наставление.
— Береги его, мил человек. Большое счастье, что он объявился. Теперь непременно дождемся светлых дней.
— Да кто же он такой?
— А то не ведаешь? — подмигнула Нюра.
Без всяких затруднений вышли на улицу, сели в машину. Витя ее узнал, но ничего не спросил. Климов сам объяснил:
— Батя твой напрокат дал.
Едва отъехали, мальчик враз побледнел, хотя он и без того был белокожий, как девушка.
— Болит? — спросил Климов озабоченно.
С Комсомольского проспекта Климов соскочил на набережную, развернулся против правил, нырнул в какой-то переулок, там еще раз развернулся и на скорости помчался в обратную сторону.
— Небольшой аттракцион, — предупредил он Витю. — Держись покрепче.
Со стороны набережной им навстречу, тоже на приличном разгоне, вылетел белый пикап. Климов перехватил его в таком месте, где двум машинам никак не разойтись. Пикап не выдержал внезапной лобовой атаки, вильнул вбок и юзом, с ужасным скрежетом вклинился в промежуток между «жигуленком» и двухэтажным кирпичным домом, как в бутылочную горловину.
— Ловко я его, а? — похвалился Климов. Выскочил из машины и в три прыжка оказался возле пикапа. Рванул дверцу и за шиворот выволок на волю Филю Панкова.
— Как вы смеете, — завопил тот дурным голосом. — Что вам надо?! Караул!
— Не напрягайся, сынок, — посоветовал Климов. — Я тебя не обижу.
Прижатый к стене, ощутивший чудовищную мощь Климова, Филя Панков продолжал изображать недоумка.
— Кто вы такой? Что вам угодно? Милиция! Милиция!
— Не верещи, хватит… Скажи лучше, на кого работаешь? На Валерика?
— Вы сумасшедший! Оставьте меня!
Климов отступил на шаг, и бедный Филя сполз по стене вниз с таким ощущением, будто из него выкачали воздух. Но не потерял самообладания. Его лицо с выпученными глазами выражало такое искреннее возмущение, что его игре позавидовал бы гениальный Михаил Ульянов, сумевший вывести на одну сцену маршала Жукова и рыночного подголоска. Климов так и оценил:
— Удивительное перевоплощение: полный идиот! Но зря стараешься. Я тебя еще в Лосинке засек. Не переживай, твоей вины нету. Ты классно ведешь. Только обрати внимание, бомжи не рыщут, как кроты, у них походка бережливая, каждое усилие на счету. Опять же цейсовские стекла в совокупности с железным баком сильно бликуют, учти.
Филя затих, слушал внимательно. Он уже определил, что нарвался не просто на крупного зверя — тут бери выше. Элитная штучка, из суперов. Он про них слышал, хотя встречаться не доводилось. Почти киборги. Говорят, у них такие права, которых нет у министров. И эти права не зависят от того, какая власть на дворе. Филя молча смирился с поражением.
— Вон, — ткнул он пальцем, — надо бы проход освободить.
Действительно, две легковухи подтянулись в переулок, уперлись в затор.
— Сейчас поедем, — сказал Климов. — Значит, Валерик тебя послал? Он живой, нет?
— Живой, — пробурчал Филя.
— Повезло… Ты вот что, легавый, брось свои уловки, веди в наглую. Я не прячусь. Валерику передай, жду в любое время, если захочет повидаться. Хотя я бы не советовал. Зачем? Спектакль окончен. У меня к нему на сегодня претензий нету.
— Он придет, — неожиданно для самого себя изрек Филя. — Он азартный, непуганый.
— Что ж, вольному воля…
Климов вернулся в «жигуленок», включил движок, обогнул белый пикап, прижал руку к груди, прося извинения у водителей легковух за пробку, и покатил дальше.
Витя спросил:
— Это ваш враг?
— У меня нет врагов. Откуда им взяться… Витя, тебе сколько лет? Восемнадцать?
— Да, почти.
— Ага. Колледж бросил. Менеджером не хочешь быть. Но ведь надо деньги как-то зарабатывать. Не век же у папочки с мамочкой на шее сидеть. Какие у тебя планы, если не секрет?
Юноша ответил не сразу, пригорюнился. Почесывал грудь в том месте, где пробоина.
— Сложный вопрос. В том-то и дело, что планов у меня нет никаких.
— А как же?..
— Хочу кое в чем разобраться. Потом уж строить планы.
— В чем, например?
— Кто мы такие? Зачем живем? Кому служим? Для меня это важно понять. Пока не пойму, ничего не могу делать. Но я скоро пойму. Еще чуть-чуть осталось. Я чувствую.
— Э-э, милый друг, — грустно протянул Климов. — Это чуть-чуть иногда растягивается на целую жизнь.
Разговор увлек обоих и вовсе не казался им неуместным. Они уже шли по Калужскому шоссе. Климов, поглядев в зеркальце, с удовлетворением убедился, что белый пикап дисциплинированно, не таясь, висит на хвосте, соблюдая дистанцию — в три, четыре корпуса. У Климова на душе птицы пели. Он рассказал мальчику немного о себе, как работает лесничим и в какой обстановке живет — тишина, покой, природа. Витя слушал заинтересованно. Между ними установился контакт, как у двух одиноких путников в ночи. Контакт измерялся не словами — сердечным настроем.
— Почему бы тебе тоже не пожить в лесу, — решился наконец Климов. — Там никто тебя не тронет. У меня хорошая библиотека.
— Откуда библиотека?
— Да так, собирал понемногу, свозил. После паузы Витя уточнил:
— Что я буду делать? Я же ничего не умею.
— Лес научит. Я тоже многого не умел.
Юноша опять замолчал. На высоком лбу образовались две поперечные морщинки. Потом высказался прямее:
— Да, мне нужен учитель. Но почему вы решили, что можете им быть?
С огромным облегчением Климов отозвался:
— Ты прав, какой из меня учитель. Я сам заблудился в трех соснах. Но это беда поправимая, как думаешь? У тебя зрение молодое, зоркое. Чего там видишь впереди?
— Дорогу, — усмехнулся мальчик. — И милицейский пост.
Гости прижились в сторожке Климова. В первый день Ольга расхворалась: у нее болел отрубленный палец и поднялась температура. Иван Алексеевич отыскал на полке аптечку, дал ей две таблетки аспирина. Боль немного утихла, но девушка начала заговариваться и плакать. Потрясения последних дней все же надломили хрупкий организм. Она плакала так долго и горько, будто умирала. Старцев опасался, что у нее начнется гангрена и придется тащить ее ночью через лес неизвестно куда.
Однако ближе к вечеру пожаловал старик в драном ватнике, благообразный, но слегка пьяненький, назвался Кузьмой Федотовичем и сообщил, что Климов, отбывая по делам в Москву, попросил его наведаться и освидетельствовать больную. С Михреем Климовым, сказал старик, они первые друзьяки по всему району, поэтому он не мог отказать ему в услуге, хотя переться в такую даль ему, конечно, не с руки.
Обрадованный, Старцев спросил:
— Так вы разбираетесь в медицине?
— Покажь девку, — хмуро ответил старик. — Как-нито разберемся.
При нем была сумка, из которой Кузьма Федотович извлек несколько пучков трав, большой пузырек с какой-то черной мазью, а также опасную бритву с чуток проржавевшим лезвием. Нашлась там и початая
