Сравните оригиналы Пушкина, Пастернака, Байрона, Мильтона, Шекспира с переводами; полюбопытствуйте, как переводил Маршак; сравните «Винни-Пуха» Милна на английском с переводом Бориса Заходера. Не знаю, как там обстоят дела с Пушкиным и Байроном, но прочитав «Винни-Пуха» на русском и на английском вы будете потрясены, ибо Заходер, великий переводчик, вложил в эту книгу не меньше Милна, а труд свой назвал скромно – перевод... Но мы-то с вами получили не перевод, а книгу, которая превосходит оригинал, и которая – увы! – недоступна детям в Британии и Штатах. Разве что перевести её обратно...
Советую вам обратить внимание ещё на несколько обстоятельств, и прежде всего – на слова, заимствованные в русский язык из английского. Есть у них некое коварное свойство: для англоязычных слушателей и читателей они значат не совсем то или совсем не то, что для нас с вами. Возьмём слово «мадам», которое в Соединённых Штатах и во многих западноевропейских странах означает обычное обращение к замужней женщине или же обращение старомодное, но особенно вежливое. А у нас, в стране победившего пролетариата, это слово носит пренебрежительно-уничижительный оттенок, и если вы назовёте женщину «мадам», то вы её оскорбите и услышите в ответ: «Какая я вам мадам! Я замужем, у меня двое детей, и я работаю! Я – дворник!» Или: я – врач!.. я – портниха!.. я – инженер!.. Словом, профессии разные, а реакция, увы, одна...
Вот вам ещё пример: посмотрите какой-нибудь американский псевдоисторический фильм вроде «Чингисхана», и вы услышите, как владыку монголов именуют «лорд». Диктор-переводчик так и переводит – лорд, лорд, лорд! Хотя какие же в средневековой Монголии лорды? Чушь, нелепость! Лорды были – и есть – в Британии! Но это для нас с вами лорд является лордом, а зритель англоязычный воспринимает лорда в данном контексте совершенно правильно – повелитель. А иногда, услышав восклицание: «My Lord!», понимает, что восклицающий обращается к Богу.
Слово «капитан» воспринимается нами и носителем английского языка одинаково в двух смыслах: капитан судна и звание капитана в современной армии. Но есть у этого слова ещё одно значение, понятное в Британии и Штатах и почти неведомое нам: капитан – рыцарь, предводитель средневековой воинской дружины, эквивалент воеводы. И это – исторический смысл данного слова, пришедшего в английский язык может из десятого века, а может – из пятого; и потому Роберт Говард и его последователи нередко именуют Конана Варвара капитаном наёмников. Для нас это звучит примерно так же, как «лорд», «сэр» или «сударь» применительно к Чингисхану, но англоязычный читатель опять-таки всё воспринимает правильно: капитан в архаичные времена – вождь, предводитель, сотник.
Аналогичная трансформация происходит и с нашими словами в чужих языках – например, со словом «спутник». Для американца это означает русское название сателлита, спутника Земли, а для нас с вами первым и главным значением слова является «попутчик в дороге», а вторым – «спутник в жизни», то есть близкий человек, друг или возлюбленная.
Теперь относительно произношения. Как бы упорно вас ни учили в России оксфордскому английскому, вы, попав на годы и годы в определённую языковую среду, будете говорить так, как говорят ваши коллеги и жители данного места; и в результате вы, весьма вероятно, приобретёте нью-йоркский акцент, или калифорнийский, или техасский. Мне рассказывали, что в южных штатах говорят иначе, чем на севере, менее отчётливо; и там можно испортить своё произношение. Вот вам ещё один довод в пользу тех штатов, которые были перечислены в четвёртой главе. Я подозреваю, что диалекты английского гораздо более разнообразны, в русском языке. Не надо забывать, что на английском говорит треть мира: Британия, Штаты, Канада, Австралия, Новая Зеландия, Южно-Африканская Республика. В конце концов, есть пиджин-инглиш, но нет пиджин-русиша. И недаром фраза «у него хороший русский» звучит так, что даже не поймёшь, о чём идёт речь, а фраза «у него хороший английский» кажется совершенно естественной и в русском, и в английском языках.
В заключение этой главы я расскажу вам пару историй, подчёркивающих важность хорошего языка.
Из предыдушего эпизода моих американских приключений вы знаете, что я приехал «Амтраком» в Вашингтон и добрался на такси с неразговорчивым чернокожим водителем в свою гостиницу «Holiday Inn Crowne Plaza». Отель выглядел роскошно, но неуютно – именно потому, что был слишком роскошен и напоминал дворец Гарун-аль-Рашида в современном американском издании. Там был обширный вестибюль со стойкой портье, за которой суетились три прехорошенькие шоколадные мулатки, а за ним – нечто вроде внутреннего крытого двора или патио, похожего на огромный цилиндр, по окружности которого в восемь или десять этажей тянулись галереи. С этих галерей и попадали в номера, так что жилая часть отеля шла вокруг патио кольцом. Естественно, галереи соединялись лифтами, стволы которых были выполнены из стекла и стали, а кабинки казались огромными прозрачными пулями, плавно скользившими вверх и вниз. Посередине внутреннего двора стоял павильон в колониальном южном стиле, и там располагался ресторан; по окружности двора шёл зимний сад с экзотическими растениями, искусственным водопадом, прудиком и площадкой для мини-гольфа; ещё там были красивые фонари, скамейки, пара кафе и Бог знает что ещё. Словом, я не советую вам останавливаться в таких отелях, поскольку вашей стипендии хватит там дней на пять.
Но я был человеком командированным, с тысячей казённых долларов в кармане, и потому такие мелочи меня не волновали. Я гордо проследовал к столику, где происходила регистрация участников конференции, зарегистрировался и тут же нашёл нескольких знакомых: профессора Зевина, бывшего москвича, уехавшего в Израиль; бывшую москвичку Юлю, молодого кандидата наук, которая уехала с мужем в Бостон; других коллег, пока ещё российских граждан, прибывших, как и я, с докладами. Юля приехала не одна, а с подругой-китаянкой, которая переселилась в Штаты то ли из Пекина, то ли из Шанхая, и, по словам Юли, была превосходным программистом.
Пообщавшись с этой компанией, я отправился к стойке портье, к трём симпатичным мулаточкам, чтобы вселиться в свой номер. Как бы не так! Меня селить решительно не хотели, не желали принимать мои деньги, и в чём дело, я разобраться не мог. Этих прелестных мулаток понять было невозможно! Во всяком случае, не с моим знанием языка. Я препирался с ними минут десять, а тем временем в патио стали собираться уже поселившиеся в номера участники нашей конференции, чтобы поприветствовать друг друга, выпить коктейль и перекусить. Перекусить я тоже бы не отказался, так как с утра ничего не ел, а выпивка и закуска шли за счёт устроителей нашего сборища. Но нельзя же есть и пить, не зная, где будешь ночевать!
И я нырнул в толпу гостей, извлёк профессора Зевина, говорившего на английском куда лучше меня, и повёл его к стойке. Следующие четверть часа я развлекался тем, что наблюдал за беседой Зевина с мулаточками, щебетавшими, словно стайка канареек. Наконец Зевин вытер пот со лба, повернулся ко мне и сказал: «Знаете, Михаил, они не отказываются вас поселить, но что-то им от вас надо. А вот что – в толк не возьму!» Тут мы с ним переглянулись и решили, что пора звать на выручку Юлю. Всё же она прожила в своём Бостоне три или четыре года и должна знать американский английский со всеми тонкостями!
И мы позвали Юлю, разыскав её среди двух сотен народа, уже скопившегося в патио. Теперь Юля вступила в переговоры, но результат оказался нулевой: она тоже не понимала, чего хотят от меня три очаровательные мулатки. Промучавшись с ними некоторое время, она хлопнула себя по лбу и сказала: «Схожу-ка я за своей китайской подружкой. Язык она знает не лучше меня, но у неё есть особый дар понимать темнокожих. Она разберётся!»
С этими словами Юля исчезла в толпе, а мы с Зевиным вздохнули, провожая печальными взглядами быстро пустевшие подносы с едой и выпивкой. Вся эта история уже напоминала мне сказку о репке.
Явилась китаянка, и начался новый раунд переговоров. К моему изумлению, она поняла шоколадных девушек за стойкой и всё растолковала Юле, а Юля объяснила мне. В материалах конференции, которые я получил в Ленинграде месяца три назад, имелось две заявки: одна – на участие в совещании, а другая – на бронирование гостиницы. Я заполнил и отправил обе, но заявка на бронирование по адресу отеля почему- то не дошла, а значит, в гостиничном компьютере я не числился. Меня могли поселить – но, не имея брони, я лишался скидок, и вместо ста долларов в день должен был платить сто десять. Как видите, очень непростая ситуация!
Сообразив, в чём дело, профессор Зевин взял инициативу в свои руки и принялся объяснять
