неожиданно обрели смысл своего существования. Часто можно было теперь увидеть обра, на ходу заглядывающего человеку в глаза, — горели оранжевые глаза с вертикальной черточкой зрачка, — было в них лишь желание угадать волю человека и быть счастливым от случайного одобрения хозяев. Очень странно.
Арсун легко, словно актер, сбросил роль захватчика, но остался для своих непререкаемым авторитетом. Он рассуждал вслух:
— Это, конечно, кнехты. Появились ниоткуда, всех взбаламутили, перевернули все с ног на голову, заполнили собой дворец и столицу.
— Расскажи о них подробнее. Как они выглядят? Кто они? Что им нужно? — спрашивал Доброслав.
— Мы не знаем, что им нужно. Обры всегда занимались ирригацией, садоводством, следили за системами коммунального хозяйства, канализацией, водопроводом. Мы были слугами Господа, его рабочими слугами. И мы не были вхожи во дворец, разве только по работе. Кнехты появились прямо из покоев Императора. Господа давно не было, Он вновь отсутствовал, и все решили, что кнехты посланы им. Хотя они сразу стали нарушать порядок. Например, заявили, что мы, обры, на самом деле не рабочие, а любимые дети Отца нашего Господа. Что Бог через них, кнехтов, обязал нас заставить людей исполнять нашу работу, что люди самые ничтожные, обреченные на подлую жизнь существа. Кнехты убедили нас свободно размножаться.
— То есть как? — не выдержал Исаев.
— Раньше было правило, что за свою жизнь женщина обра может породить только двоих детей, редко — троих. Это притом, что обычная кладка яиц может доходить до тридцати-сорока. Кнехты убедили снять все ограничения рождаемости, так что за последние полвека наша численность увеличилась раз в сто. Ограничения, конечно, остались, потому что все упирается в количество питания, Но так как едим мы мало и способны без вреда для организма поститься до полугода, то численность наша возросла значительно. Настолько, что часть наших была послана на окраины завоевать «диких людей». Так кнехты называли вас.
— Сколько же сейчас всего обров? — интересовался Доброслав.
— Сто, может, двести тысяч, точно никто не знает.
— Кто-то должен знать.
— Наверно, кнехты.
— А сколько кнехтов? И кто же все-таки они?
— Наверное, тысяч пять-шесть. Видом они как вы, только не носят одежды, потому что покрыты густой бурой шерстью. Поменьше вас, но силы такой же.
Доброслав спрашивал, думал и считал.
Пути в замок, расположение замка. Длину дорог. Ширину реки у столицы. И высоту городских стен. Сколько живет людей, ставших рабами, что они могут.
Какие бойцы кнехты. Насколько смелы. Насколько трусливы.
Что было раньше, уже не будет. Новое пришло, и жизнь стала другой. Непостижимое завладело сердцами, и, глядя на свое, привычное и родное, каждый думал: «А как там? И что там?»
Господь-Отец успел отлучиться, как слуги Сатаны завладели Империей. Кому, как нелюбимым слугам Бога, одолеть воинство Сатаны и, вернув все назад, сделать, как было раньше, при Господе?
Воевода хочет пощупать нашей стрелой силу Сатаны. И это хорошо! Да и то, не люди ходили в столицу, а эти самые кнехты послали обров.
Теперь пусть ощутят силу людей.
Глава 15. ВСТРЕЧА С КЕНТАВРАМИ
Холм возвышался над бескрайней степью. Немного, но для ровной, как море, местности и этого достаточно. Они поместились все впятером — кроме Сергея, Кочетова, Михайлова и Ильи был с ними и Радим, за время похода привязавшийся к Сергею. Невысокий ростом, но очень сильный, верхом он казался слитым с конем, словно кентавр, передовые отряды которых, как предупреждали обры, уже могли встретиться им в любой момент.
Радим нервничал, чем заставлял животное беспокойно перебирать ногами. Черты его лица были достаточно тонки, но потом природа, словно убедившись, что творению не понадобится добывать пропитание ликом, допустила грубость в отделке, не скрывавшей, впрочем, доброты и простодушия, так нравящихся женщинам и вызывавших инстинктивную симпатию у мужчин.
Они стояли и смотрели на противоположный берег широкой реки, такой далекий, что остро слепящий разлив скрывал границу между водой и песком берега, за которым вновь разливалась степь.
Наконец-то дошли. От воды повеяло свежестью, но солнце привычно жгло. Конь захрапел и, вскинув голову, затанцевал. Сергей посмотрел под ноги и увидел: братски слившись после смерти, лежали кости коня и всадника-щит накрывал широкий лошадиный костяк, а рядом отвалился пробитый стрелой человеческий череп. Трава проросла сквозь ребра скелета, на грудной клетке дотлевали скрученные ремешки… одежды? кожи? Конь Волкова испугался лошадиных костей… каждая тварь боится мертвых только своего вида.
Много, много останков встретилось им на пути. Что кости! Находились бывшие поселения, разрушенные стены, расползшиеся рвы, завалившиеся колодцы, черные камни очага, пепел, угли — свидетели ушедшей куда-то жизни.
А степь чем далее, тем становилась прекраснее. Сергей, в отличие от местных людей, не привык отождествлять степь и врагов и потому с интересом непредвзятого путешественника любовался этой зеленой девственной пустошью. Иногда ему казалось, ничего в природе не может быть лучше: вся поверхность земли превратилась в зелено-золотой океан, по которому разбросали миллионы разных цветов. Сквозь тонкие высокие стебли трав сквозили голубые, синие и лиловые головки, просовывались высоко вверх желтые метелки, пестрели на поверхности белесые зонтики. А внизу, невидимые постороннему глазу, шныряли куропатки, воздух наполнялся тысячью разноголосых свистов. В небе, как и сейчас, неподвижно стояли ястреба, широко раскинув крылья и быстро, единым взглядом осматривавшие степь. Ближе к реке показывались чайки, мерно взмахивая крыльями, они подлетали ближе и, зависнув в потоке воздуха, плыли рядом, разглядывая войско. Потом улетали вдаль, мелькали последний раз черной точкой, пропадали в солнечном мареве…
Днем они продвигались быстрым аллюром, распугивая в траве прячущихся птиц. Вечером степь совершенно менялась: пестро-желтое пространство ее вдруг наполнялось теплым красным огнем заходящего солнца. Потом тень клиньями пробегала по степным просторам, трава, только что зеленая, вмиг чернела. Спрятавшееся солнце еще окрашивало небо слоями красно-розового золота, напуская свежеющий ветерок.
Укладываться спать было хорошо прямо на земле. Одеяло — на траву, седло под голову, и ночлег готов. Сергей думал: сколько же теряет человек цивилизованный, лишая себя среды, для которой создан! И сам же себе отвечал: чего не знаешь, то для тебя не существует, а значит, нет и потери.
А кругом свистели любопытные сурки, пестрыми столбиками разглядывавшие диковинных гостей. Кузнечики трещали громче, долго звенел в воздухе клич пролетавшей стаи гусей. Позже зажигались и всей громадой падали вниз звезды, а ночью проснувшийся человек мог перепутать небо и степь — так густо были усеяны травы ночными светляками.
Но сейчас время ночлега еще не наступило. Конь вновь захрапел. Успокаивая его, Сергей огляделся: к ним быстрой мерной рысью несся обр на лорке.
— Кто-то спешит, — сказал Сергей.
Все оглянулись, и Радим задумчиво заметил:
— Гонит-то как… Однако Арсун спешит.
И верно. Скоро затопали твердые страусиные лапы лорка, лошади потеснились, и Арсун осадил своего скакуна.
— Вы далеко оторвались. Воевода Доброслав послал меня предупредить, что надо быть уже осторожнее, — доложил он.
— А что так? — спросил Кочетов.
— Из-за них, — ответил Арсун и кивнул на кости перед ними. — Здесь начинается земля кентавров, лучше нам вернуться к войску.
