отступить. Но спокойствие Эйзенхауэра основывалось на столь же агрессивной, сколько и фальшивой концепции военного превосходства Соединённых Штатов во всех видах вооружений, в том числе и ракетных. При такой постановке вопроса критикам президента не составляло труда доказать, что он «обманывает народ» и что действительное положение вещей прямо противоположно той картине, которую он пытается нарисовать. Благодаря Эйзенхауэру дискуссия о военном значении советских спутников была поставлена с ног на голову и превратилась в выигрышный для правых спор о военном и техническом отставании самих Соединённых Штатов.
Случившееся нельзя отнести за счёт случайности или неудачных формулировок своей точки зрения Эйзенхауэром. По сути дела, Эйзенхауэр с самого начала, если можно так выразиться, находился по другую сторону баррикады, которую он оказался вынужденным защищать. И тем легче оказалось ему перейти в стан своих «врагов», когда эта баррикада, построенная небрежно и только в силу конъюнктурных соображений, рухнула окончательно.
Выбор пути
Победоносный для союзников исход второй мировой войны оказался прекрасной питательной средой для роста гипертрофированного самомнения Соединённых Штатов относительно своих военных и экономических возможностей. Их главные соперники по капиталистическому лагерю или оказались в числе побеждённых, или вышли из войны значительно ослабленными. В то же время США использовали военную конъюнктуру для неслыханного обогащения, укрепления своего экономического и военного потенциала. Удельный вес Соединённых Штатов в объёме промышленного производства капиталистического мира, который до войны составлял меньше половины, теперь возрос почти до двух третей. Только по ленд-лизу капиталистические партнёры Соединённых Штатов задолжали последним более 46 млрд. долл. В подвалах американских банков скопилось свыше трёх четвертей запасов золота капиталистического мира, американские военные базы, американские оккупационные войска были разбросаны по всему свету. Над ними, как некогда над владениями английской короны, «никогда не заходило солнце». Соединённые Штаты снисходительно готовились возложить на свои плечи бремя ответственности за дальнейшее «руководство миром», заполнить вакуум, образовавшийся, по их мнению, не только на обширных просторах азиатского и африканского материков, но и в Европе.
Приятно кружило голову и сознание монопольного владения атомным оружием. В Вашингтоне не сомневались, что это — явление длительного порядка. По мнению компетентных американских экспертов, должно было пройти 15–20 лет, прежде чем Советский Союз откроет «секрет» атомной бомбы, что позволило бы Соединённым Штатам, опираясь на своё техническое превосходство, уйти далеко вперёд в наращивании ядерной мощи и дальше сохранять положение ведущей ядерной державы.
Единственным противником, по их мнению, мог быть только Советский Союз. Но, повторяя ошибку монархической Европы в отношении республики, возникшей где-то в «дикой» Америке, они всё ещё тешили себя мыслью, что коммунизм — это не более как историческая аномалия, что рано или поздно он должен будет исчезнуть с лица земли. Правда, в США признавалось, что роль Советского Союза на международной арене после второй мировой войны неизмеримо выросла, что он вышел из схватки с фашизмом более сильным также и в военном отношении. Но, вопреки очевидности, там продолжали надеяться, что эти изменения не имеют под собой прочного основания, что перенапряжение военных лет вынудит СССР длительное время концентрировать свои усилия на восстановлении разрушенного хозяйства и он окажется неспособным противостоять экономическому и военному давлению капиталистического лагеря во главе с Соединёнными Штатами. Ставка на экономическое ослабление Советского Союза, на якобы существующие возможности воспользоваться этим стала одной из ведущих установок послевоенной политики Соединённых Штатов. Американским стратегам казалось, что наступил удобный момент «поставить русских на своё место», заставить их подчиниться своему диктату.
Американские империалисты оказались неспособными понять, что основной смысл происшедших в мире изменений заключается в новом всемирно-историческом поражении системы капитализма. Разгром фашизма, рост престижа Советского Союза, возникновение мировой социалистической системы, ослабление некогда могущественных колониальных держав создавали благоприятную обстановку для успешного развёртывания демократических, революционных преобразований во многих районах земного шара.
Апологеты политики «с позиции силы» строили расчёты прежде всего на якобы существующем неоспоримом превосходстве Соединённых Штатов в области военной мощи, имея в виду главным образом ядерное оружие. Перспектива широкого использования атомного шантажа представлялась им тем более заманчивой, что в качестве известной гарантии собственной «неуязвимости» для ответных ударов противника они, казалось, могли рассчитывать на свою географическую удаленность от основных театров будущих военных действий. Располагая мощной стратегической авиацией, значительным числом авианосцев, наконец, воздушными и ракетными базами со средствами нападения среднего радиуса действия, американская военщина полагала, что сможет безнаказанно обрушить удары на избранную жертву и добиться её безоговорочной капитуляции.
В такой обстановке всё большее раздражение вызывала старая политика «умиротворения России», как квалифицировали наиболее агрессивные круги США курс покойного президента Рузвельта на сотрудничество с Советским Союзом. Занявший после его смерти президентское кресло Гарри Трумэн полностью разделял чувства оголтелых милитаристов и реакционеров. Подобно им, он отличался близоруким видением мира и не мог по достоинству оценить происшедших фатальных для империализма перемен.
Провозгласив, что отныне «железный кулак и сильные выражения» станут его основными средствами ведения разговора с Советским Союзом, Трумэн и его правительство берут на своё вооружение «доктрину сдерживания», или, раскрывая кавычки, доктрину тотального наступления на коммунизм по всему фронту, включая вмешательство во внутренние дела других стран, развязывание военных конфликтов в различных районах земного шара, подготовку новой мировой войны против стран социалистического лагеря. Готовность к немедленному наступлению была объявлена основной линией военной политики Соединённых Штатов, которые, преднамеренно идя на создание острых международных конфликтов, используют вызванную ими атмосферу военной истерии в странах Западной Европы для размещения стратегической авиации на зарубежных воздушных базах, в частности на Британских островах. «Воздушный мост» в Берлин с таким же успехом можно было бы назвать мостом, по которому США провели колеблющихся партнёров в НАТО. С помощью этого агрессивного пакта они переносили границу своей «обороны» в «сердце Европы».
Сообщение ТАСС от 25 сентября 1949 г. о произведённом Советским Союзом атомном взрыве, которое подтвердило сделанное ещё за два года до этого заявление, что атомного секрета больше не существует, нанесло первый сокрушительный удар по военным и политическим планам Соединённых Штатов.
Оправившись от первого шока, американские милитаристы с ещё большим фанатизмом начинают цепляться за концепцию своей «неуязвимости». Атомная бомба, утверждают они теперь, не может сама по себе повлиять на сложившееся соотношение сил, поскольку Советский Союз не располагает средствами доставки дальнего радиуса действия и не сможет использовать её для ответного удара по противнику. Эта уверенность была сильно поколеблена, хотя и не подорвана до конца, когда в Соединённых Штатах стало известно, что, вопреки их предположениям, Советский Союз располагает также и скоростными современными бомбардировщиками дальнего радиуса действия, способными нести ядерное оружие. После кратковременной паники, последовавшей за этим открытием, которое стоило десятки миллиардов долларов, затраченных для форсированного развития собственной стратегической авиации, Соединённые Штаты вернулись к мысли, что по-прежнему могут рассчитывать на свою «неуязвимость». Хорошо организованная система раннего предупреждения и сильная противовоздушная оборона, включая средства воздушного перехвата, по расчётам Пентагона, должны были оказаться почти непреодолимым барьером на пути советских бомбардировщиков, которым, прежде чем приблизиться к берегам американского континента, необходимо было бы преодолевать в течение многих часов огромные пространства, отделяющие их от цели.
Тем не менее потеря «атомной монополии» сильно повлияла на оценку Соединёнными Штатами своих
