сыскной навык, что примерно одно и то же. Обнаружил след Олега в березовой роще, каких много раскидано по Подмосковью белыми, сентиментальными проплешинами.
Сергей Петрович застал на поляне удручающую, но полную какого-то неземного присутствия картину. «Бьюик» уткнулся рылом в мшистый бугорок, неподалеку, в густой тени лежали друг на друге двое мужчин, а рядом, широко раскинув ноги, сидела красивая, с растрепанной головой женщина и, казалось, что-то им обоим нашептывала. Женщина не слышала ни как он подъехал, ни как подошел. Горько приговаривала: «Олег, ну, пожалуйста, ну прошу тебя!» — и при этом странно раскачивалась, как очумелая.
Сергей Петрович перевалил Олега на спину, пощупал пульс на шее. Билось ли у Гурко сердце, сразу нельзя понять: словно перышко царапало по стеклу — царап, царап! — без звука, без усилия. Губы сомкнуты, как у отбывшего. Кровяной сандалий на левом боку. А про Мустафу и говорить нечего: посинел и язык вывалил наружу. Так выглядит человек, который отмучился не по доброй воле. Женщина уставила на Сергея Петровича рассеянный взгляд:
— Он умер, да?!
— Вы про Олега спрашиваете?
— Я про Олега спрашиваю.
— Вот и выходит, вы его плохо знаете.
— Почему?
— Не задавали бы глупых вопросов.
Сергей Петрович сходил к «жигуленку», принес флягу с коньяком и свою аптечку. Закатал рубашку другу и вкатил в вену коктейль из сердечных и обезболивающих снадобий. Женщина ему не мешала. Он ее спросил:
— Тебя как зовут?
— Ирина.
— Ты из Зоны?
— Да.
— Олегу кем доводишься?
— С какой стати я должна отвечать? — по вызывающему тону понятно, что немного воспрянула духом. Он приподнял Олега, раздвинул губы и влил в рот коньяку.
— Да вы что! — женщина попыталась отстранить его руку. — Он же задохнется!
Гурко не задохнулся. Почмокал и проглотил живительную влагу. Потом открыл глаза, будто выглянул из дупла. Узнал Сергея и узнал Ирину. Спросил голосом, похожим на шелестение трав:
— Где Мустафа?
— Придавил ты чуму, — ответил Сергей Петрович. — Но это не делает тебе чести.
— У меня четыре пули внутри.
— Вижу. Ничего. Дело житейское. Любой хирург тебе то же самое скажет.
С чувством неизъяснимого покоя Гурко вернулся в неведомую глубину, теперь пульс у него бился ровно.
— А говорила — помер, — укорил женщину Сергей Петрович. — У них клыки не выросли, чтобы Олежку загрызть. Поможешь до машины донести?
Ирина помогла.
— Вот видишь, — пояснял Хохряков Малахову, — где ты появляешься, обязательно неприятности.
Они сидели в подземном бункере, откуда Василий Васильевич по рации и через посыльных распоряжался действиями летучих отрядов. Но через час распоряжаться стало некем. Пиратский вертолет улетел, бандиты, развалившие стену, оттянулись в лес: преследовать их не было смысла. Разрушения, судя по всему, произведены огромные, но это не имело особого значения: Зона со всей ее недвижимостью надежно застрахована сразу в трех коммерческих агентствах. Людские потери невелики: с десяток боевиков да неопределенное количество быдла. Единственное, что сейчас беспокоило Хохрякова, — молчание Мустафы. Почему он не выходит на связь? Живой или мертвый, он давно должен объявиться. Хохрякову не терпелось позлорадствовать. Весь сегодняшний конфуз, конечно, на совести Мустафы, проявившего необъяснимую, ни с чем не сообразную доверчивость. Хохряков не мог сдержать шальной усмешки, когда вспоминал задумчивую рожу хозяина с приставленной к уху стамеской. Поделом тебе, Мустафушка, будешь впредь старших слушать. Ишь, возомнил-то как о себе. Государственный, понимаешь ли, деятель, будущий, понимаешь ли, президент от партии демократической воли. Нельзя так увлекаться, Мустафик. Нельзя заноситься перед побратимами — это грех. Людишки слабы, ничтожны, трусливы, но у каждого свое маленькое жало. Нельзя забывать.
Полузадушенный Кир Малахов, сидящий в кресле со стаканом вина, подал голос, полный обиды:
— Из-за меня неприятности? Вам не стыдно так говорить? Вы же культурный человек, Василий Васильевич! Ну объясните ради Бога! Почему из-за какого-то вонючего долга, из-за каких-то пол-лимона вдруг решили меня замочить? Это же не по-людски, Василий Васильевич. И не по закону.
Хохряков, расслабясь, тоже позволил себе опрокинуть стаканчик, но не вина, а водки.
— Кто тебя мочил, Кир?
— Вы думаете, я ничего не понял?
— Брось, Кир. Если понял, забудь. Видишь, с Мустафой какая оказия. Лучше скажи, кто тот сумасшедший, который на вас накинулся? Куда он дел Большака?
— Хотите сказать, это не ваш человек?
— Опомнись, Кир! Коли он наш, тебя уж точно на свете бы не было. А ты вон жив-здоров, винцо попиваешь, а где Мустафа? На многие вопросы, брат, придется тебе ответить.
Малахов вглядывался в лукавые глаза старого душегуба и ничего не понимал. Действительно, факты разложились загадочно. Если предположить, что белобрысый маньяк с удавкой и со стамеской вместе с Мустафой разыграли нелепый спектакль, то какой в этом спектакле смысл? И кто в самом деле бомбил Зону? Ведь снаряды были настоящие и трупаки настоящие. И потом?..
— Но зачем вы перестреляли моих людей, Василий Васильевич?
— Мы перестреляли? Ну, Кирушка, да ты циник! Прямо перевертыш какой-то. Может быть, ты коммунист? Ты разве не видел, кто затеял заваруху?
Опять старый висельник прав. Малахов и впрямь, хотя и на грани удушья, успел заметить, как Леня Пехтура со своей командой ни с того ни с сего сорвались с места, надыбали где-то автоматы и открыли пальбу. Все вместе складывалось в необъяснимую шараду, которую, пожалуй, не взялся бы разрешить даже рыжий Толян, хотя тот, по слухам, общался непосредственно с дьяволом.
Видя его замешательство, Хохряков примирительно заметил:
— Ничего, Кира, погостишь пару деньков, сообща разберемся.
Оставив Малахова в бункере думу думать, он поднялся в офис. Оттуда сделал несколько распоряжений по телефону и провел селекторное совещание с начальниками секторов. Почти все оказались на месте и в добром здравии, что само по себе было утешительно. Но ни один не видел Мустафу и не слышал о нем.
— Искать! — коротко бросил Хохряков и отключил экран.
Все складывалось так, что пора было снестись с Москвой, с центральным пультом. Беда вышла за порог, он это чувствовал. И как бы в подтверждение в ту же минуту, как он об этом подумал, вышел на связь капитан Луконцев, дежурный на проходной. Докладывал он дрожащим от ярости голосом. Только что похитили Большакова. Залетный кагебэшник вывез его на черном «Бьюике» за пределы Зоны. За рулем сидела девка из административной обслуги, Ирка Мещерская.
Хохряков миролюбиво спросил:
— Почему не перехватили, капитан?
— Чекист был при нагане. На мушке держал босса. Митеньку Клюева пришил.
— Вдогон кого послали?
— Пока никого. Жду приказа.
