(диссидентского) правительства – неэффективного правительства интеллектуалов, которых он презирал. Это правительство предоставило нам здание, а правительство Клауса отказалось от этого обязательства. Он не хотел создания интеллектуального центра Восточной Европы в Праге, поскольку хотел двигаться в направлении Запада. Он был бы рад, если бы Восточная Европа уплыла куда-нибудь в океан, поскольку тогда Запад с большей готовностью принял бы его на борт. Но в этом было еще кое-что. Он чувствовал личную враждебность ко мне. Меня это тоже беспокоило, поскольку я не хотел иметь врага в его лице. Все это стало очевидным недавно, когда он обвинил меня в том, что я защищаю новый вид социализма. Он следует эгоистическим интересам и поэтому считает мою концепцию открытого общества – согласно которой люди должны приносить жертвы в интересах общего блага – спорной. Теперь я понимаю, почему мы в оппозиции друг другу, и я рад признать это. По-моему, Клаус объединил в себе худшие черты западных демократий точно так же, как предреволюционный чешский режим представлял собой худший вид коммунизма. Я против обеих крайностей.
КК – Отказались ли вы от всех видов деятельности в Праге?
ДС – Нет, мы не ушли из Праги. Президент Вацлав Гавел предложил университету помещение в президентском замке. Я с радостью принял его предложение. Это показало, что университет все-таки пользуется некоторой поддержкой. Мы планируем новую крупную инициативу в Праге – создать отделение, которое будет сочетать развитие международных отношений с этническими. Мы перевели бывший исследовательский Институт радио «Свободная Европа» в Прагу, он также будет связан с университетом. Штаб-квартира Центральноевропейского университета будет, однако, находиться в Будапеште, а в Праге и Варшаве – отделения.
КК – Кто может учиться в этом университете?
ДС – Мы принимаем студентов и аспирантов из западных и восточных стран, но в основном – из Восточной Европы, которым мы даем полные стипендии. В университете преподаются дисциплины из многих гуманитарных областей, преподавание ведется на английском языке. В настоящее время приезжает много преподавателей из западных университетов, но я надеюсь, что эта ситуация постепенно изменится. Программа несколько отличается от традиционной университетской программы. Уделяется больше внимания независимым исследованиям. Преподавание, исследования и участие в исследовательских проектах постепенно дополняют друг друга.
КК – Как функционирует венгерский фонд? Вы упомянули о том, что ему было трудно приспособиться к изменившимся условиям.
ДС – Это верно. После смены режима мы больше не привлекали к себе столько внимания. До 1989 г. мы оказывали решающее влияние на культурную жизнь. Позднее появилось много других источников поддержки культурной деятельности, и мы утратили ведущую позицию. Ухудшилось и финансовое положение. Культурные организации уже не имели избытка местной валюты, и «культурный доллар» потерял свою высокую цену. Мы больше не могли привлекать добровольцев. Нам приходилось платить работникам, и мы должны были стать профессиональной организацией.
Был короткий период до первых демократических выборов 1990 г., когда мы занимали привилегированное положение. Фонд был воплощением свободы в сравнении с реформаторским коммунистическим правительством, которое потеряло народную поддержку. Правительство стремилось работать с нами, надеясь, что наша репутация некоторым образом поможет и им. Правительство предоставляло нам значительные средства. Это было кульминацией в истории фонда. После свободных выборов правительство обрело законный статус, но и мы потеряли свой имидж. В фонде наметилась некая тенденция жить прошлым и противиться изменениям.
КК – Почему свободные выборы привели к потере фондом своего имиджа?
ДС – По очень простой причине: мы не нравились новому правительству. Хотя фонд делал все возможное, чтобы не оказывать предпочтений в партийной политике и не превращаться в узкую группу, но большинство людей, связанных с фондом, были членами или сторонниками партии Свободных демократов, которая в итоге первых свободных выборов оказалась в оппозиции, что неудивительно, поскольку политическая программа Свободных демократов наиболее близка концепции открытого общества.
Попробую пояснить ситуацию. Коммунисты стремились организовать всесторонне закрытое общество. Многие отвергали такое общество, поскольку оно отказывало им в национальном самосознании, поэтому они приняли националистическую программу. Другие отвергали это общество в основном потому, что стремились к открытому обществу. В Венгрии симпатии довольно точно разделились на Демократический форум, который выиграл выборы, и на Свободныхдемократов, которые их проиграли. Дополнительно ухудшило ситуацию то обстоятельство, что Демократический форум имел жестко националистическое антисемитское крыло. Я вступил в открытый конфликт с этим крылом, что принесло фонду большую пользу. Фонд вновь обрел понимание своей миссии.
КК – Улучшилась ли ситуация при новом социал-либеральном правительстве?
ДС – Для фонда – да. Теперь он может работать с правительством, чего не мог делать ранее. Программы, которые были успешными в других странах, теперь могут быть осуществлены и в Венгрии. Они относятся к области образования и общественного здравоохранения.
КК – Не создает ли для вас близость к правительству дополнительных проблем? Вы даже получили награду.
ДС – Это беспокоит меня меньше всего. Я не теряю своих критических способностей. Проблема в другом: в большинстве стран я подвергаюсь растущей критике. Некоторые нападки столь злобны и жестоки, что их трудно перенести.
КК – Почему так происходит?
ДС – Им не нравится то, что я делаю. Нападкам подвергается идея открытого общества в целом.
КК – Вы однажды назвали себя «государственным деятелем без государства». Насколько далеко может фактически зайти фонд, организованный в иностранном государстве гражданином иного государства? Где вы видите пределы своего участия?
ДС – Это вполне законный и очень важный вопрос. Я всегда полагаюсь на людей, которые живут в конкретной стране. Именно они решают, что лучше для их страны. Если бы я поступал иначе, я был бы пришельцем извне. Я поддерживаю концепцию открытого общества. Это не мешает тем, кто выступает против этой концепции, рассматривать меня как агрессора. Президент Хорватии Туджман обвинил меня в том, что я поддерживаю предателей, и назвал концепцию открытого общества опасной новой идеологией. Моя деятельность может считаться по меньшей мере спорной, но чем сильнее оппозиция, тем сильнее потребность в фонде.
КК – Вас обвиняют в том, что вы вмешиваетесь во внутренние дела стран.
ДС – Конечно, то, что я делаю, можно в известном смысле назвать вмешательством, поскольку я хочу способствовать развитию открытого общества. Открытое общество выходит за рамки национального суверенитета. Но открытое общество не может быть введено извне. Люди внутри страны, которые входят в правление фонда, должны нести ответственность за его деятельность, и я максимально полагаюсь на их рекомендации.
Часто мне трудно решить, какую позицию занять, поскольку политическая ситуация в каждой стране – своя, и по мере ухудшения отношений между странами позиция, которая была приемлема в одной стране, становится неприемлемой в другой. Например, когда я поддерживал Боснию, мои заявления поставили под угрозу деятельность фонда в Югославии. Я стараюсь обходить острые углы, но это не всегда получается. В добрые старые «плохие времена» мое положение было намного легче, поскольку я был неизвестен. Сейчас я широко известен.
КК – Существует ли нечто такое, чего вы никогда со своими фондами не сделаете? Есть ли границы, через которые вы никогда не переступите?
ДС – Да! Я поддерживаю концепцию открытого общества, но я категорически возражаю против поддержки политических партий. Мне несложно поддерживать демократическое движение, если оно борется против недемократического режима. Но мои фонды никогда не будут поддерживать политическую партию, и этого никогда не было. Это было бы нарушением закона, касающегося американских фондов.
