как дела. К вечеру выяснилось, что приезжал Кашлинский. Вышел скандал.
Алексея Эдуардовича охрана не пропустила на фирму. Просто не пустила — и все! Как на грех, там был Саша. Он пошел к Аксельбанту. Дверь в кабинет хозяина осталась открытой и вся фирма слышала их перебранку. Из того, что пересказала секретарша, кстати, принятая на работу именно Кашлинским, самой важной частью для Вадима была тирада Олега: 'У вас главный Осипов! Это его решение! И по-человечески я с ним согласен!'
Других серьезных новостей не случилось. Секретарша поинтересовалась:
— Вадим Михайлович, а мне тоже собирать вещи? Вы меня выгоните?
— С чего это вдруг?
— Ну я же не ваш человек.
— А ты, главное, человеком будь. Тогда и новую работу искать не придется.
— Я буду человеком. Я вообще для вас кем угодно буду!
Вадим подумал, что, может быть, девчушка вовсе не вкладывала в свои слова тот смысл, который ему послышался. Но в любом случае для него этот вопрос был закрыт. Как минимум по двум причинам. В эти дни он особенно четко понял, что Лена, Машка, родители — ценность, которую нельзя подвергать ни малейшему риску. И второе — все тайное становится явным. Тут может такой скандал с Юлей выйти, что мало не покажется. А последняя встреча подтвердила, что ему никак не хотелось бы ей сделать больно. Да, если честно, и девчушка-то особого интереса не представляла…
Секретарша по-своему поняла молчание начальника и промурлыкала:
— Да-а, еще какой-то Самойлов звонил. Просил с ним по возможности скорее связаться.
— Так что ж ты молчишь, дура? — Девичьи грезы развеялись, не успев сложиться в картинку.
— Извините. Больше не повторится.
Вадим набрал номер Самойлова. Секретарша академика ответила, что шефа нет, но он распорядился, если позвонит Осипов, дать его домашний телефон. Чтобы тот обязательно с ним связался.
Судя по сверхприветливому и уважительному тону секретарши, Вадим понял, что домашний телефон Самойлова раскрывают далеко не каждому. Этот номер — особая привилегия.
До Самойлова Вадим дозвонился лишь ближе к одиннадцати вечера.
— Василий Петрович, здравствуйте! Это Осипов. Извините, что так поздно, но я звонил раньше…
— Здравствуйте, Вадим. У вас все в порядке?
— Надеюсь. Кто сейчас знает?
— Я знаю. Вы не могли бы завтра ко мне заехать?
— Разумеется. Во сколько?
— Часов в двенадцать. Нам нужно с вами переговорить, а потом, вероятно, вместе съездить в одно место.
— Да, конечно, буду. Василий Петрович, а что случилось?..
Но ответа Вадим не получил. Самойлов уже положил трубку.
То, что сегодня утром Самойлов узнал про Осипова, его сильно удивило. Никак он не думал, что молодой талантливый юрист и, казалось, неглупый человек, может оказаться таким авантюристом.
Уже несколько месяцев назад академик Самойлов сделал свой выбор. Он поставил на Ельцина. При всем том, что Горбачев чисто по-человечески Самойлову был и понятнее, и ближе, как политик Ельцин вел себя намного точнее и вразумительнее.
Ново-Огаревский процесс по подписанию нового союзного договора шел таким образом, что реальность распада СССР становилась очевидной. Самойлов это понимал, как и многие другие эксперты, включенные в работу. Он и его единомышленники хотели выработать схему если и распада, то — управляемого. С сохранением единого правового и хозяйственного пространства, единой армии. Но без тотального диктата Москвы по всем вопросам и вопросикам. В качестве лидера именно такого процесса Горбачев был слаб. А вот Ельцин — вполне подходил.
ГКЧП смешало все тонкие расчеты и аппаратную игру. Победа путчистов автоматически вела если не к гражданской войне, то к отделению большей части из пятнадцати союзных республик. Этого нельзя было допустить.
И тут Самойлову позвонил Ельцин. Разговор был короткий, но совершенно конкретный. Российская власть не собирается подчиняться ГКЧП. Планируется принятие нескольких указов. Нужны консультации юриста. Просьба к Самойлову — помочь.
Не веря, что это происходит с ним, Самойлов позвонил жене, сказал, что в связи с развивающимися событиями, ему срочно надо вылететь в Киев, и поехал в Белый дом.
Три бессонных, выматывающих дня слились в один сплошной кошмар. Пиком сюрреалистичное™ происходящего стала встреча в коридоре Белого дома с Ростроповичем.
Слава сидел в кресле у стены и дремал с автоматом Калашникова на коленях. Василий Петрович сначала не поверил своим глазам. Они были очень хорошо знакомы. Хоть Ростропович с Вишневской и стали для советского руководства персонами нон-грата, Самойлов всегда, бывая в Париже, заезжал к ним домой. Разумеется, если сама звездная чета не отсутствовала по причине гастролей.
Увидеть Славу с автоматом было за пределами реальности. Самойлов не стал будить друга, но картинка преследовала его вплоть до конца кошмара трехдневного бдения в стенах Белого дома.
Двадцать второго августа, утром, перед началом очередного совещания 'ближнего круга' Ельцина, Самойлова отозвал в сторону человек, фамилии которого Самойлов не слышал, но помнил, что представлялся тот просто — Саша.
Саша неотступно следовал за Ельциным, имел офицерскую выправку, был всегда спокоен и обладал умным колючим взглядом, хорошо отличавшим сотрудников КГБ. Род деятельности Саши для Самойлова не был тайной за семью печатями, хотя ни звания, ни должности, ни положения при Ельцине он не знал.
— Посмотрите, Василий Петрович. Вам будет интересно.
— Что это?
— 'Расстрельные списки'. Ну, образно говоря. Списки на первоочередные аресты. Мои ребята, считай, прямо со стола Крючкова приволокли. Вы — сорок шестой.
— А всего сколько? — Самойлов держал листы в руках, так что вопрос ответа не требовал. Всего в списках значилось 76 фамилий. Причем если первые 30–40 шли в алфавитном порядке, то последующие — нет. Рядом с каждой «неалфавитной» фамилией — комментарий, — за что. 'Самойлов — за активное содействие противозаконной деятельности руководства Российской Федерации'.
— Можете гордиться! — Самойлов услышал открытый смех сильного мужика, — царь-Борис уже сказал — этот список станет наградным.
Самойлова резануло Сашино «царь-Борис», но тут его внимание привлекла знакомая фамилия под номером сорок девять. 'Осипов Вадим Михайлович. Адвокат. Проходил подготовку в США. Действия: организатор участия криминальных элементов Московской области (г. Люберцы) в массовых беспорядках по адресу: Краснопресненская набережная, д. 2'.
— А это кто? — спросил Самойлов, как мог безразличнее.
— Выясняем. Интересный тип, судя по всему. В досье на него почти ничего примечательного. Обычный московский адвокат. Как у нас говорили в старые времена — 'латентный диссидент'. Ну, анекдоты, песни Галича. Никакой связи с криминалитетом.
— Так, может, ошибка?
— Да нет! Уже перепроверили. Действительно он «люберов» к Белому дому привел. Причем, с оружием! Представляете себе, что было бы, пальни хоть один из них 'сдуру-спьяну'?!
— Наверное, хотел, как лучше, — попытался выгородить Осипова Самойлов. Все-таки он ему очень симпатизировал. Вспомнилась и дочь Осипова, приходившая ходатайствовать за отца.
— Это-то мы понимаем. Нет, вообще-то парень, конечно, отчаянный. Но… вы, я так понял, его знаете? — Глаза Саши стали похожи на два буравчика.
— Да, и неплохо, — Самойлову показалось, что он чуть ли не грудью на амбразуру ложится. — И думаю, я стану его отстаивать на любом уровне!
— Да успокойтесь, Василий Петрович! Уж с нашей стороны ему ничто не угрожает. Царь же сказал — это наградные списки. Правда, давать орден за связь с бандитами как-то неловко. Согласны?
