ты явилась домой, они уже уехали во Львов. После того о них ни слуху, ни духу. Обокрали и уехали. А сейчас тетю Машу таскают и, как мне стало известно, тебя допрашивают. А ты не бойся, нечего тебе волноваться. Расскажи прокурору все, как было. Расскажи, что знаешь, и как все с Лидкой произошло. Что за труп обнаружен — кто его знает, и кто убийца — не наше с тобой дело.
Наташа! В сентябре 1947 года тетя Маша тебе писала, чтобы ты ей сообщила, как Лидка уехала, а ты ей не ответила. Писать кончаю. Вот и все с этой историей. До свидания…»
Для следователя Барко, да и не только для нее, было ясно, что сообщение Наташиного дяди, как говорится, шито белыми нитками.
Показания Натальи Байдиченко, а главное письмо ее дяди вызывали новые вопросы, разрешить которые Барко решила лично, не поручая этого кому-либо на месте.
Появление следователя из Подолии в районной прокуратуре Ростовской области многих удивило. Чего ради приехала Барко? Ведь Байдиченко допрошена? Барко объяснила, что должна еще раз ее допросить.
Байдиченко на допросе вела себя как-то странно: чувствовалось, что она чего-то не договаривает; только начнет рассказывать, но тут же спохватывается, и умолкает.
Вдвоем они просидели очень долго. Наталья говорила только о взаимоотношениях Сокуриной с Лидой, а едва дело доходило до того, куда та девалась, сразу умолкала и исподлобья глядела на следователя.
Барко чувствовала, что Байдиченко многое знает. Но как заставить Наталью заговорить?
Следователь решает взять ее с собой в Д. Может быть, там, на месте, где было совершено преступление, она станет более откровенной.
В дороге они говорили, о чем угодно, только не об убийстве. Постепенно официальные отношения уступали место простым, человеческим, почти дружеским. И вдруг, когда до Д. оставались уже считанные километры, Наталья призналась в том, что Лида и ее дочь были убиты.
И вот в кабинете прокурора Наталья Байдиченко рассказала страшную повесть: она говорит о своих родителях, о том, где она училась, кем ей доводится Мария Сокурина, о том, как в расцвете лет погибли молодая женщина и ее ребенок.
— «Лиде жилось у Сокуриной очень плохо. Но чем я могла помочь ей? Я ведь и сама целиком зависела от тетки, боялась, что она в любой момент выгонит меня. А куда я денусь — без специальности, без денег? Тетка часто возмущалась выбором сына. И писала ему об этом. Под влиянием матери Кондрат все реже и реже подавал весточки жене. Лида это очень переживала.
— Как-то раз мы с теткой сидели вдвоем. И вдруг она мне предложила убрать Лиду. Прямо так и сказала: «убрать». Я не поняла, что это значит. А тетка также спокойно ответила: «убить, значит». Я была в ужасе. Я вскочила и закричала, что она сошла с ума. «Ты у меня в руках: вот отравлю ее, а свалю на тебя. Мне поверят», — так говорила тетка.
— Однажды она послала меня за каким-то лекарством — хотела им отравить Лиду. Я разбила пузырек по дороге. Тетка тогда ничего не сказала. А потом снова завела разговор об убийстве Лиды. Я отказалась наотрез. Вскоре к нам явился какой-то мужчина. Фамилии и имени его не знаю, но видела его несколько раз в местечке. Я знала, зачем он пришел, и убежала из дому. Когда возвратилась, тетка говорит: «Тебе нечего бояться, он сам все сделает. Когда он появится, ты уйди куда-нибудь, а я в город уеду. Нас никто не заподозрит».
— Рано утром, когда Лида и ребенок еще спали, Сокурина уехала в областной центр. В это время в дверь постучали. Пришел «тот». Я впустила его в квартиру, показала, где спит Лида, взяла деньги, оставленные теткой, и пошла на базар. Когда вернулась, незнакомец сидел на кухне и пил водку. Лиды с ребенком не было. На полу и на подушке виднелись следы крови. Через несколько часов тетка вернулась. Мы с нею договорились, что распустим слух, будто за Лидой приехала из Львова сестра, и они, забрав вещи, в том числе и вещи тетки, уехали, а я в тот день ходила к соседке занять денег «на дорогу Лиде».
— После убийства Лиды я не могла оставаться в теткином доме и вскоре уехала к матери в село под Таганрогом.
— Как убивал этот мужчина Лиду, я не видела. Но, когда мыла полы, нашла револьверную гильзу и выбросила ее в сад. Наволочки на кровати, где спала Лида, были в крови, я их сняла и выстирала. Когда земля в погребе начала оседать, тетка велела засыпать яму золой. Она часто лазила в погреб, но что там делала, — не знаю.
— Вскоре после того, как нашли труп, тетка прислала письмо, в котором писала, что ее вызывали в местечко Д., допрашивали, но труп опознать не могут. Бояться нечего, только не надо ни в чем признаваться. Письмо это я уничтожила».
Кто же приходил к Сокуриным? Опять бесконечные допросы свидетелей. И вот всплывает некто Антон Кушевар. Он в свое время был осужден за какое-то преступление, в 1945 году вышел на свободу, но вскоре после этого умер. Все это было выяснено следователем. Наталья Байдиченко без труда опознала его фотографию, которую ей предъявила следователь среди других, близких по типу.
Мария Сокурина была арестована. Она категорически отрицала свое участие в убийстве Лиды Коваль и ее ребенка.
— Убежала она от меня, вот святой истинный крест, убежала. Да еще и вещи мои прихватила, — клялась и божилась Сокурина.
На одном из допросов Сокурина вдруг заявила, что после отъезда Лиды, примерно через месяц, она получила от нее письмо, как будто из Владимира.
— Где письмо?
— Наверное, выбросила.
Запросили Владимир. Ответ: по данным адресного стола, Лидия Коваль в городе никогда не проживала.
Дело Сокуриной и Байдиченко слушалось в открытом судебном заседании в местечке Д. Байдиченко подробно рассказала о всех обстоятельствах трагической гибели Лиды. Сокурина продолжала отрицать все и лишь в последнем слове заявила, что признает себя виновной в том, что не предотвратила преступления…
Суд воздал преступникам по заслугам.
Так молодой следователь «с косичками» показала высший класс следственного мастерства — пример, на котором могли бы поучиться и убеленные сединами прокуроры и следователи…
ВЫСТРЕЛ В ОКНО
На рыхлой мягкой земле перед окном дома Елены Волошиной отчетливо виднелись следы сапог. Старший следователь прокуратуры Юрий Клименко и капитан милиции Степан Коваль склонились над ними.
Закругленные носки, вдавленный каблук, вмятинки от гвоздевых шляпок. След как след.
— Считай, вся деревня такие сапоги носит, — заметил Степан Коваль.
— Пусть себе носит на здоровье, а проверить надо, — ответил Юрий Петрович.
Они снова тщательно осмотрели следы.
— Да, человек, оставивший их, тяжел на ногу. Чуть косолапит. Ходит отклонившись назад, — видишь, каблук как здорово вдавлен. И роста высокого, — рассуждал Клименко. — Впрочем, пока это ничего не значит.
Кроме следов на месте, откуда по предположению Клименко мог стрелять преступник, они ничего не нашли…
…Сухо щелкнул выстрел. Женщина упала.
— Елена, — не своим голосом тихо сказала мать. И потом громко и протяжно закричала:
