далеко от реальности. Напротив, в состоянии статического дисбаланса люди не отличают субъективное от объективного или принимают догму за конечную истину. Мы можем использовать в качестве примера анимизм – веру в одушевленность природного мира, существовавшую у первобытных людей, или коммунистическую догму бывшего Советского Союза.
Мне трудно выражать свои мысли, когда мы подходим к границе динамического дисбаланса. Различие между мышлением и реальностью становится нечетким, но на этот раз, поскольку реальность становится слишком нестабильной, она уже не так надежна, как в состояниях, близких к равновесию; напротив, она становится более пугающей и в то же время более подверженной изменениям. Это происходит не само по себе: система ценностей участников также становится менее устойчивой. Существует самоусиливающееся взаимодействие между ценностями, которыми руководствуются люди, и ходом событий. Дальше мы уже многое знаем: теперь мы имеем дело с последовательностью подъемов и спадов.
Вопрос заключается в том, что же отличает процесс подъемов и спадов, выходящий из-под контроля, от того же процесса, который вдруг резко прекращается. На этот вопрос легче дать ответ с точки зрения финансовых рынков, чем в чисто абстрактной форме. Если вы вспомните мои примеры, то вы обнаружите, что во всех случаях, когда процесс выходит из-под контроля, существует ошибка в доминирующих ценностях. Обычная ошибка заключается в том, что некая, считающаяся фундаментальной ценность оказывается рефлексивным явлением. Так было в случае с бумом конгломератов:
люди полагали, что размер доходов на акцию был чем-то независимым от рыночной стоимости акции. То же самое произошло в случае с бумом международных займов: банкиры полагали, что используемые ими для определения платежеспособности стран-должников долговые рейтинги не зависели от их собственной деятельности в области предоставления займов. Но существует и иной источник нестабильности, о котором я не упомянул. Когда люди Действуют без фундаментальных ценностей, когда они признают, что рынки являются рефлексивными и основная тенденция действует в их интересах, то рынки на самом деле становятся нестабильными. Именно это и происходит на валютных рынках. Как я показал в Алхимии финансов, спекуляции, следующие за основной тенденцией, делают систему свободно плавающих обменных курсов нестабильной, и нестабильность накапливается: чем дольше она существует, тем более нестабильной становится вся система.
Переходя от финансовых рынков к историческим процессам в общем, я должен сказать, что для того, чтобы оставаться в состоянии, близком к равновесию, люди должны договориться о некоторых фундаментальных ценностях; они должны выработать общее представление о том, что верно, а – что нет. Если они теряют это представление и позволяют себе руководствоваться лишь соображениями выгоды, ситуация становится нестабильной. Я думаю, что этот источник нестабильности особенно важен сегодня. Вы можете видеть это на фондовых рынках, где большую часть игроков составляют организации-инвесторы, думающие не о фундаментальных ценностях, а лишь о конечных результатах своей деятельности. И вы видите бесконечную гонку, в которой каждый старается опередить других в борьбе за результат. Это поощряет поведение, основанное на следовании за основной тенденцией.
Это также относится и к политической системе, где политики руководствуются лишь одним соображением – быть избранными. Такой подход подрывает самые основы демократии, как их понимали отцы-основатели. Представительная демократия основана на том, что кандидаты открыто высказывают свои взгляды, а люди затем делают выбор. Но когда люди выдвигают свои кандидатуры, они сначала изучают взгляды избирателей, а затем говорят то, что, как им кажется, понравится избирателям. Возникает «короткое замыкание», и процесс становится нестабильным. Ситуация усугубляется агрессивной телерекламой.
БВ – Таким образом, вы считаете, что как сегодняшнее состояние фондового рынка, так и процесс выборов являются хорошими примерами рефлексивного поведения?
ДС – Оба этих процесса характеризуются растущей нестабильностью и находятся под угрозой кризиса по одной и той же причине: они страдают от отсутствия фундаментальных ценностей. Но проблема лежит глубже, и она видна невооруженным глазом: теория рефлексивности утверждает, что все наши фундаментальные ценности содержат ошибку и при определенных обстоятельствах эти ошибки становятся очевидными. Тем не менее фундаментальные ценности необходимы для сохранения состояний, близких к равновесию. Если мы признаем, что ценности являются по своей природе рефлексивными, и откажемся от всех фундаментальных ценностей, мы сделаем ситуацию еще более нестабильной. Таким образом, существует некое противоречие в позиции, основанной на состояниях, близких к равновесию. Но если вы подумаете об этом, то это вполне согласуется с моей теорией рефлексивности. Если бы близкие к равновесным состояния были стабильными, состояний, далеких от равновесия, не было бы вообще. Состояния, близкие к равновесию, должны быть нестабильными.
БВ – Я этого не понимаю. Что вы имеете в виду?
ДС – Что касается финансовых рынков, то, если теория рефлексивности станет общепризнанной, рынки станут еще более рефлексивными. Я не являюсь безоговорочным приверженцем концепции относительных результатов. Я управляю своим фондом, основываясь на абсолютных результатах его деятельности, и я считаю, что это правильный способ измерения. Я думаю, что финансовые рынки были бы более стабильными, если бы люди пользовались абсолютными, а не относительными измерителями достигнутых результатов. Но необходимо признать, что целью инвестиций является результат; следовательно, имеет значение, растут акции или падают, а не сама фактическая стоимость акций. Если все отказываются принимать во внимание фактическую стоимость и начинают стремиться к относительным результатам, рынок становится нестабильным, и действовать на нем нужно в соответствии с этим.
С более широкой точки зрения я вижу в этом системную проблему: чтобы иметь стабильную систему, необходимо иметь некоторые поддерживающие ее фундаментальные ценности.
Это верно по отношению к рынку, и это еще более верно по отношению к политике. Что происходит, когда фундаментальные ценности содержат ошибку или, что еще хуже, люди приходят к убеждению, что все фундаментальные ценности ошибочны? Система становится нестабильной, она входит в состояние динамического дисбаланса. Проблема заключается в том, что, в соответствии с моей теорией рефлексивности, все фундаментальные убеждения ошибочны, так же как ошибочны все человеческие построения. Их недостатки становятся очевидными лишь при определенных обстоятельствах, и, если моя теория рефлексивности станет общепризнанной, потенциальные недостатки всех фундаментальных ценностей станут очевидными. Как можно полагаться на ценности, которые, как вы сами понимаете, могут быть ложными? В этом-то и заключается проблема. Я считаю состояния, близкие к равновесию, высоко желательными, и тем не менее моя теория рефлексивности подрывает веру в фундаментальные ценности.
БВ – Таким образом, ваша теория рефлексивности сама является рефлексивной. Это похоже на саморазоблачающееся пророчество.
ДС – Совершенно верно. Теория подводит нас к следующей проблеме: можно ли вообще придерживаться каких-то убеждений, зная, что они ошибочны?
БВ – Есть ли ответ?
ДС – Да. Если мы соглашаемся с тем, что наше понимание внутренне несовершенно, то, исходя из этого, мы можем построить новую систему ценностей. Именно это я и сделал, когда стал убежден в подверженности ошибкам.
БВ – Это слишком абстрактно для меня. Можете ли вы говорить конкретнее?
ДС – Да. Если введу концепции открытого и закрытого общества. Открытое общество основано на признании того, что мы можем ошибаться, закрытое общество – на отрицании этой идеи. Если мы на самом деле подвержены ошибкам, то открытое общество предпочтительнее закрытого, в котором отсутствует свобода мышления и выбора. Проблема заключается в том, что эту точку зрения разделяют лишь те, кто на себе испытал гнет закрытого общества или эмоционально сильно к нему относится. Люди, по праву рождения пользующиеся благами открытого общества, не могут самостоятельно прийти к этой идее.
Недавно у меня был интересный случай, когда я обсуждал этот вопрос в группе интеллектуалов Великобритании. Кто-то сказал:
«Я никогда не думал, что живу в открытом обществе». Это огромный недостаток открытого общества. Свобода – как воздух: ее считают само собой разумеющейся. Но она совсем не похожа на воздух. Если вы
