Я послушался, стараясь сделать так, чтобы мой взгляд выглядел затравленным, а не ненавидящим. Узкая талия, тонкие руки, плоская грудь, которую не мог увеличить даже лифчик, стиснувший её мелкие титьки, задирая их чуть ли не до ключиц. Острый подбородок, вздёрнутый нос и тонкие губы. Далеко не красавица. Лицо, прочем довольно молодое. Наверное, ей лет тридцать-тридцать пять. Впрочем, я и не надеялся, что для сексуальных утех меня купит сочная шестнадцатилетняя красавица. Да и не нужен мне был никто, кроме Орайи.
Рядом с ней стоял кряжистый бородатый мужичок с двуствольным пистолетом на поясе. Он смотрел на меня немного враждебно. Бывший любовник?
- Как тебя зовут? - спросила моя новая хозяйка, закурив папиросу, вставленную в мундштук. У меня потекла слюна. В нашем обозе курили только погонщики, а за окурки, брошенные на пол, драться я брезговал. Клиенты же дымили, не прекращая. Чёрт возьми, я был готов убить за сигарету.
Но, кажется, она что-то спросила?
- Раб, госпожа, - пробормотал я, вспомнив вопрос. Душить в себе гнев было всё сложнее.
- Нелва. И я спрашивала твоё настоящее имя.
- Антон, госпожа Нелва.
- Нелва. Не госпожа, просто Нелва. Антен? Слишком долго. - Она на миг задумалась. - Будешь Нел, по моему имени. Так как тебя зовут?
- Нел, г… Нелва.
- Вот и молодец. Фим, вызывай мне кэб. Сам проведёшь его до дома. И дай ему папиросу, а то он подавится слюной.
Фим оказался неразговорчивым мрачным типом.
- Давай за мной, - сказал он, когда я выбросил свою папиросу в кучку мусора. - И держись от меня подальше, хорошо? От тебя воняет. - Вот и всё, что он мне сказал за следующие полтора часа.
В ответ я оскалил зубы и, покачиваясь, зашагал за ним, стараясь не отстать. Первая за несколько месяцев папироса вскружила голову не хуже бутылки бренди. Эх-эх-эх, а от выпивки-то со мной что теперь будет? Усну после третьей стопки, как восьмиклассник?
Фим уверенно прокладывал себе дорогу, не стесняясь отпихивать благородных мужей с дороги да ещё и поругиваясь с некоторыми. Клейма на нём я не видел, но почему-то был уверен в том, что он раб. Впрочем, не все хозяева ставят на своей собственности лейблы.
Я держался за широкой спиной своего провожатого, но мне, к счастью, толкаться не приходилось - мне самому уступали дорогу. И дело наверняка было в запахе и грязи, покрывающей моё тело. Это я с напарниками давно привык к этому делу, а вот изнеженные городские жители такое видели только на рабском рынке. Даже некоторые рабы кривили носы при моём появлении, чего уж говорить о господах и их дамах. Но до оскорблений и насмешек дело не доходило, по крайней мере напрямую, вполне ведь возможно, что меня выкупили на свободу. Я даже сам раз видел такое не далее как два дня назад. Парня выкупили, чтобы тут же прилюдно повесить - он оказался серийным убийцей и насильником.
Мы выбрались с торговых рядов, и дышать стало легче. Я даже почувствовал какие-то запахи, хотя был уверен, что слизистая моего носа напрочь атрофирована. Окликнув Фима, я остановился у чахлой берёзки, росшей у обочины, и, сорвав несколько почек, принялся их нюхать. У меня на глазах даже выступили слёзы. Пошло? Чёрт возьми, понюхайте несколько месяцев мужиков, которые не мылись с прошлого года, и запах коровьего навоза покажется вам амброзией - нет существа более вонючего, чем человек.
Фим смотрел на меня с пониманием и лёгкой насмешкой. Я заметил, что на его шее висит кулон с двумя буквами. Значит, я был прав.
- Пошли, - сказал я, размяв в руке берёзовые почки.
Мы минули несколько кварталов, застроенных двух и трёхэтажными домами. Видимо, здесь обитал средний класс. По дороге я получил несколько дюжин оскорблений и пару засохших конских яблок в спину: детишкам плевать, раб я или выкупленный свободный, они видели только грязного заросшего бомжа. Я не обиделся и даже побегал за одним, грозясь заразить его вшами и коростами. Пацаны с хохотом разбегались от меня, а моя жертва, оказавшись в углу, даже напугалась и разрыдалась, и я оставил погоню. Фим ухмылялся сквозь бороду, ожидая меня без просьбы. Быть может, он не такой уж и угрюмый парень.
За этими кварталами была широкая дорога, отделяющая их от парка, а за парком, судя по виднеющимся шпилям и башенкам, располагались богатые районы. Фим не пошёл напрямик через парк, а свернул на дорогу. Вскоре я понял причину: на каждой аллейке стояли таблички, на которых изображались перечёркнутые ошейники. Судя по тому, что некоторые из прогуливающихся господ вели на поводках собак, то ошейник относился к домашним животным иного вида.
Огибать парк пришлось чертовски долго. Нас чуть не задавил жутковатого вида автомобиль, обдав чёрным угольным дымом. За рулём сидел пьяный молодой парень, а рядом подпитая девушка, на заднем сидении такая же парочка, увлечённая друг другом. Им явно было не до клаксона. За их придурковатую езду мы получили порцию ругательств и полупустую бутылку вина. Бутылка разбилась о дорогу, и я долго стоял рядом с лужей и нюхал.
- Дома выпьешь чего-нибудь, - сказал Фим, закуривая. - Нелва - добрая хозяйка, если будешь стараться, конечно.
- Я просто хочу понюхать хоть что-то кроме дерьма, - покачал я головой.
- И понюхаешь, и выпьешь… Пошли.
- А папиросу можно?
- Конечно.
Фим протянул мне папиросу и спички. На этот раз он старался не морщить нос. Впрочем, ему не слишком-то удалось.
Мы обогнули парк и зашагали по богатому району. От дороги отходили множество мелких дорожек, ведущих к огороженным поместьям. Район пересекала небольшая речка, и я с трудом удержался, чтобы не спрыгнуть в неё с моста. Если бы не перспектива обещанной ванны, я бы так и сделал. Жандармов здесь ходило множество. Город вообще был ими заполнен, да и может ли быть по-другому в работорговческом городе? Так что бежать смысла не было никакого - одинокого грязного мужика поймали бы в миг. Да я и не собирался убегать - ванна, бритва и чистая одежда отбивали всякое желание. Ну а потом будет видно.
Едва мы пересекли речку, Фим свернул к одному из поместий. Здесь дома были ещё богаче и больше. Так что трёхэтажный особняк Нелвы с садом и беседкой выглядел вполне себе скромненько.
Встретил меня мрачный тип лет пятидесяти и три ведра еле тёплой воды.
- Облейся и в баню, - сухо сказал цирюльник. - Фим, ты свободен.
- Я помогу, - пожал плечами мой сопровождающий.
- Тебя вызывала Нелва, хочет, чтобы ты подобрал ему кое-какую одежду на первое время.
Фим пожал плечами и ушёл, а я принялся поливаться водой, стараясь смыть с себя как можно больше грязи. Вышло не очень хорошо, учитывая, что раздеваться мне не разрешили. Старик угрюмо наблюдал за чёрными потоками воды, уходящей в зеленеющую траву.
- Да, парень, - буркнул он, не уточняя.
Когда вода приобрела скорее коричневый, чем чёрный оттенок, старик повёл меня в баню. Здесь было достаточно жарко, видимо, к моему приезду начали готовить ещё до того, как меня купили. Я подумал о том, что до сих пор мог сидеть на цепи и содрогнулся.
- Одежду в печку.
Я разделся и сунул свои лохмотья в печь, а сам, повинуясь команде старика, который уже вооружился ножницами, уселся на скамью. Мои лохмотья шипели и потрескивали, и я представлял, как от жара лопаются и горят вши. Их я ненавидел, наверное, даже сильнее, чем работорговцев.
Цирюльник тем временем потыкал ножницами в колтун на моей голове, потом в бороду и, покачав головой, буркнул:
- Бесполезно. Мойся пока, я зайду через полчаса.
- Не охота ковыряться во вшах? - хмыкнул я.
- А кому охота? Давай, мойся, воду не жалей. Потом, как побрею, ещё раз помоешься.
Когда цирюльник вышел, я дал волю чувствам. То есть откровенно разрыдался, поливая на себя
