республикой - в этом, кажется, все согласны в нашей партии. Далее, что наша
революция, в общем и целом, идет к под’ему, а не к убыли, и что нашей задачей
является не «ликвидация» революции, а доведение ее до конца,-в этом то же, по
крайней мере формально, все согласны, ибо меньшевики, как фракция, нигде еще
не заявляли о противном. Но каким образом довести до конца нашу революцию?
Какова роль пролетариата, крестьянства, либеральной буржуазии в этой
революции? При каком соотношении сил можно довести до конца текущую революцию?
С кем итти, кого бить и т. д. и т. д. Вот где начинаются у нас разногласия.
Мнение меньшевиков. Так как наша революция буржуазна, то единственно буржуазия
и может быть вождем революции. Буржуазия была вождем великой революции во
Франции, она была вождем революций других государств Европы - она же должна
быть вождем и нашей русской революции. Пролетариат - главный борец революции,
но он должен итти за буржуазией и толкать ее вперед. Крестьянство тоже
революционная сила, но у него слишком много реакционного и потому пролетариату
с ним гораздо, реже придется выступать совместно, чем с
либерально-демократической буржуазией. Буржуазия является более надежным
союзником пролетариата. Чем крестьянство. Вокруг либерально-демократической
буржуазии, как вокруг вождя, должны сплачиваться все борющиеся силы. Поэтому
наше отношение к буржуазным партиям должно определяться не революционным
положением: вместе с крестьянством против правительства и либеральной
буржуазии, во главе с пролетариатом, - а оппортунистическим положением: вместе
со всей оппозицией против правительства во главе с либеральной буржуазией.
Отсюда тактика соглашения с либералами. Таково мнение меньшевиков.
[Подчеркнуто нами. - Л. Б.],
Мнение большевиков. Наша революция в самом деле буржуазна, но это не значит,
что гегемоном будет наша либеральная буржуазия. В 18 столетии французская
буржуазия была вождем французской революции, но почему? Потому, что
французский пролетариат тогда был слаб, он не выступал самостоятельно, он не
выставлял своих классовых требований, у него не было ни сознания, ни
организации, он шел тогда в хвосте у буржуазии, и буржуазия пользовалась им,
как оружием для своих буржуазных целей. Как видите, буржуазия не нуждалась
тогда в союзнике, в лице царской власти, против пролетариата - пролетариат сам
был ее союзником, слугой - и потому она могла быть тогда революционной, итти
даже во главе революции. Совершенно другое замечается у нас в России. Русский
пролетариат далеко нельзя назвать слабым: он уже несколько лет выступает
вполне самостоятельно, выставляя свои классовые требования; он достаточно
вооружен классовым самосознанием, чтобы понимать свои интересы, он сплочен в
свою партию, у него сильнейшая в России партия со своей программой и
тактически-организационными принципами, во главе с этой партией он уже одержал
ряд блестящих побед над буржуазией… Может ли этот пролетариат
довольствоваться ролью хвоста либеральной буржуазии, ролью жалкого оружия в
руках этой буржуазии? Может ли, должен ли он итти за этой буржуазией, сделав
ее своим вождем, может ли он не быть вождем революции? А посмотрите на
действия русской либеральной буржуазии: наша буржуазия, запуганная
революционностью пролетариата, вместо того, чтобы итти во главе революции,
бросается в об’ятия контрреволюции, вступает с ней в союз против пролетариата.
А ее партия, партия кадетов, открыто перед лицом всего света, вступает в
соглашение со Столыпиным, голосует за бюджет и армию в пользу царизма, против
народной революции. Не ясно ли, что’ русская либеральная буржуазия
представляет из себя силу антиреволюционную, с которой надо вести самую
