– Маги, – сказал Артопед.
– Люди Роздора, – сказал Гельфанд.
– Выходит, остается только Фордор, – сказал Орлон. – Но туда даже недоразвитый тролль не сунется.
– Что там тролль, гном и тот не полезет, – согласился Ловелас.
Фрито вдруг обнаружил, что все взоры устремлены на него.
– Но разве мы не можем просто-напросто спустить Кольцо в канализацию или заложить его, а квитанцию съесть? – спросил он.
– Увы, – торжественно молвил Гельфанд. – Это не так просто.
– Но почему?
– Я же тебе объясняю – увы, – объяснил Гельфанд.
– Что увы, то увы, – согласился Орлон.
– Но не страшись, милый хоббот, – продолжал свои речи Орлон, – ты пойдешь не один.
– Добрый старый Гимлер составит тебе компанию, – сказал Ловелас.
– И бесстрашный Ловелас, – сказал Гимлер.
– И благородный Король Артопед, – сказал Бромофил.
– И верный Бромофил, – сказал Артопед.
– И Мопси, и Пепси, и Срам, – сказал Килько.
– И Гельфанд Серозубый, – добавил Орлон.
– Ну еще бы, – сказал Гельфанд, пронзая Орлона таким взглядом, что если бы взгляд мог покалечить, старого эльфа уволокли бы отсюда в мешке.
– Быть по сему. Вы отправитесь в путь, как только знамения будут благоприятны, – сказал Орлон и заглянул в карманный гороскоп. – И если я не слишком ошибаюсь, через полчаса знамения ожидаются просто бесподобные.
Фрито застонал.
– Лучше бы мне было и не родиться, – сказал он.
– Не говори так, милый Фрито, – воскликнул Орлон. – Минута, в которую ты появился на свет, была для всех нас счастливой минутой.
– Ну что же, я так понимаю – пора нам сказать друг другу 'всего хорошего', – промолвил Килько, отводя Фрито в сторонку, когда они вышли из совещательной комнаты. – Или правильнее – 'до встречи'? Да нет, я думаю 'всего хорошего' будет вернее.
– Всего хорошего, Килько, – сказал Фрито, подавляя рыдание. – Как бы мне хотелось, чтобы ты пошел с нами.
– Да, конечно. Но я уже слишком стар для таких приключений, – произнес старый хоббот, искусно имитируя состояние полного паралича нижних конечностей. – Как бы там ни было, а я припас для тебя кое-какие подарки.
С этими словами он извлек на свет пухлый сверток, и Фрито развернул его – без особого пыла, ибо помнил о предыдущем прощальном подарке Килько. Однако сверток содержал лишь короткий меч доброй старинной работы, да еще во множестве мест проеденный молью бронежилет и несколько зачитанных романов с заглавиями вроде 'Похоть Эльфа' и 'Девушка Гоблина'.
– Прощай, Фрито, – сказал Килько, весьма убедительно изображая эпилептический припадок. – Теперь все в твоих руках, а я трепещу, трепещу, задыхаюсь, о! о! положи меня под свежею листвой, оооооо! Оооооооо!
– Прощай, Килько, – сказал Фрито, и в последний раз помахав рукой, вышел, чтобы присоединиться к своим спутникам. И как только он вышел, Килько легко вскочил на ноги и ушмыгнул в зал, напевая песенку:
Я размышляю под столом,
Уклюкавшись до ручки,
Что всякий гном – осел ослом,
А эльфы все – вонючки.
Я размышляю под столом,
Хлебнувши алкоголя,
Об урков сексе групповом
Об извращенцах троллях.
Я размышляю под столом,
Надравшись до икоты,
Какие все же все кругом
Козлы и идиоты,
Как несказанно хорошо
Напакостить соседу
Подав на стол ночной горшок,
Позвать его к обеду!
– Горестно мне, что вы так скоро уходите, – примерно двадцать минут спустя торопливо говорил Орлон, обращаясь к отряду, выстроившемуся близ вьючных баранов. – Но Тень растет, а дорога вас ожидает дальняя. Лучше выйти сразу, пока темно. У Врага везде есть глаза.
При самых этих словах с одной из ветвей ближнего дерева на них зловеще выпучились два больших, поросших толстым волосом глазных яблока, не удержались, сорвались и с громким всхлипом шлепнулись наземь.
Артопед обнажил Крону, его прежде сломанный, а ныне второпях подклеенный Меч, и взмахнул им над головой.
– Вперед, – крикнул он, – на Фордор!
– Прощайте, прощайте, – нетерпеливо сказал Орлон.
– Вперед и выше! – вскричал Бромофил, мощно дунув с свой утиный манок.
– Сайонара, – сказал Орлон. – Алоха. Аванте. Изыди.
– Кодак хаки но-доз! – воскликнул Гимлер.
– Дристан носограф! – возопил Ловелас.
– Habeas corpus, – сказал, взмахивая волшебным дрючком, Гельфанд.
– Я какать хочу, – сказал Пепси.
– И я тоже, – сказал Мопси.
– Вот щас вы у меня оба откакаетесь, – пообещал Срам, протягивая руку к здоровенному камню.
– Ладно, пошли отсюда, – сказал Фрито, и отряд неторопливо зашагал по дороге, ведущей из Дольна.
Через несколько коротких часов уже несколько сотен футов отделяло их от барака, на пороге которого по-прежнему стоял Орлон с перекошенным от улыбки лицом. Когда путешественники проходили первый невысокий гребень холма, Фрито обернулся, чтобы еще раз взглянуть на Дольн. Где-то в черной дали лежал Шныр, и Фрито ощутил жгучее желание вернуться, – так, может быть, пес вспоминает порой о давно позабытой блевотине. Пока он смотрел в ту сторону, поднялась луна, прошел метеоритный дождь, просияло полярное сияние, трижды пропел петух, грянул гром, стая гусей, построившись свастикой, пролетела над ним, и гигантская рука гигантскими серебристыми буквами вывела по небу: 'Mene, mene, а тебе что за дело?'.
Фрито охватило ошеломительное ощущение, что он подошел к какому-то поворотному пункту, что старая глава его жизни закончилась и начинается новая.
– У-у-у, морда паршивая, – сказал он, пнув вьючного барана по почкам. Четвероногое затрусило вперед, грозя хвостом чернеющему Востоку, а из глуши окрестных лесов донесся такой звук, словно некую огромную птицу быстро, но бурно стошнило.
5. Чудище на чудище
