Вы не можете себе представить, какие сумасшедшие небылицы способны выдумать восточноевропейские журналисты. Они привыкли к самым грязным инсинуациям. Бороться с ними с помощью фактов практически невозможно. Но некоторая часть западной прессы – ничуть не лучше.
БВ – Пресса обычно подозрительно относится к мотивам ваших действий. Они просто не могут поверить, что все, что вы делаете, вы делаете из чисто альтруистических побуждений. Это практически уникальный случай в истории человечества. Обычно люди всегда имеют скрытые намерения, и пресса стремится выяснить, каковы же ваши намерения.
ДС – Я не виню их. Я тоже относился бы к этому с подозрением. Я понимаю, что нахожусь в очень необычном положении. Фактически я приобрел значительные возможности, особенно в некоторых странах, где у меня есть фонды. Только недавно я понял, почему это произошло. У меня был диалог с Бранко Червенковским, премьер-министром Македонии. Было сказано, что государства имеют только интересы, но не имеют принципов. Тоже самое можно сказать и о государственных деятелях. Но как государственный деятель без государства я занимал иную позицию. У меня есть только принципы, но нет интересов. Вот что дает мне мою власть. Это странное положение для игрока на фондовом рынке, но оно чрезвычайно лестно. Я не хотел бы отказаться от него ни за что на свете. Но даже если бы у меня были скрытые цели, я не мог бы себе позволить воплощать их. Я не ожидаю, что пресса поймет это; я и сам этого не понимал еще до недавнего времени.
Я не хочу строить из себя альтруиста. Я не верю, что возможно действовать без личной мотивации. Случилось так, что я нахожусь в очень привилегированной позиции, поскольку я заработал больше денег, чем мне требуется. Если бы у меня не было этого избытка, я бы не был филантропом. Я хочу напомнить, что не занимался филантропической деятельностью, пока не разбогател. Это просто старый фокус со сложными процентами – если вы получаете 30 или 40 % годовых на протяжении 25 лет, то у вас в итоге появляется очень много денег, даже если вы начинаете с очень небольшого капитала. Поэтому сумма денег, которую я накопил, является просто огромной. Основная разница между мной и другими людьми, которые имеют столько же денег, заключается в том, что я главным образом интересуюсь идеями и мне лично не нужно так много денег. Но мне не хочется думать о том, что было бы, если бы я не заработал этих денег. Мои идеи услышали бы немногие.
БВ – Все уделяют основное внимание вашим фондам. Существует ли иная филантропическая деятельность, которую вы поддерживаете, помимо ваших фондов? Поддерживаете ли вы художественные организации? Предоставляете ли вы средства на проекты, в которых не принимаете прямого участия?
ДС – В очень незначительных размерах. Мои фонды оказывают поддержку другим фондам, преследующим подобные цели, но я ограничиваю поддержку своими фондами. В действительности я довольно жестко подхожу к этому, поскольку, если я начну делать исключения, этому не будет конца. Например, я отказался вносить средства в университетские попечительские советы; я не поддерживаю оперных или симфонических оркестров.
БВ – Материальные предметы никогда не доставляли вам значительного удовольствия. Вы ничего не коллекционируете?
ДС – Нет. Я обнаружил, что коллекционирование абсолютно чуждо моей природе, поскольку я обладаю абстрактным мышлением, а коллекционирование – это наиболее конкретная вещь, какую только можно себе представить. Это не просто вопрос покупки определенного количества картин или хранения некоторого количества бутылок с вином в вашем подвале, а также необходимость запоминать все их названия. Я нахожу это очень утомительным.
БВ – То, как вы относитесь к деньгам, действительно удивительно. Вы однажды сказали мне, что я был достаточно умен для того, чтобы стать богатым, но, кажется, я не стремился получить так много денег. Что вы имели в виду?
ДС – Бизнес вовсе не так сложен. Многие люди, обладающие весьма средними интеллектуальными способностями, зарабатывают достаточно. Действительно умные люди могут получить настоящее богатство, если они действительно посвятят себя этому. Ваша проблема заключается в том, что вы хотите делать интересную работу Человеку, который хочет разбогатеть, все равно, что он делает. Он думает лишь о конечной прибыли. Весь день он думает о том, как ему больше заработать. Если это означает установку большего количества стоек для чистки обуви, то он занимается именно этим.
БВ – Хорошо, но что же доставляет вам удовольствие?
ДС – Будучи студентом, я прочел книгу, которая называлась Приключения идей. По- моему, ее написал Альфред Норт Уайтхед. Я бы сказал, что меня привлекают приключения идей. Вообще говоря, мышление является наиболее важным аспектом моего существования. Я в значительной степени созерцатель, мне нравится понимать. В молодости я много занимался философскими рассуждениями. Я потратил значительную часть своей юности, пережевывая некоторые идеи. Затем я обнаружил, что, действуя, можно узнать намного больше, чем с помощью созерцания. Поэтому я стал активным мыслителем, и мое мышление играло важную роль при принятии решений о том, какие действия предпринять, и мои действия играли важную роль в улучшении моего мышления. Это двустороннее взаимодействие между мышлением и действием стало основной сутью моей философии и основной сутью моей жизни.
БВ – Какие материальные выгоды вы получили из того, что стали миллиардером?
ДС – Вероятно, наиболее осязаемая выгода состояла в том, что я научился хорошо играть в теннис. Я получил также и некоторые другие преимущества. Конечно, способность встречаться с интересными людьми ценится очень высоко, но, хотя сейчас меня всюду приглашают, у меня нет времени никуда ходить. Но иногда я участвую в некоторых интересных событиях. Меня можно назвать «историческим наркоманом», поскольку я очень хочу оказать влияние на ход истории. Интересно, что я начинаю излечиваться от этой своей «мании». Раньше я был готов практически на все, чтобы оставить след и ощутить собственную значительность. Но по мере того, как я действительно начинаю оставлять след, я все более и более отстраняюсь и все менее хочу, чтобы мое влияние ощущалось. Я думаю, что это делает меня более эффективным, поскольку я больше не спешу участвовать в различных опасных ситуациях. Я держу определенную дистанцию, я не продвигаю свои идеи. Я жду, пока меня спросят, вместо того, чтобы пытаться влиять на других людей. Без сомнения, мне очень хотелось бы быть одним из актеров на исторической сцене, но я больше не хочу чувствовать свою значительность.
БВ – Каким вы видите свое место в истории?
ДС – Весьма неоднозначным. Я заготовил для себя место на горе Рашмор в качестве финансового менеджера, и мало вероятно, что я его потеряю, что бы ни случилось. Я также с помощью своих фондов оказал реальное влияние на страны, где они действуют. Но оставили ли след мои идеи? Научился ли я формулировать их и правильно излагать? Являются ли они сколь-либо ценными? Это имеет для меня большее значение, и в этом отношении я чувствую себя менее всего уверенным. Одни и те же идеи служили мне и при зарабатывании денег, и при расходовании. Они были правильными для меня, но это не означает, что мои идеи имеют универсальную ценность. Напротив, в некотором отношении я являюсь исключением. Заработав больше денег, чем мне необходимо, я избавился от закона «тяготения»: я могу позволить себе выступать за абстрактные принципы. Но я не могу требовать, чтобы другие делали то же самое. Я не делал этого, пока не разбогател, если бы защищал эти принципы ранее, я мог бы и не разбогатеть вообще. Вот что беспокоит меня в отношении открытого общества как политической цели. Могут ли люди позволить себе защищать его?
БВ – Вы можете. Вы находитесь в уникальном положении. И именно это может быть вашей ролью в истории.
ДС – Именно так я ее и представляю. И это дает мне приятное чувство. Возникающие у меня трудности связаны с переходом отличного к универсальному Абстракции очень много для меня значат;
в них заключено много эмоций и личного опыта. Могут ли они быть столь же значимы для остальных? Мне хотелось бы это знать. Но если люди, как правило, не считают открытое общество целью, за которую стоит бороться, как может выжить вся наша глобальная система? Это проблема, с которой сталкивается мир, и я не знаю ответа. Здесь я захожу в тупик. И я полагают, что мы все заходим здесь в тупик.
БВ – Не обескуражила ли вас сложность мировых проблем?
ДС – Это определенно так. Видите ли, человеческие возможности ограничены. В
