— Это-то я понимаю. Хуже, что он настроил против тебя дядю Марлена. А еще, я от своей мамы знаю, тетя Маша на тебя дико злая.
— Она-то за что? — искренне удивился Вадим.
— Ну, видимо, она рассчитывала, что ты на Юльке женишься. Хотя я им еще полгода назад говорил, что от Ленки ты не уйдешь. Я это в Америке окончательно понял.
Вадим оторопел. Вот уж чего он никак не ожидал: оказывается, его роман с Юлей открыто обсуждался в семье Марлена, там строили свои планы, его судьбу решали другие люди! Вадим почувствовал, как в нем закипает звериная ярость. Надо было себя сдержать. Любой ценой.
— А теперь Мария Ивановна строит планы в отношении Леши?
— Ну ее можно понять. Юлька в девках засиделась, — Саша вдруг рассмеялся открыто, по- дружески. — Но я на твоей стороне. Семья и дружба — превыше всего!
Вадиму захотелось чем-то обрадовать этого большого наивного ребенка.
— Да, кстати, знаю, что тебя это мало волнует, а вот Леше передай: работал я бесплатно. Это так, для успокоения наших корыстолюбцев.
— Правда? — обрадовался Саша.
— Нет, блин, я тебе врать стану!.
Настроение после ухода Саши было отвратительное. Мало того, что пришлось солгать, в принципе делать это было неприятно, так еще и окончательно высветилась перспектива серьезной борьбы с кланом Марлена. Да что там борьбы! Грядет война на выживание!
Размышления Вадима крутились вокруг банального вопроса: „Почему все так несправедливо устроено?“ Он помог Сашке бросить пить, придумал фирму, привил любовь к адвокатской профессии Юле. В конце концов, сыграл немаловажную роль в избрании Марлена председателем Президиума Московской коллегии. А теперь все семейство крысится на него, пытается подчинить себе. Больше того, хотят отобрать у него даже часть его фирмы. Не верится, что все дело в деньгах. У Марлена денег — море.
Значит, что-то еще. Самолюбие? Марлен и его жена не могут пережить, что он удачливее, работоспособнее, чем их дочь и племянник? Но это не его вина, а их. Не так воспитали. Слишком баловали. Чересчур много давали „на блюдечке с голубой каемочкой“. Он с Машкой поступит иначе. Пусть всего добивается сама. Страховать он дочь будет, чуть подталкивать — тоже. Но ничего в готовом виде она от него не получит. Для ее же пользы.
И тут Вадим вспомнил про Парло. Бесспорно — лучший на сегодня адвокат коллегии. Звезда всесоюзного масштаба. А сколько про него сплетен ходит? И алкоголик, и бабник, и со следователями договаривается, и в КГБ стучит. Ясно, что все это бред. Но почему его коллегам надо так усиленно всю эту чушь обсуждать? Да потому, что иначе его успех придется признать своей неудачей. А так — все прекрасно. Да, он более известен, у него шире клиентура, он больше зарабатывает, зато…
Впрочем, всюду то же самое. Вадим вспомнил, как мама всегда старалась пресечь разговоры о режиссерах и актерах, если они возникали среди гостей. Илона Соломоновна терпеть не могла сплетен вообще, но про людей известных, — особенно. И дело было даже не в том, что она полагала неинтеллигентным обсуждать кого-то „за глаза“. Она считала, что причиной таких пересудов является только одно — зависть! А зависть чувство деструктивное. Разлагающее. Михаил Леонидович спорил с женой, говорил: „Зависть — двигатель прогресса“. Если люди не будут завидовать друг другу, исчезнет стимул добиваться чего-то еще, двигаться вперед.
Споры эти продолжались в семье, сколько Вадим себя помнил. Он склонялся на сторону отца. Если бы не одно „но“. Сам Михаил Леонидович зависти был лишен начисто!
Вадим тоже не умел завидовать. Если кто-то добивался большего, чем он сам, его не глодали обида, досада, раздражение на везунчика. Вадим пытался понять, как он это сделал и как добиться самому того же. Нет, досада все-таки появлялась. Но не на того, кто сумел, а на себя.
Чтобы отвлечься от грустных мыслей, Вадим решил заехать по дороге домой в свой любимый магазин „Морозко“. Тот располагался рядом с метро „Профсоюзная“, был не очень широко известен в Москве, но народу там всегда толпилось прилично. Продавались в „Морозко“ польские замороженные фрукты и овощи. Вадим слышал, что скоро откроют еще один где-то на севере столицы. Так что, судя по всему, торговля шла успешно. Хотя цены в магазине бросовыми никак не назовешь.
Зато какое ждало блаженство: в середине зимы поставить на стол клубнику, вишню, сливу! А иногда появлялась даже малина, что напоминало о времени, проведенном в Вашингтоне. Вадим как-то раз даже пошутил в разговоре с Леной: „Если до перестройки у нас малины зимой вообще не было, то теперь разница с Америкой только в том, что у них она свежая, а у нас замороженная. То есть мы вышли на однокоренной образ жизни!“ Лена грустно ухмыльнулась: „Принципиальная разница в том, что мы вообще — замороженные! Во всем!“ Вадим стал спорить, наоборот, в Союзе все так быстро меняется. Это они — замороженные, у них все стабильно и без колебаний. Лена махнула рукой, понимая, что оптимизм Вадима неизлечим, и демонстративно пошла к раковине мыть гору посуды. Выразительный взгляд жены напомнил Вадиму о ее несбыточной мечте — посудомоечной машине. Он замолчал.
Когда, отстояв полчаса в очереди, Вадим, наконец, добрался до дома и вывалил на кухонный стол пакеты с „заморозкой“, жена начала ворчать:
— Ну куда ты столько накупил? Нам через неделю уезжать, а тут на месяц запас!
— Ничего, что не съедим, то родителям раздадим, — слабо защищался Вадим.
— Мам, — вмешалась Машка, — зато теперь у нас прибавилось еще семь пакетов. Ты же сама говорила, что всего два осталось.
— Дороговато пакеты выходят, — не оценила Лена Машкин миротворческий порыв.
— Вот только о деньгах — не парься, — Вадим обрадовался, что тема перекочевала в его зону ответственности. — Этого у нас достаточно!
— Тебя просит Марлен, — позвала Лена из гостиной. Вадим заканчивал ужинать.
— Скажи, я перезвоню. Он дома или на работе?
Вадим не был готов к разговору. Вряд ли Марлен задался целью погасить напряженность. Даже если Саша и сообщил ему, что Вадим на американцах ничего не заработал. Значит, как минимум, хочет устроить разбор полетов — почему не сообщил, почему не рассказал, почему не доложил? Обойдется! А может, что- то, не связанное с приездом Дэвида? Да все равно радости беседа не добавит.
Вадим доел, выкурил сигарету и пошел звонить Марлену. Тот уже приехал домой, потому торопиться не было необходимости. Но, с другой стороны, пребывать в неведении, что понадобилось Председателю Президиума, тоже не хотелось.
— Искали, гражданин начальник?
— Да, Вадим Михайлович, искал. Приятно удивлен, что вы уже дома. Я думал, вы на своей фирме ночуете.
— На нашей, Марлен Исаакович. Даже больше вашей, чем моей.
— Ну вы-то знаете, что это не так. Но меня такое положение вещей вполне устраивает. Пока вы честно себя ведете. Однако, я не по поводу фирмы звоню.
— На меня поступило частное определение из суда? — Вадим по-прежнему старался под держивать легкий тон разговора.
— А вот это практически невозможно. Вы же там не бываете, — то ли Марлен шутил, то ли говорил серьезно, понять Вадим не сумел.
— Да все на хозяйстве, да на хозяйстве. Чтобы вы не могли спросить: „А в лавке кто?“
— Насколько я помню этот анекдот, такой вопрос задал старый еврей, когда вся родня собралась вокруг его смертного одра. Так я пока умирать не собираюсь, — Марлен как-то по-стариковски хохотнул, но тут же оборвал смешок. — Ладно, к делу. Что вы думаете по поводу параллельных коллегий?
С этой проблемой Вадим был, разумеется, хорошо знаком. Министерство юстиции разрабатывало новый проект закона об адвокатуре. Адвокатам он не нравился. Их поддерживал один из членов Политбюро ЦК КПСС, Лукьянов, сам юрист, и поговаривали, что толковый. Минюст же пёр свиньей, имея за спиной и
