Жак зажег угли в жаровне. Бросил в пламя какие-то травы. Потом зажег две тонкие свечи и вручил одну Дамиану. Дамиан вдруг понял, что ему страшно, и ему это очень не понравилось.
— Только не паникуй! — прошипела Симона, уловив его настроение. — Сейчас нельзя паниковать! Подумай о налоговой инспекции! Подумай о правительственном расследовании и о своем секс-скандале и
Свеча дрожала в руках Дамиана. Ветер выкрикивал непристойности. Голос ветра был хриплым и яростным — скрипучим голосом старика.
— Пратна! — закричала Симона, вскинув руки над головой. — Тварь между мирами... раб своей похоти... иди ко мне... иди к маме.
И тут Дамиан услышал его — это невидимое существо. Ветер затих, и в тишине раздалось утробное урчание... или скорее влажное бульканье... едва различимое, еле слышное... такой звук могла бы издавать улитка, будь она размером с человека, ползущая по асфальту шоссе к границам магического круга. Не это была не улитка. Теперь Дамиан видел... это была человеческая голова. Кожа — в пятнах гангрены, губы наполовину сгнили. Из ноздрей на дорогу льется зеленоватая слизь. Голова продвигалась вперед, отталкиваясь от асфальта языком. Стертый язык был весь в язвах. Следом за головой тянулись спутанные в клубок внутренности. Они извивались, как змеи. Пищевод стоял вертикально и поворачивался туда-сюда, как перископ. Существо изрыгало ругательства исключительно на фекальную тему — с аристократическим британским акцентом, который никак не вязался с азиатскими чертами лица.
Дамиан кашлянул, прочищая горло, и произнес слова, которым его научила Симона:
— Тварь из тьмы! Я предлагаю тебе свои экскременты в обмен на помощь. Нам нужно связать своей властью Тимми Валентайна, такого же духа, как ты — запертого между мирами. Мы предлагаем тебе нескончаемые запасы того, чем ты кормишься, тварь из тьмы.
Она быстро скинула верхний плащ, набросила его на коробку и затащила коробку в круг. Леденящий кровь вопль вонзился в ночь — такой человеческий, словно кричала душа в адских муках, — Дамиан видел, как змеи-внутренности извиваются под плащом, пытаясь выбраться наружу. Симона опустилась на колени и обвязала коробку поверх плаща
— Дерьмо, чтобы тебя заманить, кровь, чтобы тебя привязать, — проговорила она. — Подобное держит в плену подобное, паразит властвует над паразитом.
Она швырнула мертвую мышь в жаровню, где ее сразу объяло синее пламя.
Из коробки доносился приглушенный вой. Ветер поднялся снова. Кошмарная вонь ударила в нос Дамиану, тошнота подступила к горлу.
— Ладно, — сказала Симона, — поехали отсюда.
Она передала коробку Жаку — существо внутри все еще трепыхалось, стараясь вырваться из физических и магических пут. Жак отнес коробку к машине, поставил ее на заднее сиденье, потом вернулся к ненужному больше кругу и принялся собирать магические принадлежности.
•
...а потом появился он.
Раз — и он уже здесь.
Она сразу поняла, что это он. Просто маленький мальчик. Обыкновенный мальчик. А по телевизору он смотрелся таким... таким особенным. Он пришел с целой толпой. Люди носились туда-сюда, таскали сумки и чемоданы, расписывались в журнале регистрации, кидали на стойку кредитки. Но потом они все ушли, и остался лишь он.
Шеннон сказала:
— А нам сказали, что ты только завтра приедешь.
Эйнджел Тодд улыбнулся:
— Люблю сюрпризы.
— Я могу что-нибудь для тебя сделать? — «Я, наверное, все еще сплю, — подумала Шеннон. — И мне все это снится». Что-то с ним было не так. Может быть, из-за тумана, что клубился у него под ногами? Или из-за глаз, светившихся красным? Да, это сон.
— Шеннон.
«Я же не говорила ему, как меня зовут... или все-таки говорила?»
— Ты ждала меня. Целую ночь. Жаль, что рассвет уже скоро.
Она поднялась из-за стойки и вышла к нему. Его губы были такие красные... она медленно подошла к нему, очень медленно... ковер был словно вязкое облако.
— Почему ты ждала меня, Шеннон?
— Я не знаю. Наверное, потому, что это очень волнительно. — По идее ей и сейчас должно было быть волнительно — в присутствии такой знаменитости, — но он был не похож на других киношников, которые чуть ли не лопались от важности и обращались с ней, с Шеннон, даже не как с прислугой, а как... с червяком в грязи у них под ногами. — Обычно у нас здесь так скучно, в Паводке. — Да. Скучно и грустно. До боли. Почти все друзья и подруги Шеннон сбежали из этой дыры к новым сияющим горизонтам; она осталась одна — ну, то есть с матерью, капризной и своенравной женщиной, у которой только и разговоров, что о смертных грехах... она уже и не помнит, когда в последний раз была с парнем... в школе, наверное... может быть, даже с Пи-Джеем Галлахером.
— О Шеннон, — сказал мальчик, — если бы ты только знала, как это много для меня значит, когда меня кто-то ждет... когда кто-то впускает меня к себе в сердце...
Она улыбнулась.
— Такой молодой, а уже разбиваешь сердца.
— Возьми меня за руку.
Его рука была очень холодной. Шеннон попыталась ее растереть двумя руками. Его рука выпила все тепло из ее рук и все же осталась холодной, как слиток ценного металла. Шеннон чувствовала, как холод проникает ей в кровь, и кровь течет медленнее, и сердце бьется едва-едва.
— Эйнджел, — сказала она.
— Я не Эйнджел. Эйнджел снаружи. В реальном мире. С той стороны зеркального стекла.
На стене была вывеска:
«кодоваП ьлетоМ!»
И Шеннон подумала про себя, что это неправильно, что надпись идет наоборот. Она опустила глаза и увидела свои руки. Странно — часы не на той руке. Значит, это
— Быстрее, — сказал мальчик. — Пока ты не вернулась в тот мир.
Он обнял ее. Ей пришлось наклониться к нему. Он прикоснулся губами к ее шее. Она почувствовала укол