Сны золотые

ощущением безысходности. Ведь в этом возрасте два или три года - это бесконечно долгий

срок. Жизнь кончилась. А раз так, то ничего не жалко, и себя в первую очередь.

Во-вторых, в обычной жизни есть еще какие-то ограничители и контроль: родители, учителя, перебои с деньгами. На зону же кайф поступает как семечки на базар. Значит выйдет оттуда

наш мальчишка законченным наркоманом. Снова начнет воровать. Снова попадется, но это

уже будет повторка. То есть срок большой. А там, на зоне, или после повторной отсидки, быстро кончится: от грязного наркотика, от передозы, да мало ли от чего... Отмучается сам и

перестанет мучить родителей.

В представлениях мальчишек есть еще вариант доставания денег. На встречах они кричат

мне: 'Стать распространителем!' Чувствуете, теоретически они уже все знают. Правда, никто

из них не догадывается, что к деньгам их не подпустят. Деньги идут только тем, кто на более

высоких ступенях иерархии наркобизнеса. А миллионная армия мальчишек и девчонок

работает там бесплатно.

Как это происходит? В известном всем доме в вашем микрорайоне живет наркодилер. К

которому чередой идут подростки. Он отмеряет им, к примеру, порцию героина, и говорит:

'Здесь двадцать доз. Девятнадцать продашь, принесешь столько-то денег. А двадцатая - твоя!

Бесплатно!'

И миллионы подростков ходят под тяжелой уголовной статьей 'сбыт наркотиков', работают

на наркомафию бесплатно, 'за дозу'. Такого рабства не знала, наверно, ни одна система.

Еще подростков используют в роли торпед. Тот самый наркотик на основе первитина - винт -

имеет много разновидностей. К примеру, есть винт под названием 'камикадзе'. После его

употребления мальчишка чувствует себя терминатором, способным ударом кулака проломить

кирпичную стену и разорвать голыми руками тигра. Да еще его психологически

обрабатывают, внушают, что надо сделать и как это легко, после чего мальчишка, как зомби, идет и 'делает'… А приходит в себя, зачастую, уже в камере, в милиции. А там - зона, и так

далее…

Впрочем, я уже начал рассказывать от своего имени. Пересказывать. А это неинтересно и

неубедительно.

Если хотите знать правду, чтобы иметь право осознанного выбора, то наберитесь мужества и

прочитайте до конца эти исповеди. Это неприятно, это изнанка самой жуткой жизни, но все-

таки прочитайте, хотя бы из чувства болезненного любопытства.

СОН ТРЕТИЙ

Борис Варзобов, 36 лет, начальник станции техобслуживания автомобилей, Ставропольский край

Страшно - это не то слово. Этого не объяснить и не рассказать, можно только заснять на

пленку и показывать, чтобы люди получили представление, что такое ломки . Мне повезло, я

во сне обломался , а вот сосед по палате не выдержал, выбил окно и выпрыгнул со второго

этажа, побежал искать дозу... Ну не смог человек, не вынес.

Когда меня начало крутить и ломать, от меня врачи двое суток не отходили. Я приехал сюда

уже на ломках, дома укололся последний раз - и в путь. Поезд пришел вечером, пока

добрался, пока нашел, а мне тут говорят: без разрешения заведующего не можем положить. Я

кричу им: да вы что, да я с ума сойду, меня уже ломает всего. Начали искать заведующего по

телефону, нашли у знакомых, слава Богу, он разрешил. Начали меня колоть разными

лекарствами, а ничего не помогает, рука уже распухла от иглы. Дурняк начался, то есть

передозировка, крыша могла поехать, или просто бы не проснулся, сердце бы не выдержало

передозировки. То есть их лекарства, американская методика - и то не могла снять ломок. Я

так думаю, что у меня был свой опиум, отборный, особо сильный, а у них - слабей. Крепости

нет, а доза большая, вот и провел я двое суток на краю. Хорошо еще, что без сознания был, то

есть во сне.

А потом, когда проснулся, когда переломался во сне, - тоже надо выдержать. Ломок нет, но

начинается вроде отходняк, психоз. Самый опасный момент. В этом состоянии все случается.

И вены режут, и из окна выпрыгивают. Не для того даже, чтобы убиться, покончить с собой, а

вроде бы из себя выпрыгнуть, сотворить с собою что-нибудь. Послушать истории, какие здесь

и вообще с наркоманами, так у самого здорового человека крыша поедет. Уже после того, как

ломки сняли, ходят невменяемые, сознание спутанное. Кто мак собирает, кто мышей

отлавливает, кто мух. Мальчик Сережа был, двадцать лет, из хорошей, приличной семьи, к

нему все время теща приезжала, видная такая, солидная женщина. А сам он рисовал очень

хорошо, прямо как волшебник, ей-богу. Так вот, он в психозе закрылся в туалете и вскрыл

себе вены. Лена была, девочка, на вид лет двенадцать, прямо куколка. Увидела мужчину, который пришел к ней на свидание, и - головой в окно. Говорят, он был главарь их, увидела и

испугалась...

Я на иглу сел по стечению обстоятельств. Конечно, по молодости покуривал, но потом

отошел: и по должности вверх пошел, стал человеком солидным, и вообще... Но попал в

аварию, произошло, как только сейчас выяснилось, ущемление позвонков, и у меня стала рука

сохнуть, неметь, ныть. Криком кричал - такие иногда боли накатывали. И стал потихоньку

колоться, снимал боль. И конечно, втянулся, уже не мог без этого. А ведь я - человек на виду, да еще в маленьком городе. Ну сами понимаете, что такое начальник станции

техобслуживания в наши времена. Мне надо держаться, у меня работа. А какая работа, когда

только об одном думаешь: как бы приготовить и уколоться. А когда уколешься - тем более не

до работы.

Конечно, многие видели, что со мной неладно, но я отговаривался тем, что рука сохнет, болит, вроде бы врачи прописали. И счастье мое, что я на такой должности, деньги есть, что там

говорить. И возможности есть. Я садился в свою машину и ехал на Украину, там у меня были

постоянные поставщики опиумного мака, скупал его мешками. Стоил он дешево, бабульки им

торговали, да и сейчас торгуют. Только деньги уже бешеные.

Раньше мне одного стакана хватало, а в последнее время - дошел до двух стаканов. Причем

лучшего, отборного мака, а не какой-нибудь воды. Короче говоря, ни в нашем городе, ни в

наших краях обо мне почти ничего не знали: я не покупал, я в компании, где хором на игле

сидят, не ходил. Так, подозревали слегка, но в общем я репутацию держал.

Однако, держи не держи, а это все равно не жизнь. Кайфа уже нет, доза постоянно растет, организм перенасыщается. Опиумный мак действует как снотворное, постоянно ходишь

сонный, апатичный ко всему на свете. Ты сам для себя уже не человек, а какая-то обуза, тебе

самому себя тяжело и противно тащить по жизни. Вот примерно такое чувство испытывает

каждый наркоман.

Я не говорю о безденежных, пропащих мальчишках и девчонках. Там вообще полный

беспредел, их за дозу можно заставить… не буду говорить… все можно заставить. Я говорю, как живут солидные, очень солидные люди, при высоких должностях. То ли по глупости, то

ли по недоразумению сели на иглу - и все, не могут сойти. Тот же мой друг, хозяин

центрального гастронома в нашем городе. Все есть, недавно женился на молоденькой девушке

- живи да живи! А какая у него жизнь? Такая же, как была у меня. Плачет при встрече, зубами скрипит, говорит: в тюрьму себя посадил, сам себя в тюрьму посадил и не могу выйти!

Вот в этом и кошмар жизни моих знакомых, да вообще это человеку тяжело, когда хочешь, а

не можешь. Чувствуешь себя как последний червяк.

Но мы-то ладно, мы, опиумщики, люди богатые, благополучные, мы позволяем себе чистый