— Если ты не можешь, попроси Софи. Ты или она, мне все равно. Мне нужен кто-нибудь. Чтобы помочь. Я прошу о помощи, Жиль. Молю о помощи.
— Поднимайся.
— У меня нет времени. Мой самолет улетает через час. Одевайся и спускайся вниз. Или Софи. Кто- нибудь. Быстрее.
— Ты поссорилась с Фабьеном?
— Я все тебе объясню. Или он объяснит. Поторопитесь.
Она положила трубку. Проснулась Софи. Я объяснил ей, что Аннабель возвращается в Париж и просит, чтобы кто-то из пас ее сопровождал, она слишком плохо себя чувствует и не может лететь одна. Я добавил, что никогда не видел ее в таком состоянии. Казалось, что на этот раз разрыв с моим братом был окончательным и непоправимым.
— Что ты об этом думаешь?
— Будет лучше, если с ней поедешь ты, но это испортит тебе выходные, за которые ты заплатила.
— Это неважно.
Когда мы затрагиваем проблемы, связанные с деньгами, все люди говорят, что это для них неважно, тогда как именно это является самым важным для них. Как и для нас.
— С другой стороны, — сказал я, — если ты останешься в Будапеште, ты сможешь заняться моим братом. Я знаю, что ты ему нравишься.
— Он видел меня один раз и даже не разговаривал со мной.
— Выбирай. Это твои выходные.
— Нет. Это наши выходные.
— Это была твоя инициатива.
— Но ты предложил ехать в Будапешт.
— Я предложил, но решили мы вместе. Вспомни, что, поразмыслив, я уже не хотел лететь в Будапешт. А ты настояла.
— Я не знала, что мы совершим посадку на минное поле. Ты должен был меня предупредить.
Этот упрек дал мне понять, что Софи хотела остаться в Будапеште, так как перспектива видеть моего брата, звезду почти международного масштаба, с глазу на глаз была намного приятнее, чем провести воскресенье со мной на улице Аббата Гру. Улица Аббата Гру такая унылая по воскресеньям, особенно в своей нижней части, где у торговки сырами была квартира.
Аннабель перезвонила:
— Что вы делаете?
— Мы спорим.
— Я опоздаю на самолет с вашими глупостями.
— Иду.
Я положил трубку и сказал Софи, что это будет лучшим решением. Я знал Аннабель лучше, чем она, и мог с ней управиться.
— Это же моя невестка.
—
— Ты права.
Я принял душ, а за это время Софи собрала мои вещи и сложила их в сумку. Мы поцеловались перед дверью. Я сказал:
— Без глупостей с моим братом, хорошо?
— Не стоило бы оставлять меня наедине с таким хорошеньким парнем, как твой брат, в городе, где во все блюда кладут паприку.
Снова зазвонил телефон. Софи сняла трубку. Это был Фабьен. Она сказала, что я полечу с Аннабель в Париж.
— Твой брат благодарит тебя от всего сердца, — сообщила торговка сырами.
Голос Фабьена сильно взволновал ее, ей даже стоять трудно было, и она присела на кровать. Я послал ей воздушный поцелуй, в ответ она улыбнулась. Зазвонил мой мобильный. Это была Аннабель. Она не могла дозвониться на телефон отеля, занятый тем, кого отныне мне хотелось считать ее бывшим.
— Я уже в лифте, — сказал я.
— Это Фабьен вам звонит?
— Да. Он беседует с Софи.
— Значит, едешь ты?
— Ты хотела ехать с Софи?
— Я же сказала, что мне все равно. Поторопись. Следующий самолет на Париж в полдень, я боюсь даже представить себя в зале ожидания в этом дрянном аэропорте, и у меня нет никакого желания сидеть там четыре часа.
— К тому же ты там будешь одна, потому что с моим билетом я не имею права.
— У тебя эконом-класс?
— Нет, но и не бизнес-класс.
— Воспользуешься своими тысячами, чтобы повысить класс.
Двери лифта открылись. На Аннабель были те же белые штаны, которые она надела на премьеру фильма Фабьена, но, приблизившись к ней, я увидел, что это был не тот белый цвет, а значит, и не те штаны. У меня возник вопрос, сколько штанов в шкафах Аннабель на улице Батиньоль? И уже тогда я не сомневался, что у меня будет достаточно времени их пересчитать, потому что я буду жить там в течение трех следующих недель. Под козырьком кепки лицо Аннабель сияло мальчишеской красотой.
— Нескоро ты, — сказала она.
— У тебя нет багажа?
— Я оставила чемодан в такси.
— Это такси Сити?
— Нет.
— Значит, шофер уже уехал.
— Ты дурак.
Слова, которых я ждал со вчерашнего вечера. Отныне, когда я их слышал, это значило, что я с Аннабель, а значит, я — счастлив.
Еще она сказала:
— Тебе так хорошо, небритым. Можно подумать, что ты актер.
Я подумал, в какой момент я попытаюсь ее поцеловать. При взлете? При посадке? И главное, когда мы будем заниматься любовью. Этим вечером? Завтра утром? О людях, находящихся в эйфории, говорят, что они витают в облаках. У меня было ощущение, что я нахожусь внутри облака. И это чувство усилится, когда в «Аэробусе» мы с Аннабель взлетим в венгерское небо.
* * *
Она сказала:
— Я не знаю почему, но с тех пор, как я с тобой познакомилось, мне очень хорошо с тобой.
Несмотря на раннее время, у нас в руках были бокалы с шампанским. Аннабель отпила глоток. Она пила алкоголь только в свой день рождения (14 августа) и на Новый год. Все остальные дни в году она пила только кока-колу и минеральную воду. Еще она любила молоко, горячее или холодное. Ни чай, ни кофе: они мешали ей заснуть. И как говорила ее мать, от них желтели зубы. Какал у нее мать? Она мне никогда не рассказывала о ней. Фабьен ее знает?
— Она его обожает. У нее есть все его фильмы на DVD. Как только она видит о нем заметку в журналах, она ее вырезает. Они любят совместные прогулки верхом в имении.
— В каком имении?
