дальнем углу, возле ничем непримечательной, и так и оставшейся навеки открытой, двери потайного хода, на полу было въевшееся красное пятно. Может быть, человек, попавший в этот зал впервые, и не понял бы, что это такое. В конце концов, при подобном запустении и не такое увидишь! Но я знала точно, что это — кровь моей матери!
Сама того не сознавая я пришла именно на место ее гибели. Только сейчас начиная понимать, как была глупа, считая, что во сне вижу просто грустную сказку с трагическим финалом. О нет, я видела жизнь. Просто смотрела на мир не своими глазами, а глазами собственной матери. Таким интересным способом она делилась со мной воспоминаниями, а я грезила о любви, верности, счастье…
Прислонившись к стене, я решила все же выяснить все до конца, то, что доселе мне не было показано. Все верно, мама не могла видеть собственную смерть. Зато ее точно видели стены, которые и поделятся со мной этой тайной, осталось просто попросить.
— Я хочу знать, — прошептала я, крепко зажмурившись и настраиваясь на воспоминания этого места.
А потом было ощущение падения, которое резко закончилось, вынудив меня распахнуть глаза и осмотреться.
Я находилась все в том же зале, только он не был пыльным и грязным, напротив он сиял. Вокруг были мириады огней, пары кружились в замысловатых танцах, разговаривали щеголеватые джентльмены, ворковали, обмахиваясь веерами, дамы. Мне жарко не было, напротив, по спине пробивал холодок, словно грозила опасность, но откуда, никак не могу понять? Лавируя между присутствующих, я шагала вперед, где вокруг трона собралась особенно большая толпа, причем костяк ее составляли пожилые мужчины, было несколько помоложе и совсем ни одной женщины.
На троне восседала Сальвея. Она со скучающим видом отбивалась от собеседников, пытающихся ее в чем-то убедить, те в свою очередь на чем-то настаивали, но не получали желаемого и тут же нападали вновь. В эту минуту мать была так не похожа на ту умудренную опытом женщину, что я с некоторых пор знала. Скорее, она напоминала несмышленую девчонку, много младше меня, да притом еще и влюбленную по уши в придворного кавалера…
Долго смотреть на чужое счастье, особенно зная наперед финал, и принимая близко к сердцу развязку произошедшего не возможно. Сердце сжалось в маленький клубок, отказываясь биться и прячась куда-то в район горла, а руки принялись дрожать, просто упрашивая хоть к чему-нибудь их приспособить. Закрыв глаза, чтобы соблюсти хоть какую-то дистанцию, я отвернулась от потерявшего привлекательность зрелища и медленно побрела в противоположную сторону.
После длительного наблюдения со стороны широкого подоконника, где в итоге нашла временный приют, я решила, что, скорее всего, задержусь здесь надолго, поэтому поднялась и направилась вдоль стены, рассматривая убранство и величественность помещения. Мне, как ни странно, нравилась атмосфера праздника. Пусть здесь не было салютов и высоких речей, привычных в нашем мире, зато звучала приятная музыка живого оркестра, спрятанного в глубине зала за неким подобием ширмы, видимо, чтобы не мешал аристократам, фуршетные столики, разбросанные то тут, то там и веселый смех, раздающийся отовсюду. Как жаль, счастье не длится вечно.
Резкий звук выстрела привлек мое внимание. Естественно выстрелом он не являлся, поскольку порох изобретен не был, да и нужен ли он в мире магии? Звук же, возник при появлении трех фигур в самом центре зала, перед троном. Сначала, я просто рассматривала незнакомцев, завернутых в плащи, со спины, потом сообразила обойти народ стороной, и принялась быстро лавировать между замерших статуями развлекающихся. Как я и думала, посетителями оказались боги, те трое, которых мне так не хотелось жалеть.
— Вы снова здесь? — Сальвея ехидно изогнула бровь. — Как видите, у нас праздник, — она обвела рукой зал.
— Видим! — Грейна шагнула вперед, скидывая капюшон, от ее порывистого движения часть свечей погасла. — Где ребенок?
— Ребенок? — Царица изобразила удивление. — Какой ребенок?
— Не юли! — Рядом с женщиной пристроился Нарциэль, тоже откинув капюшон и с брезгливостью осматриваясь. — Ты прекрасно знаешь, о чем речь. Отдай нам его, и мы не тронем тебя!
— Зачем вам ребенок? — В голосе матери прозвучало настороженное любопытство, по-моему, к тому моменту я уже была надежно спрятана.
— Не твое дело! — Выкрикнула женщина-стихия. — Отдай по-хорошему и даю слово мы никогда не вернемся сюда. — Воздух вздрогнул, расходясь волнами от неспокойного божества, но спутник коснулся руки стихии и на ее лице вновь воцарилось выражение равнодушия.
— Но здесь нет никакого ребенка. Я же не могу отдать вам то, чего нет?
— Ты издеваешься? — Взревел бог-эльф и начал формировать в руках что-то мерзко черное.
«Хм, вот откуда у эльфов эта высокомерная вспыльчивость!», — мелькнула у меня в голове мысль, нисколько не мешая ситуации развиваться.
— Нарц, не стоит, — впервые вмешался в разговор Амаргус и все мое внимание сосредоточилось на нем.
Я чуть сместилась за спины двух воинственных богов, поскольку выражение их лиц годами видела во сне, глазами матери. А вот Амаргуса раньше рассмотреть не доводилось. Мама не слишком уважала его, считая предателем. Отец, предположительно, просто ненавидел, хотя утверждать что-то не буду, но по маминым впечатлениям выходило именно так. А вот что с ним произошло на самом деле? Не верю я, что дружба и в самом деле не стоит гроша… как-то не правильно все происходящее…
Амаргус стоял совершенно прямо, чуть склонив голову, словно перед трибуналом. Его плотно сжатые губы побелели от усердия, а в ярко синих, так поразивших меня, глазах плескалась такая откровенная боль, что я непроизвольно сделала шаг назад, боясь разделить ее с предметом осмотра. Вот он предпринял попытку обойти своих спутников, но получил хлесткий удар сжатого воздуха и опустил голову, покоряясь чужой воле. Его руки, прекрасно видные мне, тряслись как у паралитика, а плечи постепенно опускались, отказываясь держать тяжесть вины. Вот значит как… почему-то мне кажется все это странным…
— А ты вообще молчи! Тебя взяли только для того, чтобы ты придержал своего друга, если он вдруг объявится!
Красавчик опустил голову и покорно отошел на место, а я посмотрела на него совсем другими глазами. Изначально моя ненависть к нему была несколько меньшей, чем к остальным, теперь ясно почему. Конечно, предательства ему прощать я не собиралась, но и обвинять в убийстве, все же, не буду. Он так и остался стоять с опущенным на лицо капюшоном, стараясь, стать как можно незаметнее.
— Так что, — вернулась к прерванному разговору Грейна, — не передумала?
— Нет! — Твердо ответила Сальвея, поднимаясь на ноги. — Прошу вас покинуть мой дом, здесь вам не рады!
— Не рады? — Нарциэль аж покраснел от гнева. — Да как ты смеешь, смертная? Совсем страх потеряла?
— Я его и не имела, — рассмеялась женщина. — Страх — удел негодяев, а себя я к ним не причисляю!
— Значит, не боишься? — Эльф сделал несколько шагов вперед, склонившись к лицу строптивицы. — Что ж, давай проверим насколько?
— Стой! — Я вздрогнула и повернулась на голос.
Грейна и Нарциэль тоже повернулись, но с улыбками на губах, словно и, не заметив угрозы, прозвучавшей в голосе. Амаргус, казалось, сжался еще больше, постепенно отползая назад, в сторону стены. А Марос, как ни в чем не бывало, стоял у того самого потайного хода, печально известного мне, перед распахнутой дверью. Маг медленно осмотрел зал, полный народу. Потом небрежным щелчком пальцев очистил его от нежелательных зрителей, отчего вокруг воцарилась мертвая тишина, и лишь после этого принялся рассматривать гостей.
Хм, мой ОТЕЦ, как-то странно все это, особенно если видишь родного отца впервые в жизни. Родителей ведь по существу у меня не было, так что, помнить отца (вернее того, кого считала отцом), я почти и не помнила, только смутный образ по фотографии, с мамой примерно так же. Правда, встретив
