было решено остановиться на ночлег. Взвод Леки, выделенный в охранение, расположился на невысоком холме за деревней, откуда хорошо просматривались окрестности. Партизаны устали и продрогли, а тут еще, как назло, подул холодный ветер и началась метель. Когда батальон разместился в домах, из штаба во взвод прибыл связной с приказом присоединиться к своей роте, оставив на холме двух наблюдателей. Лека назначил наблюдателями Гавроша и Шилю, приказал им оставаться на холме до наступления темноты. В этот момент к Леке подошла Хайка.
— Я бы хотела остаться с ними, можно? — попросила она.
— Ты возвратишься вместе со взводом, — ответил Лека.
— Мне казалось, что я имею право...
— Пойми... — уже мягче сказал Лека, — тебе лучше пойти с нами.
— Если бы я выбирала, где лучше, я бы вообще не стала вступать в отряд! — ответила она.
— Ты пойдешь со взводом! — решительно отрезал Лека.
Глаза девушки блеснули.
— Слушаюсь, товарищ командир взвода! — встала она по стойке «смирно».
Гаврош молчал, он не был согласен с Хайкой, и ему даже был неприятен этот разговор.
У Хайки на щеках блеснули слезы.
Когда взвод стал спускаться с холма, несколько снарядов разорвалось вдали...
Гаврош и Шиля укрылись от метели под старой раскидистой елью на вершине холма, откуда хорошо было вести наблюдение.
С наступлением ночи метель утихла, но мороз стал крепче. Гаврош и Шиля совсем окоченели. Чтобы не замерзнуть, они решили оставить свой наблюдательный пункт и спуститься в деревню.
— Мороз — аж зубы стучат! — бормотал по пути Шиля. — Сейчас бы поближе к огоньку да чего- нибудь пожевать, а то у меня уже живот подвело.
Они спустились с холма и вскоре наткнулись на бойцов своей роты. Партизаны, зябко кутаясь в шинели, сидели и лежали прямо на земле вокруг стога сена. Хайка объяснила Гаврошу, что хозяин единственного оставшегося незанятым дома отказался впустить их.
— Как так отказался?! Это мы сейчас выясним! — рассердился Гаврош и направился к дому.
— Лека, иди с Гаврошем, — приказала Рита.
— Можно, я тоже пойду с ними? — поднялась Хайка.
— Ну что ж, иди, — деланно равнодушным тоном сказала Рита.
Они поднялись на крыльцо.
— Хозяин! — крикнул Лека.
— Кто там? — услышали они мощный бас за дверью.
— Отвори, не бойся! — ответил Гаврош.
— Кто вы?
— Свои.
— Какие такие «свои»?.. Свои разные бывают!
— Открой — увидишь! — проговорила Хайка.
— Мы партизаны, открывайте!
— Не верю я вам!.. Тут уже шлялись какие-то, тоже говорили, что партизаны...
— Насильно ворваться к нему в дом мы не можем, даже если все окоченеем здесь на снегу, — твердо сказал Лека.
И тут дверь скрипнула и широко распахнулась...
После ужина Рита провела короткое собрание роты.
— Чем собрания проводить, лучше выспитесь хорошенько, — посоветовал хозяин, — ведь вы же целыми днями на ногах.
Когда все улеглись, Гаврош сел возле Леки и шепотом сказал:
— Я слышал, что Вою Васича освободили от должности заместителя командира роты. Что случилось?
Лека пожал плечами.
— Почему ты молчишь? — снова спросил его Гаврош.
— Ты слишком любопытен.
— Мне жаль его, вот я и хочу хотя бы узнать, что произошло, в чем он так провинился.
— Лучше не спрашивай...
— А все-таки?
Лека немного помолчал, а потом проговорил:
— Мне кажется, это каким-то образом связано с его биографией, с тем временем, когда он был студентом...
Гаврош махнул рукой:
— Каким-то образом! Я тоже хочу тебе кое-что сказать!
Лека приблизил к нему голову.
— Наш помощник комиссара батальона, по-моему, нехороший человек! — шепнул ему Гаврош.
Шиля расстилал на полу рядом с Гаврошем одеяло, тихонько ворча:
— Не понимаю, зачем надо было устраивать это собрание?.. Никак не хотят дать человеку отдохнуть. Зачем столько времени объяснять нам политическую ситуацию, когда и так все ясно? А ведь это можно сделать гораздо проще, чем Рита.
— Как же? — удивилась Хайка.
— А так, — продолжал Шиля. — Что такое политическая ситуация? Вот, например, если Верховный штаб на марше идет впереди бригады, значит, все в порядке, ситуация что надо, а если пропускает колонны вперед, значит, жди встречи с немцами или итальяшками, ну а уж если сам Тито командует батальонами, то дело ясное — бой будет жаркий! Вот, товарищ Хайка, самая правильная оценка ситуации!..
В тот вечер Гаврош долго не мог заснуть. Он думал о том, что ждет их впереди: глубокие снега, жестокие морозы, метели и снежные бури, которые, говорят, свирепствуют зимой на Игмане. А зима в этом году выдалась на редкость холодная и снежная, другой такой он не помнил.
Гаврош лежал и думал, как много изменилось с того времени, когда он встретил Хайку, а прошло всего ничего...
Он дремал возле старенькой печки-голландки, в которой потрескивали сухие еловые поленья. На его худом загорелом лице плясали отсветы яркого пламени. Вскоре он погрузился в глубокий сон. Ему снилось, что они с Хайкой идут, держась за руки, по просторным, залитым светом полям и лугам. Вдруг, оглянувшись, они видят, что их догоняет огромный эсэсовец с автоматом. И вот они уже что есть силы бегут по запутанному лабиринту улиц какого-то незнакомого города, а немец настигает их, они уже слышат его тяжелое дыхание. Оглянувшись, они видят его мутные бесцветные глаза под низко надвинутой каской. Хайка неожиданно резко останавливается и оборачивается к преследователю.
— Что тебе нужно от нас? — кричит она.
— Хочу убить твоего Гавроша!
— Ах ты сволочь фашистская!..
Вдруг черный эсэсовец исчезает, а вместо него перед Гаврошем и Хайкой возникает Рита.
— Гаврош, стань по стойке «смирно», когда разговариваешь со своим комиссаром роты! — говорит она.
Он щелкает каблуками и вытягивается, изумленно глядя на Риту.
— И ты, красавица!
Хайка растерянно смотрит то на Гавроша, то на Риту.
— Пора тебе образумиться, — продолжает Рита, обращаясь к Гаврошу.
— А в чем дело, товарищ комиссар?
— Эта девушка не для тебя! Она не революционерка. Смотри, как бы с тобой не случилось то же, что и с Воей... Судя по всему, помощник комиссара батальона узнал о каком-то его неприглядном поступке, совершенном еще в студенческие годы, и воспользовался этим предлогом, чтобы подчеркнуть лишний раз, что партия требует от своих членов кристальной моральной чистоты.
— Я тебя не понимаю, — качает головой Гаврош.
