'Зимник' и 'летник' - две большие разницы.
Два-три раза в столетие что в Японии, что на Среднем Востоке случаются катастрофические землетрясения. Но японцев и в перерывах трясёт. Поэтому они сделали сверхлёгкую конструкцию - дом на лёгком бамбуковом каркасе со стенами из бумаги. А в Азии - одноразовые удары. Память о землетрясении следующему поколению не передаётся. Поэтому саклю строят с глиняной крышей. Перед каждым сезоном дождей добавляют новый слой глины. При ударе получается вполне готовая могила на всю семью. Выжившие сперва боятся. Потом подрастает новое поколение, снова накатывает глину у себя над головой. Снова... количество человеческих жертв зашкаливает. Хорошо что на Руси землетрясений сильных не бывает. Или все-таки были? Не помню из истории.
Между избами из довольно мощных брёвен - вставки. По геометрии - такие-же. Бревна тоньше. Сени. Проходные неотапливаемые помещения. Из двух - одной с женской и одной с мужской половин - выходы на задний двор. И с той стороны, с фасада - еще три крыльца. Но нет подклети - настоящее боярское крыльцо не построишь. С высокой лестницей, с резными перилами, балясинами-столбами. И крыши везде простые - двускатные. Ни четырёхскатных, ни шатров, ни бочек. Что ж все-таки Аким с этой башенкой задумывал? Башенка-терем, ставится над средней частью дома. А тут она вообще с основным строением не связана.
Ну что Ванюша, посидел-отдохнул? По-этнографировал? Пора и за дело приниматься: слуг своих верных - мордовать-строить, невиновных-неповинных - убивать-резать.
К моему удивлению, в отведённых Храбриту, а теперь мне, покоях было тихо. Ивашко выбрался в гридницу где, после вчерашнего празднования с мордобоем, происходила уборка. Вешал лапшу на уши бабам из прислуги. Выскочивший из боковых дверей Доман попытался его несколько... к делу приспособить и замолк, увидя меня входящего. Вот сразу две проблемы: как строить отношения с местным управителем, которому я меч к горлу приставлял. И чем занять Ивашку. А то он, с его болтливостью, меня точно под монастырь подведёт. Пришлось изобрести ахинею:
-- Ивашка! Башенку недостроенную видел? Выясни - в каком состоянии. Двери, крыша, возможность достройки, установления постоянного наблюдения за окрестностями. Исполняй.
Доман сразу начал губы жевать.
-- А что, боярич, боишься придёт кто? За тобой?
-- Бережёного бог бережёт. Слышал? Прибираетесь тут? Ну-ну.
И с чувством глубоко исполненного долга молодой господин отправился к себе.
И поспел. Неугомонно-любознательный Николай углядел-таки странную половицу в нашей клети. Поддел её, 'а тама... Господине! Ларец большой! С златом-серебром, поди. Только запертый. Вот я его счас топором...'. Еле урезонил. Подклети нет. Пространство под полом невелико. Значит ставили отсюда, из комнаты. Вернее всего - прежние жильцы. Значит в их вещах и ключик должен быть. Николай от такой логичности заткнулся и возрадовался. От мудрости господина своего. А мне пришлось под его восхищённое пришепётывание перетряхивать одежду. Нашёл-таки в Храбритовых вещах подходящий ключик. В том самом мешочке, то покойник на шее носил. Естественно, никакого злата-серебра. Одни берестяные грамоты.
Береста - материал второсортный. Серьёзных, официальных документов на ней не пишут. Так, что- то для памяти, письма близким друзьям и родственникам, школьные упражнения. Николай сперва всунулся с азартом. Уж и не знаю - что он там ожидал увидеть. То ли расписки долговые на предъявителя, то ли расчёт долговременного тренда по пушнине. Потом плюнул: 'Доносы какие-то. Храбритово занятие. В печь кинуть'. Это ты зря, доносы, да еще из личного архива мастера типа Храбрита... стоит почитать.
И покатилась жизнь обыденная... Я и оглянуться не успел, как давешний мальчонка прибежал: 'Тама... эта... вечелять пошли'. Ну все же понятно: 'коса - косить, чело - челять'. В смысле: 'несите ваш фейс к нашему тейбелу'. Сходили в поварню, повечерели. Деду с Яковом и Марьяше с Ольбегом - ужин в номера. А нас... а я так и не понял - кажется Доман таким образом мне досадить решил. Место, так сказать, указать - за столом с дворовыми. Ну и дурак, нельзя оскорбить человека тем, чего он не понимает. А вот ему самому очень 'не очень' было, когда я ему указывать начал. И тряпье у нас не забрано в постирушку, и в поварне черепки по углам валяются. Тут Ивашка прибежал - у одного коня в стойле доска гнилая. Вот Ивашка опёрся - а она хрясь...
Как делать выволочку не повышая голоса, без грубых слов, без чересчур ярких и выразительных образов, типа Степанидинского описания случки птицы Сирин со Змеем Горынычем, но так что б дошло... Я это и по прошлой жизни вполне умею. Дворня сперва подхихикивала. Потом и они затихли. Когда я с управителя конкретно на главного конюха переключился. Стряпуха всунулась. Нормальная бабенция, семь на восемь, восемь на семь. Тоже сперва горлом взять пыталась. пока я не поинтересовался насчёт противозачаточных средств от мешков с репой. И обрисовал подробности. Попутно вспомнил: а пленников моих кормили? Конечно, нет. Все друг на друга кивают. Докивались до Якова. Тут я предложил организовать прямо на месте очную ставку. С незамедлительными оргвыводами в форме телесных наказаний. Как они дружно взвились. Конюх так уже и в голос: 'Да ты кто такой?'. Пришлось напомнить. Кто здесь я, а кто он. И что мои кони мне дороже. Нежели батюшкин конюх. И дрючком своим так... в руке покачать. То, что между мои дрючком и мёртвым Храбритом есть какая-то связь - они уже поняли. А вот подробности... Самый простор для страшных сказок.
Затянулся несколько вечерний приём пищи. Я еще и самопросветительством пытался заняться. Пустое: спрашивать о чем-то впрямую - себе дороже. Такую невнятную ахинею несут. Не славяне, одним словом.
Только назад в покои вернулись - бабы забегали. 'Это на постелю покрывала, это - на столы. А вот сенца свежего матрас...'. Ивашке раздолье, встал в дверях часовым: к каждой в дверях прижмётся, за каждую подержится. За каждую - из двух. Потом и вообще - из одной. А Николаю сплошная нервотрёпка: как бы не спёрли чего. А в избе и вправду - летом спать тяжело. За день бревна и крыша прогреваются, оконца маленькие, местные говорят - 'волоковые'. Сантиметров 20 на 40. Под самым потолком два в ряд. Ага. А стена метров пять. Вообще, помещение примерно 5 на 5. Может, чуть больше. Не проветривается напрочь. И печь русская с трубой занимает 2 на 3. Плюс пространство между печкой и стеной.
А вот сени, что в гридницу, что в другую избу: людскую, челядинскую - лёгкие, продуваемые.
Эти и не новые, и не кленовые, и не решетчатые. Но жить в них удобнее. Пока лето. В мужской людской - пусто. Женатые - по своим избам вдоль забора, неженатые - кто где. Кто на сеновалах, кто на конюшне. Как стемнело - никого не видать. Как-то скучновато живут. Ни вечорок, ни посиделок. Я как-то привык что в деревне летом к ночи какой-нибудь сбор устраивается. С приключениями типа обжимания и последующего мордобоя. В чем я был постоянным участником. И в том, и в другом - деревенские городских не любят. А мы любим. Но не всех, а только молодых и грудастых.
Опять из меня фольк лезет. Хотя, бывало, и на тракторах за мной гонялись. Эх-хе...