— Мне жаль, что мой поступок спутал мероприятия обычной программы, Коди. Я вовсе не собиралась устраивать ничего подобного, я надеялась, что мне удалось ускользнуть от всех незаметно.
Не думая, что он делает, Коди машинально обернулся на ее голос и… окаменел. Его взгляд скользнул по лицу девушки, по ее плечам, затем — вниз, к длинным стройным ногам, и замер, не в силах оторваться от точеных золотистых икр, мягко переходящих в изысканной формы бедра, которые, в свою очередь, переходили в…
Он решительно тряхнул головой. Она — чужая, и ему нельзя забывать об этом. Она — городская, всегда была ею и навсегда такой останется. Рано или поздно она все равно вильнет хвостом и сбежит к огням большого города. Ведь Кэти не раз говорила ему, что они с сестрой совсем непохожи! Кэти любила лошадей, вестерны, пикники на лоне природы, а Шелби — роликовые коньки, велосипеды и фантастические боевики…
Ладони Коди сжались в кулаки. Городские девушки и сельские парни не созданы друг для друга, и эта истина далась ему слишком дорого. Но, черт возьми, на нее так приятно смотреть — на соблазнительные изгибы ее тела, на волосы цвета коры Мамонтова дерева, на губы, которые, казалось, вечно улыбаются, на задорно вздернутый носик… А глаза! Боже, какие глаза! Он был зачарован ими, тонул в них, в их густой зелени цвета сосновой хвои, в которой, словно крохотные кометы, вспыхивали золотые искорки.
Шелби была из тех женщин, единожды увидев которых, мужчины теряют голову еще до того, как сами понимают, что с ними произошло.
Она подняла глаза и увидела устремленный на нее взгляд Коди. Ее щеки порозовели, а сердце забилось чаще. Девушка чувствовала, что краснеет все сильнее и сильнее, и ничего не могла поделать со своим смущением, хотя и говорила себе, что обычный купальный костюм прикрывает тело ничуть не лучше ее теперешнего наряда. Стоять вот так перед Коди Фарлоу, имея на бедрах лишь крохотный треугольник полосатого нейлона, было как-то… как-то неуютно. Она выхватила у него из рук свои джинсы, мгновенно скользнула в них и села на камень, чтобы натянуть сапоги.
Когда Шелби подняла глаза, Коди рядом уже не было.
Лишь после того, как между ним и остальными пролегло несколько миль опасных горных дорог, Коди перестал погонять Солдата, и тот перешел на шаг. И конь, и всадник любили быструю езду, а ветер, трепавший черные гриву и хвост Солдата и обдувавший лицо ковбоя, придавал их скачке ощущение полета.
Ему было просто необходимо избавиться от наваждения, которое внушала ему Шелби, побыть одному, привести в порядок свои мысли и чувства. Останься он там, среди скал, еще хоть на мгновение, вряд ли ему удалось бы справиться с собой. Коди не мог понять, как этой женщине удалось так глубоко проникнуть в его мозг, во все его существо, но знал, что дело обстоит именно так. Однако хуже всего было то, что она, как он отлично понимал, и не догадывается об этом.
Он окинул взглядом раскинувшийся перед ним пейзаж и постарался забыть о Шелби Хилл. Он любил просторы Монтаны, ее дикие равнины и величественные горы, и тосковал по ним, стоило ему покинуть их хоть ненадолго. Да еще как тосковал! И с чего он взял тогда, что сможет жить городе? Совершенно безрассудная идея… Но любовь — или то, что он считал любовью, — толкала его на самые сумасбродные, невероятные поступки, о которых раньше он не мог и помыслить.
Коди вспоминал колышущийся поток голов на улицах Нью-Йорка, людей — безразличных, толкающихся, спешащих куда-то по тротуарам, смотрящих только прямо перед собой, словно боясь узнать кого-нибудь из встречных…
В Нью-Йорке он чувствовал себя потерянным. Его душа рвалась к широким просторам, чистому воздуху, бескрайним пастбищам и увенчанным снежными коронами горам, а вместо них его окружали транспортные пробки на улицах, пелена удушливого смога и ввинчивающиеся в небо высотные здания из стекла и бетона. Всякий раз, когда он видел конного полицейского, его сердце щемила тоска по родным местам, а с каждой прогулки в Центральном парке он неизменно возвращался мрачным и подавленным.
И город стал молчаливым свидетелем крушения его отношений с Лайзой. Коди так и не смог принять ее образ жизни, как не смог и найти работу, которая давала бы ему хотя бы половину того, что она зарабатывала как топ-модель. Он не желал мириться с тем, что они жили в основном на ее деньги, и это приводило к бесконечным ночным спорам, пока наконец она не объявила ему, что между ними все кончено, что он может собирать вещички и катиться назад в столь любимую им глушь.
Шелби Хилл была того же типа, что и Лайза: красивая, выросшая в городе и обеспеченная так, как ему и не снилось.
Солдат перепрыгнул небольшой овраг, и это отвлекло Коди от его мыслей. Он натянул поводья, останавливая коня, а затем привстал на стременах и снова окинул взглядом эту бескрайнюю землю, которую привык считать своим домом. Коди твердо знал, что его место здесь и он никогда больше не уедет отсюда.
Перед ним на сотни миль простиралась первозданная в своей свежести картина, сотканная из переливов ярких цветов и мягких волн рельефа. Шли годы, и лежащая за этими горами страна менялась, ширилась и развивалась, вытесняя природу, превращая ее в воспоминание о детстве человечества. Но здешних краев это не коснулось. В горах Монтаны все еще можно было встретить диких котов, гризли и муфлонов, а на равнинах — койотов и даже бизонов, хотя стада последних изрядно поредели за последние сто лет.
«Земля обетованная, — подумал Коди. — Старо как мир, но так верно!»
Если бы только Шелби могла чувствовать эту землю, любить ее, как он… но на это нечего было и надеяться. И почему его все время тянет не к тем женщинам?!
Перед копытами Солдата по земле скользнула быстрая тень, и Коди взглянул вверх, приложив ко лбу согнутую козырьком руку. Высоко над ним, разрезая широкими крыльями лазурную гладь неба, кружил ястреб. На какое-то время птица зависла в почти абсолютной неподвижности, а затем, видимо, выследив жертву, резко снизила полет и скрылась вдали за массивом соснового леса.
Коди повернул коня на восток и, ударив каблуками, погнал его туда, где остался маленький отряд его подопечных.
Проскакав около шести миль, Коди забеспокоился. Куда все подевались? Он ожидал увидеть их еще на склоне предыдущего холма, но там никого не оказалось. Все бесследно исчезли — и скучающие богатые дамы и господа, решившие почувствовать себя ковбоями, и ковбои настоящие. Коди снова пришпорил Солдата, и тот перешел на крупную рысь. Что-то не так. Что-то случилось! Черт возьми, их нельзя было оставлять!
Ланс рывком отстегнул кожаный ремень, крепивший конец кожаного лассо к седлу, спешился и, сворачивая лассо на бегу, бросился к краю дороги, оттолкнув в сторону нескольких стоявших на пути работников ранчо.
— Держись, красотка, я иду тебе на помощь! — крикнул он, подбегая к тому месту, где дорога обрывалась. Впереди не было ничего — ничего, кроме бездны. Ланс заглянул вниз, удовлетворенно кивнул и остановился в нескольких дюймах от предательской кромки, ниже которой лежал глубокий каньон. Высоко подняв правую руку, он стал раскручивать лассо, пока оно со свистом не закружилось вокруг его головы.
Джейк хотел было подойти к нему, но остановился, едва успев увернуться от гудящей петли.
— Эй, мистер, — крикнул Джейк, — убирайся отсюда! Чего ты надеешься добиться с этой дурацкой веревкой? Здесь тебе не съемочная площадка!
— Не лезь, старик! — огрызнулся Ланс.
Все присутствующие уставились на него: ковбои — с полным недоумением, а гости — с восторгом и благоговением, ведь эта сцена так напоминала вестерны с его участием!
Рука Ланса с силой метнулась вперед, и лассо взмыло в небо. И в то же мгновение он потерял равновесие.
Меньше чем за секунду Ланс Мердок вдруг превратился из смелого, уверенного в себе красавца-
