алименты платить. Вот это — на фиг!
— Ты вообще детей не хочешь?
— Нет, вообще надо. Но это, когда правильную жену найду.
Юля внимательно посмотрела на Лешу. Не намек ли? Но тот в очередной раз наклонился к тарелке с супом, и Юля с грустью отметила, что Леша начинаетлысеть. А у Вадима шевелюра была ого-го какая!..
Марлен уже давно понял, о чем Вадим толкует битых двадцать минут. Но продолжал прикидываться. Переспрашивал, уточнял, делал вид, будто что-то недопонял или уже забыл. Ему не давала покоя одна мысль: что еще затеял Осипов?
То есть само предложение было ясным. Он пишет письмо Попову. Вадим приделывает ему «ноги», Олег ремонтирует здание, и туда заезжают «брайановцы» и часть фирмы. Какая часть — тоже очевидно. Неясно другое: какие связи у Вадима с Поповым и, что самое важное, где зарыта выгода Осипова. По распасовке-то получается, что Вадим всюду «в пролете». Но не настолько же он глуп! Совсем даже не глуп. Где-то какая-то хитрость наверняка припрятана. Марлену вспомнилось признание Коган: угадать ход мысли этого стажера она не в состоянии. Положим, она была классическая интеллигентка, до мозга костей. Ей хитроумные построения Осипова по определению оставались не по силам. Но он-то, старый интриган, он- то почему не может разобраться в комбинациях этого мальчишки?!
Хотя, зачем мудрствовать? Что бы Осипов там ни придумал, вариант по-любому — беспроигрышный. Здание будет числиться на балансе коллегии. За такое письмо его никто не осудит. Ни о каком злоупотреблении служебным положением, даже если дороются, что фактически все сделано для его родственников, речи быть не может. Тогда почему нет?
Марлен согласился.
Выходя из кабинета Председателя Президиума с подписанным на имя Гавриила Попова письмом, Вадим почувствовал, как у него затряслись поджилки. Теперь, когда игра началась и отступать было поздно, Вадиму стало страшно. Марлен, когда поймет, что затеял Вадим, постарается выпереть его из коллегии. Вот тогда предостережение Батыя прозвучит совсем иначе!
Катя Машинская уже три дня работала в фирме Вадима. Папа расстроился: его дочь — в строительном кооперативе? Он так гордился ею, хвастался друзьям, что Катюша — ученый, кандидат наук, а теперь? Что он может сказать таким же, как он сам? Забытым, никому не нужным людям из прошлого? Для его поколения дети, повзрослевшие и чего-то добившиеся, стали смыслом жизни. Они выживачи, выкручивались, терпели — все ради них. И на тебе! Дочь — в кооперативе!
Сама же Катя была счастлива. Ее окружали люди, преисполненные энтузиазма, торопящиеся, опаздывающие, засиживающиеся в офисе по вечерам. Прямая противоположность институтским коллегам. Конечно, возникали изредка разговоры о том, что-кто-где достал. Но это так, случайность. Больше рассуждали о делах, о правовых позициях, о клиентах. Жизнь бурлила. В институте же — наоборот. Если кто и начинал говорить с оживлением, так только о том, что жизнь опять подорожала, ничего не купить… И лейтмотивом: куда смотрит власть?
Однако сегодня Катя пришла домой расстроенная. Причиной обреченно-философского настроения стала Лена, жена Вадима. Нет, ничего такого та не сделала. Лена заехала днем в офис расписаться в какой-то ведомости. Катя не поняла, в какой и зачем, да ее это и не интересовало. Лена радостно расцеловала Катю, вспомнила о поездке в Америку, похвалила ее наряд, вела себя очень приветливо. Но Катя видела, что Лене не до нее. Она куда-то стремилась, глаза горели… В Америке-то была куда тише…
И тут Катю будто током дернуло. Мысль, которую она гнала от себя постоянно, прошила ее автоматной очередью. Ну почему одним — все, а другим ничего?! Почему Лена, которая и не больно красивее ее, имеет такого мужа, как Вадим, работу интересную, денег достаточно? И мама ее жива, а Катина умерла, и все ей рады, все ей улыбаются. Но главное, она, Катя, каждый вечер засыпает одна, а Лена — со своим мужем. Да еще с каким!
И менно в этот момент Катя осознала страшную для себя истину — она влюблена в Вадима. Еще с Америки. С той идиотской истории с тоефлом. Сейчас ей особенно четко вспомнились ощущения, которые она испытывала, когда Вадим на собрании стажеров каялся в своем проступке. Как она восхищалась его благородством, силой, уверенностью и достоинством. Он, вроде, даже и не каялся, а просто объяснял неразумным американцам, как устроена жизнь!
И вот теперь она вынуждена будет каждый день видеть этого мужчину, хотеть его, — да чего стесняться, она его хочет, — и не иметь никаких надежд на взаимность. А если бы вдруг?.. Нет, только служебного романа ей не хватало!
Василий Петрович Самойлов принял Вадима, можно сказать, по-дружески. От дистанции, разделявшей когда-то директора института и аспиранта, не осталось и следа. Это были два единомышленника. Только один — старше и опытнее, зато второй — энергичнее и сильнее.
— Василий Петрович, вы можете мне организовать встречу с Поповым? — Вадим очень торопился и решил сразу перейти к делу.
— В политику собрались? — На лице Самойлова заиграла одобрительная улыбка.
— Боже упаси! Чур меня, чур! Просто надо решить один хозяйственный вопрос.
Самойлов был явно разочарован. Но жизнь есть жизнь. Поинтересовался, в чем проблема. Вадим рассказал про американцев, про планы сотрудничества с «Брайаном», пожаловался, что сидеть в подвале как-то несолидно. Самойлов понимающе кивал, соглашался. Только однажды слова Вадима неприятно резанули его слух. Тот как бы между прочим бросил: «Если с американцами все сложится, то и ваших аспирантов и мэнээсов смогу взять не одного, а нескольких!» Фраза была лишняя, Василий Петрович и так бы Вадиму помог. Не стоило так примитивно и «в лоб» брать его «на интерес».
— Хорошо, я позвоню Гавриилу Харитоновичу, — Самойлов встал, показывая, что разговор окончен.
Вадим не заметил грустинки во взгляде академика. Он торопился обратно в офис, где ждал очередной клиент. А Самойлов подумал, что это поколение, куда менее тактичное и осторожное, чем его собственное, может, по большому счету честнее и порядочнее, они прямо идут к цели, а не юлят вокруг да около. Хотя, тем не менее, принцип «ты — мне, я — тебе» среди интеллигенции никогда не был в ходу.
В офисе Вадима ждал неприятный сюрприз. Клиент, назначивший встречу, не пришел. Хорошо, что позвонил и предупредил. Но главное другое. На вопрос, где Юля, секретарша бесхитростно доложила: «Ушла обедать с Кашлинским».
— Что это они вдруг? — не сдержался Вадим.
— Так они уж с неделю чуть не каждый день вместе обедают.
— Но, по-моему, Леша сюда отнюдь не каждый день заезжает. Или я ошибаюсь?
— Вадим Михайлович, Кашлинский звонит каждое утро и как бы невзначай интересуется, когда вы будете. Я заметила: он старается приезжать только тогда, когда вас нет. Думаю, он вас побаивается, — секретарша явно старалась сообщить Вадиму нечто приятное.
Расположившись за своим столом, Осипов попытался сосредоточиться на текущих делах, но понял, что это невозможно. Союз Юли и Кашлинского им прогнозировался, но лишь применительно к интриге, разыгрывающейся на фирме. А вот об их союзе мужчины и женщины Вадим не подумал.
Вспомнились часы, проведенные в Юлиной квартире. Воображение стало безудержно предлагать картинки, где Леша занимает его, Вадима, законное место. От ненависти аж скулы свело.
Вадим понял, что терять Юлю не хочет. Расстаться с ней не готов. Мелькнула мысль, что использовать женщину, ее привязанность для решения своих целей в борьбе за главенство на фирме — недостойно. Но Вадим себя быстро успокоил. Им двигали не корыстные интересы, а страсть. Хотя, признался себе Вадим, все-таки скорее не страсть, а ревность. Инстинкт собственника. В любом случае просто так Юлю он Кашлинскому не отдаст.
