Большой дом Бадди Лидса стоял на берегу залива. Он был уже в постели, но я вытащил его оттуда, чтобы кое-что выяснить насчет военного прошлого Сиверинга. Не думаю, что он обрадовался тому, что ему пришлось встать с постели и снова увидеть меня, однако, когда он принялся рассказывать о военных подвигах Сиверинга, у него был вид игрока, лошадь которого только что пришла первой. Что и говорить, послужной список был, что надо. Его кульминацией стала высадка Сиверинга в составе десанта Управления стратегических служб в тыл противника и гибель в бою командира десанта майора Киога, в результате чего Сиверинг принял командование на себя, помог баварским партизанам нейтрализовать фашистскую цитадель до подхода нашей пехоты, и ко всему прочему еще и представил к награде своего радиста, некоего Альберта Бормана, который, как полагал Лидс, жил в Милуоки. Все это, по мнению Лидса, служило доказательством того, что Сиверинг по своей натуре был коллективистом. Лидс считал, что было бы очень неплохо, если бы партия могла получить от Бормана заявление на этот счет. Я не стал говорить ему о том, что Борман находился здесь, в Маунт-Дезерт Айленде. Я лишь поинтересовался, знает ли он что-нибудь о человеке по имени Беккерат, но тот ответил, что слышит это имя в первый раз. Я спросил:
— Сиверинг ведь там встретил свою будущую жену?
— Да, но поехал за ней только в сорок восьмом году.
— Вам это не кажется странным?
— Нет. В то время он был чрезвычайно занятым молодым человеком и должен был много работать ради своей карьеры.
Я поблагодарил Лидса и оставил его раскуривающим очередную из своих сигар. Когда я вышел на улицу, с моря накатывала мгла, и я вдруг почувствовал, что страшно хочу спать. Денек выдался трудным, а стычка с Борманом отнюдь его не облегчила. В мотель я возвращался, как в тумане, и почти не помнил, как разделся и дотащился до постели. Спал я мертвецким сном.
Когда я проснулся, за окном уже был ветреный и пасмурный день. Сплошной пеленой хлестал косой дождь. Из окна моего номера была видна водная поверхность Халз-Коува. Шел отлив, и казавшаяся черной вода уходила, влекомая могучими океанскими силами, которые властвовали над этим побережьем. Это означаю, что время уже перевалило за полдень, и без особого удивления я смог удостовериться в этом по своим часам. Приняв душ, я побрился, оделся и вышел, чтобы позавтракать. На улице было холодно, дождь пошел еще сильнее. Я сел на машину и доехал до мотеля «Маунт-Дезерт».
Добравшись до коттеджа, я обнаружил горничную, которая, невзирая на дождь, катила через террасу свою тележку с принадлежностями для уборки. Машина Ильзе Сиверинг была на месте, чего и следовало ожидать в подобную погоду. Дверь в седьмой номер была приоткрыта, и туда зашла горничная с веником и щеткой для чистки ковров. Я последовал за ней.
— Они еще не съехали, — сообщила мне горничная.
Я окинул ее слегка озадаченным взглядом.
— Могу поклясться, что клерк за стойкой сказал, будто я могу посмотреть седьмой номер.
— Наверное, семнадцатый.
Она подмела пол, вычистила ковер и вышла на террасу, чтобы взять с тележки принадлежности для уборки ванной комнаты. Быстро подойдя к кровати, я вытащил из-под подушки дневник Фредди Сиверинга в зеленом кожаном переплете и сунул его в карман.
— Так вы будете смотреть семнадцатый? — спросила горничная, входя в комнату со шваброй и стопкой полотенец.
Я утвердительно кивнул и под дождем побежал к машине. Там я достал дневник и раскрыл застежку. Записи были сделаны крупным детским почерком, которому Фредди научили в школе. Сегодня утром он тоже сделал короткую запись, которая гласила: «Приехал мистер Борман. Он вел себя странно. Мама смотрела на него тоже необычно. На улице идет дождь. У мистера Бормана была странная походка. Мама кричала на него. Она чуть не плакала. Мы все вместе едем в Анемоновый Грот».
Положив дневник на соседнее сиденье, я тронул машину с места. Под дождем я ехал сначала по городу, потом поднялся в гору и через Бар-Харбор выехал на шоссе, шедшее вдоль берега океана. Дорога, черная и блестящая, снова забралась в гору, повернула направо и шла теперь между обугленными стволами берез, оставшимися от большого пожара десять лет назад. Когда я выехал на трассу, в нескольких сотнях ярдов слева от меня и нескольких сотнях футов внизу показалось море. Несмотря на шум дождя и поднятые оконные стекла, до меня доносился рокот разбивавшихся о прибрежные скаты волн. Скоро я свернул с шоссе и въехал на покрытую грязью автостоянку, с трех сторон окруженную каменным забором. «Понтиак» Бормана был припаркован у дальней стены. Я подрулил к нему, остановился и вышел из машины.
За рулем «Понтиака» сидела Ильзе Сиверинг, рядом с ней расположился Фредди. Мне показалось, что они дремали. Я попробовал открыть дверцу, но она была заперта изнутри. Я постучал по оконному стеклу. Ильзе подняла голову и открыла дверь.
— Что, черт возьми, с вами случилось? — громко спросил я. — Сколько вы уже сидите здесь с мальчиком?
Фредди начал всхлипывать.
— Они заставили меня уйти прямо из грота, — пожаловался он. — Я его и толком-то не разглядел.
— Я не знала, что мне делать, — проговорила Ильзе после довольно долгого молчания. Ее глаза были пусты и безжизненны.
— Сколько времени вы уже здесь? Вы бы хоть сына домой отвезли, он совсем измучился.
— Я есть хочу, — отозвался Фредди.
— У меня нет ключа, — произнесла Ильзе.
— А где Борман? Разве не он вас сюда привез?
— Он. У нас не было необходимости сюда ехать, но для него это почему-то было важно.
Альберт был в стельку пьян, и мне пришлось вести машину вместо него. Он сказал, что надо куда- нибудь отъехать, чтобы поговорить. Еще он сказал, что обещал мальчику. Ну, я не знаю…
— Хорошо, хорошо. Где он сейчас?
Она неопределенно махнула рукой.
— Мы спустились туда, а потом отослали Фредди назад к машине. И он начал требовать с меня деньги.
— И вы собираетесь ему их дать?
Она помотала головой и одними краешками губ улыбнулась.
— Сейчас я уже не собираюсь давать ему ничего, — ответила она.
— Но вы хотели это сделать?
— Он угрожал, что свяжет имя Фреда с чем-то ужасным, что произошло в Германии во время войны. И он был способен на это.
— Это имеет отношение к человеку по имени Беккерат?
На какое-то мгновение в ее глазах показался испуг.
— Откуда вам это известно?
— Из вашего письма.
— Да, письмо… Хотела же я его уничтожить раньше. Мне надо было его сжечь еще до того, как Борман и вы его нашли. Но разве вы не понимаете: оно являлось для меня чем-то реальным. Я могла его увидеть, пощупать и вновь перечитывать столько, сколько захочу. Что-то от Фреда…
— Давайте-ка я отвезу вас домой в моей машине, — предложил я.
Она кивнула и тихо спросила:
— А как же Борман?
— Думаю, он доедет сам.
— Нет, не доедет, — возразила она.
— Что значит, не доедет?
