные по бокам волны…
Возникшая на мысленном экране девушка была поразительно живая: сидела на высоком деревянном стуле вроде барного и беззвучно смеялась, запрокинув назад голову с крупными локонами. На губах ярко- красная помада, в тонких пальцах небрежно зажата дымящаяся сигарета, и ритмично покачивается обнаженная до колена нога в сползающей с пятки туфельке… Мэрилин Монро выпуска двадцатых, только волосы темные.
— Ни-че-го себе! Ну я даю!.. Хотя я ж в кафе работала…
— Что там еще? Как она выглядит? — потребовала отчета Галя.
— Моя полная противоположность. Волосы каштановые, глаза голубые, красивый такой цвет…
'А про остальное лучше пока не рассказывать, — решила про себя. — Какая-то я там…'
— Нарисовать сможешь?
— Там было что-то плохое, еще в детстве… — забормотала Яна себе под нос и нахмурилась. — Нет, не хочу! Хватит.
Подружка не возражала: стащила ее с кресла и затормошила, задергала сперва за волосы, а потом и за уши, как развлекается обычно Машенция:
— Класс! Нет, ну ты представляешь?.. Если все это подтвердится, а? И действительно была такая… — она заглянула для верности в свою записную книжку с торопливыми стенографическими каракулями: — Эвелин Кэтрин Джефферсон! Янка, ну ты молодец!.. Короче, надо проверить.
— Как мы проверим? — остудила ее пыл Яна. Честно говоря, лезть еще раз в эту неприятную историю не возникало хоть наималюсенького желания. Ну, посмотрела раз на себя, на Сережку, полюбовалась на пальмы — и хватит! Обойдемся без мазохизма. А 'California dreaming' лучше слушать по радио…
Но Гальку уже понесло, без стоп-крана не остановишь:
— Нет, ты прикинь! Запорожского казака проверить мы не можем… — она полистала свой дежурный блокнот, разыскивая предыдущую запись: — Тибетского монаха твоего тем более, про него я что-то не сильно верю. А тут все реально!.. — И подвела заключительную черту: — Это все, конечно, очень интересно, но в следующий раз будем смотреть про меня.
— Ты Клеопатрой была, — буркнула Янка, лишь бы Галина отстала. От слабости и голода пугающе закружилась голова и начало слегка подташнивать: если Галя еще раз предложит свою булочку, то она, Яна, особо возражать не будет… Да только как такое можно произнести, язык ведь не повернется: 'У тебя случайно нет чего-нибудь пожевать?' Из серии 'Пода-айте, люди добрые! Же не манж па сис жур (я не ел шесть дней)', если уж вспоминать Кису Воробьянинова. Пускай и перед подругой, не чужой человек, знают друг друга с песочницы, и все равно невмоготу… Эта гордость дурацкая!..
— Ты что, устала? Бедная… Хочешь, оставайся у меня, твоих мы предупредим, — гостеприимно выпалила Галька, посверкивая в возбуждении темными глазами. (До того, видать, про Клеопатру понравилось — настроение вон как подскочило до небес!)
Идея с ночевкой была, конечно, заманчивая, но на столь наглое попирание всех родительских правил Янка не решилась. Вызвали по мобильнику такси (во второй раз за этот день, кстати. Если так будет продолжаться и дальше, то плакали папины финансы!). Отец раньше любил ее поддразнивать после изнурительных походов по магазинам: 'Наверно, в прошлой жизни ты была дочкой миллионера!' Зато теперь можно будет с полным правом возразить: 'И никакой не дочкой, женой…'
— Ты Андрею про Клеопатру расскажи, а? Мне он по-любому не поверит, вот если ты скажешь… — предложила на прощание Галина, усаживая подругу в такси и просительно заглядывая ей в глаза. Яна всю дорогу прохихикала, забыв про усталость и отвлекая от светофоров молчаливого пожилого таксиста с волосами красивого серебряного цвета, что походил на артиста довоенного кино.
Во вторник в лицее день начался с конкретного ляпа: только успела на порог ступить, как подскочил Денис Кузьменко со своим небезызвестным чувством юмора:
— Еще ПОльска не згинЕла!
— Двести лет монголо-татарского ига! — не осталась в долгу Яна.
У Дениса в два счета вытянулось лицо и она сообразила, что брякнула что-то не то, не рассчитала
