При свете дня

переутомлений и напряжений имел место у него с молодости. Отсюда же понятна и безуспешность лечения. Ничто не может восстановить эластичность стенок сосудов, если они дошли уже до степени обызвествления, до каменного состояния; не пять и не десять лет, очевидно, этим болел Владимир Ильич, не обращая должного внимания в начале болезни, когда ее легче было задержать, если не устранить. И когда артерии одна за другой отказывались работать, превращаясь в шнурки, нельзя было ничего поделать…» С одной стороны, тут наведена тень на плетень. Надо ведь было объяснить трудящимся возникновение и периодическое повторение приступов. «Артерии одна за другой отказывались работать». Но, с другой стороны, высказана правда о том, что Ленин болел не пять и не десять лет. То есть, по-другому говоря, всю жизнь, с молодости. Ведь ему и всего-то пятьдесят четыре года. Но тогда болезнь под названием атеросклероз не накладывается на молодость организма. Читаем:

«Атеросклероз, хроническое сердечно-сосудистое заболевание лиц преимущественно пожилого возраста, характеризуется…» и т. д. И что делать с тем, что Ленин сам называл свою болезнь прогрессивным параличом? Ведь он, по воспоминаниям Крупской, «…попросил достать ему медицинские книги, обложил себя ими и принялся за изучение своей болезни — больше всего по английским источникам».

Да и тот же Семашко в своей известинской статье постепенно забывает про склеротические сосуды, а говорит уже о поражениях мозга:

«…все клиницисты во время вскрытия удивлялись лишь силе интеллекта Владимира Ильича, который мог с такими поражениями мозга, с западающим (уменьшенным, съежившимся. — В. С.) левым полушарием, читать газеты, интересоваться событиями, организовывать охоту и т. д., другие пациенты, говорили врачи, с такими поражениями мозга бывают совершенно неспособны ни к какой умственной работе…» Таким образом, Семашко, напустив сначала туману насчет склеротических сосудов, сумел даже тогда, через 4 дня после смерти пациента, в «Известиях» сказать правду. Дело не просто в сосудах, а в поражении мозга, в «западении» левого полушария и в том, что, как где-то потом обмолвится Семашко, мозг Ленина превратился в зеленоватую жижу. Налицо противоречие. Ни сифилис, ни склероз не могли поразить мозг Ульянова с молодости, если еще не с детства. Значит, наследственность? Скорее всего. Либо самый простой вариант: плохая наследственность, на которую наложилось дополнительно заболевание сифилисом и атеросклерозом. И в том и в другом случае приходится признать, что пролил море крови в нашей стране, требуя расстрелов, и расстрелов, что принял решение убить и изрубить на куски царскую семью, все русские памятники заменить памятниками Марату, Робеспьеру и Парижской коммуне, провел в России чудовищный, целенаправленный геноцид человек с больным, пораженным мозгом, а значит (это вам скажет любой начинающий врач), и с больной психикой.

Свирепая, бешеная («Провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией») агрессивность выплескивалась сначала на «врагов революции», на крестьян, на интеллигенцию, на «буржуев». Эти ленинские указания: стрелять, беспощадно уничтожать, подавлять, массовые обыски, массовый вывоз, массовый террор, «чем больше расстреляем, тем лучше», сгноить в тюрьме, «расстреливайте на месте беспощадно», за сокрытие продовольственных припасов — расстрел, «расстреливать… никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты», «будьте беспощадны против левых эсеров и извещайте чаще», «с этой сволочью надо расправиться так, чтобы на все годы запомнили», «нельзя не арестовывать, для предупреждения заговоров, всей этой околокадетской публики (подчеркнуто мной. — В. С.) Значит, арестовать не заговорщиков, а для предупреждения заговоров, и не кадетов, а околокадетской публики). Преступно не арестовывать ее».

Все эти указания сейчас широко цитируются, повторяются, кровожадность и бешеная злоба их автора не вызывают уже никаких сомнений. Недавно было объявлено, что готовятся к изданию 6–7 томов самых секретных, никогда не публиковавшихся документов: записок, писем, указаний, распоряжений Ленина. Это будет издано под общим названием «Неизвестный Ленин». И мир будто бы содрогнется, прочитав эти тома.

Но со временем ярость, раздраженность, нетерпимость и ненависть оборачиваются против своего уже стана. Дело в том, что становится ясной вся бессмысленность нечеловеческих усилий, небывалых кровопролитий, беспримерного насилия, а в конечном счете бессмысленность затеянного эксперимента. Все это он сваливает на тупость и неумелость своего аппарата, в то время как причины беспомощности лежали глубже. Ведь если взять только самые верхние критерии социализма, который Владимир Ильич взялся построить, а именно: контроль, учет и распределение (а для этого необходим еще сбор информации), а там еще необходимо планирование, и не в общих чертах, а скрупулезное, мелочное планирование, то понятно, что для всего этого нужны сотни тысяч людей, знающих свое дело. Управленческий аппарат в СССР достиг, как известно, двадцати миллионов человек, а его ядро (номенклатура) не менее трехсот тысяч. Недавно прозвучало по телевизору в чьем-то выступлении, что для того, чтобы правильно спланировать экономику на один только год в такой стране, как наша, на сбор и обработку информации нужно 60 лет! И это — сейчас! А что говорить про тогдашние времена. Кроме огромного количества людей для контроля, учета и распределения, нужно огромное количество бумаги, писанины, «входящих» и «исходящих», а кроме писанины, нужно огромное количество заседаний, совещаний, согласований, увязываний, сводок и директив… Ленин не мог не видеть, что его «дело» погребается под ворохом бумаг и спасения от этого нет. Вообще спасения нет. Отсюда и его раздраженность своими тысячами исполнителей. Да плюс к этому больной мозг с агрессивными наклонностями. Выпишем образчики ленинского красноречия, собранные на одну страницу из разных ленинских писем последних его лет Дорой Штурман:

«Наша проклятая бюрократическая машина», «наши гнусные нравы», «бюрократическое тупоумие», «чинодральская сволочь», «система коммунистических дурачков, имеющих власть и не умеющих ею пользоваться», «а у нас, видимо, торговый отдел Госбанка вовсе не торговый, а говенно-бюрократический, как все остальное в РСФСР (подчеркнуто мной. — В. С.) (у нас такого г… как ведомства, много)…», «расстрелов… мало (я за расстрел по таким делам)…», «Впредь будем сажать за это профсоюзную и коммунистическую (!) сволочь», «Мы не умеем гласно судить за поганую волокиту: за это нас всех и Н. К. Юст (Наркомат юстиции. — В. С.) сугубо надо вешать на вонючих веревках…», «…отвлекая внимание свое и читателей от вонюче-канцелярского и вонюче-интеллигентского московского… воздуха…» Кажется мне, — довольно. Нужно сделать только еще одну выписку, принципиально важную и многое объясняющую как в самом Ленине, в отношении его к России, к русскому народу, к русской культуре (все-таки великой культуре), так и к сущности того, что произошло в России под названием Великой Октябрьской революции. Вы, старухи с авоськами, пикетирующие возле Музея В. И. Ленина, равно как и возле Мавзолея, дабы защитить эти «святилища», вы, оболваненные коммунистической пропагандой «ветераны», выходящие на митинги в защиту Ленина с портретами этого «завоевателя», стоявшего посреди России по колена в крови, — вчитайтесь и вдумайтесь в нижеследующие слова:

«Если народ, который завоевал, культурнее народа побежденного, то он навязывает ему свою культуру, а если наоборот, то бывает так, что побежденный свою культуру навязывает завоевателю. Не вышло ли нечто подобное в столице РСФСР и не получилось ли тут так, что 4700 коммунистов (почти целая дивизия, и все самые лучшие) оказались подчиненными чужой культуре? Правда, тут может как будто получиться впечатление, что у побежденных есть высокая культура.

Ничего подобного. Культура у них мизерная, ничтожная, но все же она больше, чем у нас. Как она ни жалка, как ни мизерна, но она больше, чем у наших ответственных работников-коммунистов…» (Т. 45, стр. 95–96.) По личным распоряжениям, по указаниям, приказам Ленина уничтожено несколько десятков миллионов россиян. Не только русских (хотя русских в первую очередь). Много потеряла людей Украина, Туркестанскому краю (узбеки, таджики, казахи, киргизы, туркмены) установление советской власти, большевистское насилие стоило 38 % населения. Десятки миллионов людей выморены искусственным голодом.

Понимал ли он своим гаснущим умом, что он наделал? Возникали ли в его размягченном, превратившемся в зеленую жижу мозгу видения и образы людоедства и детоедства? И все это ради блага народа? Ради светлого будущего? Чушь!

Кто-то хорошо сказал, что смерть одного человека — это смерть человека, а смерть миллионов — это просто статистика.

В его отношении к людям, к миллионам людей, обреченных на погибель, было что-то от, скажем, рыбаков, забрасывающих трал (или невод) и вычерпывающих рыбу десятками, сотнями, тысячами тонн. Не