понял, готов был ответить на ее чувства, пока не вспомнил прошлое. Рон ничего не забыл. Это было видно по его глазам, прежде чем он отвел их в сторону.
Ярость кипела в девушке.
— Почему бы тебе не спросить, вожу ли я машину в пьяном виде? Я вижу, что у тебя на уме.
Лицо гостя оставалось абсолютно спокойным, когда он вновь обернулся к ней:
— Очевидно, это у тебя на уме, поэтому — какая разница, что я скажу, не так ли?
Напряжение достигло предела. Пат не могла поверить, в какое смятение пришли ее чувства теперь, всего через несколько минут после его появления. Должно быть, так случилось потому, что он напомнил о вечере, который ей хотелось любыми средствами вычеркнуть из своей жизни, а отнюдь не оттого, что у нее сохранилась любовь к нему.
— Я думаю, тебе лучше уйти, — сказала она, собрав остаток сил, чтобы сохранить достоинство.
— Ты собираешься отступать перед проблемами, Пат?
— Отступать? Я не…
— Ты не понимаешь, о чем я говорю, да? — бросил Рон, и резкий тон оборвал ее на полуслове. — Раньше ты не убегала от проблем, да и теперь не собираешься этого делать, нет, черт возьми, не собираешься.
Пат вскинула голову. Возможно, она заслужила его презрение за тот проклятый вечер, но обвинять ее в трусости не позволит. Покинув любимого, девушка совершила акт величайшего мужества в своей жизни.
— Ты же давно ничего не знаешь обо мне, — вскипела она. — Если бы я собиралась бежать от своих проблем, продала бы этот дом, вместо того чтобы из последних сил стараться поддержать его. Я бы не вернулась сюда, чтобы в течение двух лет ухаживать за отцом, наблюдая, как он угасает на моих глазах. Не осталась бы сейчас здесь и не стала бы разговаривать с тобой.
Странный огонек мелькнул в его зеленоватых глазах.
— Наверное, ты испытала больше, чем я мог предположить. А сейчас тебе не хватает храбрости, хотя в этом есть доля и моей вины. Несколько лет назад все, что тебе требовалось, — это любовь.
Горькая правда вернулась: это было тогда, теперь все иначе. Пробеги Патрисия марафонскую дистанцию, и то бы потеряла меньше сил, чем в этом противостоянии.
— Мне жаль, что ты потратил свое время, — заставила она себя произнести официальным тоном. — Я передам Элис, что вся эта затея оказалась ошибкой.
Гость не собирался уходить.
— Возможно, для тебя, но не для меня. Я не собираюсь разочаровывать девочку, чтобы потакать твоей гордыне. Итак, ты вернешься со мной в дом добровольно или мне тебя туда отнести? Что ты выбираешь?
3
Перспективы попасть в дом на руках Рона было достаточно, чтобы вернуть силы ослабевшим ногам. Не стоило и сомневаться, что он сделает это. Однажды она в шутку бросила ему подобный вызов, и этот здоровяк без всяких усилий поднял ее своими стальными руками, не обращая внимания на призывы отпустить.
Та сцена закончилась поцелуями и смехом. Теперь наверняка завершилась бы слезами и унижением.
Патрисия торопливой походкой направилась по дорожке к дому. Рон не отставал ни на шаг. Она чувствовала затылком его дыхание, которое, казалось, шевелило ее волосы и заставляло ощущать пустоту внутри.
С какой стати он вернулся сейчас? Что ему нужно? Не покидало чувство, что за всем этим кроется нечто большее, чем желание помочь юной музыкантше. Неужели решил отомстить потому, что она осмелилась бросить вызов его праву на нее? Неужели требовала так уж много, когда хотела, чтобы он ей поверил, а не просто простил?
Очевидно, он так считал. Ведь никогда ни о чем ее не спрашивал, никогда не подвергал сомнению версию Хелен о том, как именно все случилось. Все выглядело так, будто между ними выросла каменная стена, подобная той, в которую врезалась та злосчастная машина.
Когда Патрисия ввела гостя в дом, Элис продолжала работать за машинкой. Несмотря на дурные предчувствия, мысль о радости племянницы при встрече со знаменитостью придала хозяйке сил.
— Эл, к тебе пришли, — мягко сказала она.
Не поворачивая головы, девочка проворчала:
— Если это Кэтрин, скажи ей, что я занята.
Озорные искорки мелькнули в глазах Рассела.
— Это не Кэтрин.
При звуке мужского голоса Элис подняла голову. Изумление, написанное на ее лице, было достаточной компенсацией за те муки, которые испытала Патрисия, вновь увидев любимого когда-то человека.
— Господи боже мой! Это вы, Рональд, я хотела сказать — мистер Рассел. — Жестом взрослой женщины девочка пригладила волосы, щеки покрыл яркий румянец.
— Можете называть меня Рон, — с улыбкой ответил музыкант. — А ты, должно быть, Элис Дорст, которая написала мне такое доверительное письмо.
— Пожалуйста, зовите меня просто Эл. — Она бросила растерянный взгляд на Пат и продолжала: — Мне помогли его написать. Составлять письма — профессия моей тети Патрисии, и она знала, как я хотела, чтобы вы стали моим наставником. Надеюсь, вы не думаете, что это — какой-то подвох или розыгрыш?
— Нет, не вижу никакого розыгрыша. По моим понятиям, если кому-то помогают написать письмо, то это называется сотрудничеством.
— Спасибо. — Элис вскочила с места. — Мне следовало предложить вам сесть. Не хотите ли кофе? Тетя испекла сегодня морковный кекс. Я могу принести…
Маэстро подвел смущенную девочку к стулу, усадил и сел напротив.
— Почему бы нам не позволить приготовить кофе твоей тете, а ты пока расскажешь о своих творческих планах.
Патрисию покоробило, что гость так бесцеремонно отсылал ее, хотя и понимала, что это вызвано его желанием дать Элис возможность почувствовать себя непринужденно. Пока она готовила в кухне кофе, внутри у нее все кипело. Увидев, как легко ему удалось справиться с ситуацией, девушка с болью вспомнила свою первую встречу с ним, во время которой она, как и Элис, была подобна воску в руках мужчины.
Через полуоткрытую дверь она видела, как ее племянница, с благоговением внимая каждому слову Рона, всем телом подалась вперед. Неужели и она так же страстно стремилась заслужить его внимание?
Да, именно так, с досадой призналась себе Патрисия. И он всегда давал ей почувствовать, что в данный момент она единственный человек, интересующий его.
Внося поднос с кофе в гостиную, хозяйка чуть не столкнулась с Элис, стремительно пронесшейся мимо.
— Рон хочет, чтобы я для него сыграла, — выпалило юное дарование.
Через минуту она вернулась со своим кларнетом итальянской фирмы, которым очень дорожила. Патрисия заметила одобрение на лице музыканта, пока он наблюдал, как Элис тщательно готовила инструмент.
На минуту воцарилась полная тишина, пока кларнетистка успокаивала дыхание. Затем исполнила «Испанскую серенаду», сыгранную на последнем экзамене.
Пьеса звучала великолепно, и даже Патрисия осознала всю глубину таланта Элис. Она вдруг обрадовалась, что помогла писать письмо — пусть ей придется каждый раз настраиваться на встречу с
